Ce n’est pas une traduction mots a mots mais les livres dans les deux languages mis côte a côte. Vous pouvez le lire en Français, en russe ou parallèlement.
Это не дословный перевод, а книга Невский проспект на двух языках, вышедшие бок о бок. Вы можете прочитать его на французском, русском или на обоих языках.
Идиот. Роман Федора Достоевского
| Идиот. Роман Федора Достоевского | L’Idiot, de Fédor Dostoïevski |
| < < < | > > > |
| ЧАСТЬ ВТОРАЯ | DEUXIÈME PARTIE |
| Глава VI | Chapter VI |
| – Ты ведь один? Не женат? | – Tu es seul ? Tu n’es pas marié ? |
| – Нет, не женат, – улыбнулся князь наивности пущенной шпильки. | – Non, je ne suis pas marié, répondit le prince en souriant de la naïveté avec laquelle elle avait lancé cette pointe. |
| – Улыбаться нечего; это бывает. Я про дачу: зачем не к нам переехал? У нас целый флигель пустой. Впрочем, как хочешь. Это у него нанимаешь? У этого? – прибавила она вполголоса, кивнув на Лебедева. – Что он все кривляется? | – Il n’y a pas de quoi sourire ; cela peut arriver. Mais je pense à la villégiature : pourquoi n’es-tu pas descendu chez nous ? Nous avons tout un pavillon inoccupé. Après tout, c’est ton affaire ! Tu es le locataire de cet individu ? ajouta-t-elle à mi-voix en désignant des yeux Lébédev. Pourquoi fait-il toujours des contorsions ? |
| В эту минуту из комнат вышла на террасу Вера, по своему обыкновению, с ребенком на руках. Лебедев, извивавшийся около стульев и решительно не знавший куда девать себя, но ужасно не хотевший уйти, вдруг набросился на Веру, замахал на нее руками, гоня прочь с террасы, и даже, забывшись, затопал ногами. | À ce moment Véra, sortant de l’appartement, parut sur la terrasse ; comme à l’ordinaire elle tenait le nouveau-né dans ses bras. Lébédev, qui tournait autour des chaises sans savoir que faire de sa personne mais sans se décider à s’en aller, s’élança brusquement sur sa fille et se mit à gesticuler pour l’éloigner. Il s’oublia même jusqu’à frapper le sol du pied. |
| – Он сумасшедший? – прибавила вдруг генеральша. | – Il est fou ? demanda précipitamment la générale. |
| – Нет, он… | – Non, il… |
| – Пьян, может быть? Не красива же твоя компания, – отрезала она, захватив в своем взгляде и остальных гостей; – а впрочем, какая милая девушка! Кто такая? | – Il est ivre, peut-être ? Eh bien, tu es en jolie compagnie ! fit-elle sèchement après avoir jeté un coup d’œil sur les autres visiteurs. – Toutefois voici une charmante jeune fille. Qui est-ce ? |
| – Это Вера Лукьяновна, дочь этого Лебедева. | – C’est Véra Loukianovna, la fille de ce Lébédev. |
| – А!.. Очень милая. Я хочу с ней познакомиться. | – Ah !… elle est très gracieuse. Je veux faire sa connaissance. |
| Но Лебедев, расслышавший похвалы Лизаветы Прокофьевны, уже сам тащил дочь, чтобы представить ее. | Mais Lébédev, qui avait entendu les paroles flatteuses d’Elisabeth Prokofievna, amenait déjà sa fille pour la présenter lui-même. |
| – Сироты, сироты! – таял он, подходя: – и этот ребенок на руках ее – сирота, сестра ее, дочь Любовь, и рождена в наизаконнейшем браке от новопреставленной Елены, жены моей, умершей тому назад шесть недель, в родах, по соизволению господню… да-с… вместо матери, хотя только сестра и не более, как сестра… не более, не более… | – Des orphelins, ce sont des orphelins ! gémit-il en s’approchant avec obséquiosité. – Et le bébé qu’elle a dans les bras est aussi un orphelin ; c’est sa sœur Lioubov, ma fille née en très légitime mariage de mon épouse Hélène, morte en couches voici six semaines par la volonté de Dieu… Oui… elle lui tient lieu de mère, bien qu’elle ne soit que sa sœur… rien de plus, rien… |
| – А ты, батюшка, не более как дурак, извини меня. Ну, довольно, сам понимаешь, я думаю, – отрезала вдруг Лизавета Прокофьевна в чрезвычайном негодовании. | – Et toi, mon brave, tu n’es rien de plus qu’un imbécile ; excuse ma franchise. Maintenant, en voilà assez ! je suppose que tu le comprends de toi-même, ajouta-t-elle dans un subit accès d’indignation. |
| – Истинная правда! – почтительнейше и глубоко поклонился Лебедев. | – C’est l’exacte vérité ! répondit Lébédev en s’inclinant avec un profond respect. |
| – Послушайте, господин Лебедев, правду про вас говорят, что вы Апокалипсис толкуете? – спросила Аглая. | – Dites-moi, monsieur Lébédev, on prétend que vous interprétez l’Apocalypse. Est-ce vrai ? demanda Aglaé. |
| – Истинная правда… пятнадцатый год. | – C’est l’exacte vérité !… Voici quinze ans que je l’interprète. |
| – Я о вас слышала. О вас и в газетах печатали, кажется? | – J’ai entendu parler de vous. Je crois même qu’il a été question de vous dans les journaux. |
| – Нет, это о другом толкователе, о другом-с, и тот помер, а я за него остался, – вне себя от радости проговорил Лебедев. | – Non ; les journaux ont parlé d’un autre commentateur ; il est mort et je l’ai remplacé, reprit Lébédev qui ne se tenait plus de joie. |
| – Сделайте одолжение, растолкуйте мне когда-нибудь на-днях, по соседству. Я ничего не понимаю в Апокалипсисе. | – Faites-moi le plaisir, puisque nous sommes voisins, de venir un jour m’interpréter quelques passages de l’Apocalypse. Je n’y comprends goutte. |
| – Не могу не предупредить вас, Аглая Ивановна, что все это с его стороны одно шарлатанство, поверьте, – быстро ввернул вдруг генерал Иволгин, ждавший точно на иголочках и желавший изо всех сил как-нибудь начать разговор; он уселся рядом с Аглаей Ивановной; – конечно, дача имеет свои права, – продолжал он, – и свои удовольствия, и прием такого необычайного интруса для толкования Апокалипсиса есть затея как и другая, и даже затея замечательная по уму, но я… Вы, кажется, смотрите на меня с удивлением? Генерал Иволгин, имею честь рекомендоваться. Я вас на руках носил, Аглая Ивановна. | – Je ne puis me dispenser de vous prévenir, Aglaé Ivanovna, que tout cela n’est de sa part que du charlatanisme, croyez-m’en ! fit précipitamment le général Ivolguine qui, assis à côté d’Aglaé, était au supplice de ne pouvoir se mêler à la conversation. – Évidemment, la vie à la campagne a ses droits comme aussi ses plaisirs, continua-t-il. Recevoir chez soi un pareil intrus pour se faire expliquer l’Apocalypse, c’est une fantaisie comme une autre, voire une fantaisie d’une ingéniosité remarquable, mais je… Vous avez l’air de me regarder avec surprise ? Permettez que je me présente : général Ivolguine. Je vous ai portée sur mes bras, Aglaé Ivanovna. |
| – Очень рада. Мне знакомы Варвара Ардалионовна и Нина Александровна, – пробормотала Аглая, всеми силами крепясь, чтобы не расхохотаться. | – Charmée de faire votre connaissance. Je connais Barbe Ardalionovna et Nina Alexandrovna, murmura Aglaé qui se tenait à quatre pour ne pas éclater de rire. |
| Лизавета Прокофьевна вспыхнула. Что-то давно накопившееся в ее душе вдруг потребовало исхода. Она терпеть не могла генерала Иволгина, с которым когда-то была знакома, только очень давно. | Elisabeth Prokofievna se fâcha tout rouge… La colère trop longtemps contenue dans son cœur avait besoin de s’épancher. Elle ne pouvait supporter le général Ivolguine qu’elle avait connu autrefois, il y avait fort longtemps. |
| – Лжешь, батюшка, по своему обыкновению, никогда ты ее на руках не носил, – отрезала она ему в негодовании. | – Tu mens, mon cher, selon ton habitude ! Tu n’as jamais porté ma fille sur tes bras, lui dit-elle avec emportement. |
| – Вы забыли, maman, ей богу носил, в Твери, – вдруг подтвердила Аглая. – Мы тогда жили в Твери. Мне тогда лет шесть было, я помню. Он мне стрелку и лук сделал, и стрелять научил, и я одного голубя убила. Помните, мы с вами голубя вместе убили? | – Vous l’avez oublié, maman, mais c’est, ma foi, vrai qu’il m’a portée, confirma soudain Aglaé. C’était à Tver, où nous habitions alors. J’avais six ans et je m’en souviens. Il m’a fait une flèche et un arc, il m’a appris à tirer et j’ai tué un pigeon. Vous ne vous rappelez pas que nous avons tué ensemble un pigeon ? |
| – А мне тогда каску из картона принес и шпагу деревянную, и я помню! – вскричала Аделаида. | – Et moi, il m’a donné un casque en carton et une épée de bois ; je m’en souviens également ! s’écria Adélaïde. |
| – И я это помню, – подтвердила Александра. – Вы еще тогда за раненого голубя перессорились, и вас по углам расставили; Аделаида так и стояла в каске и со шпагой. | – Moi aussi, je m’en souviens ! renchérit Alexandra. Vous vous êtes même querellées à propos du pigeon blessé et on vous a mises chacune dans un coin. Adélaïde a dû rester plantée là avec son casque et son épée. |
| Генерал, объявивший Аглае, что он ее на руках носил, сказал это так, чтобы только начать разговор, и единственно потому, что он почти всегда так начинал разговор со всеми молодыми людьми, если находил нужным с ними познакомиться, Но на этот раз случилось, как нарочно, что он сказал правду и, как нарочно, правду эту он и сам забыл. | n rappelant à Aglaé qu’il l’avait portée dans ses bras, le général avait seulement voulu dire quelque chose pour lier conversation, comme il en usait avec tous les jeunes gens dont il jugeait opportun de faire la connaissance. Mais, comme par un fait exprès, il se trouva cette fois-ci qu’il était tombé juste en évoquant une circonstance véridique qu’il avait lui-même oubliée. |
| Так что, когда Аглая вдруг подтвердила теперь, что она с ним вдвоем застрелила голубя, память его разом осветилась, и он вспомнил обо всем об этом сам до последней подробности, как нередко вспоминается в летах преклонных что-нибудь из далекого прошлого. Трудно передать, что в этом воспоминании так сильно могло подействовать на бедного и, по обыкновению, несколько хмельного генерала; но он был вдруг необыкновенно растроган. | Si bien que lorsque Aglaé eut inopinément attesté qu’ils avaient tué ensemble un pigeon, la mémoire lui revint d’un seul coup et il se rappela tout dans les moindres détails, comme il advient souvent aux vieilles gens qui remémorent un passé lointain. Il serait difficile de dire ce qui, dans cette évocation, fit impression sur le pauvre général, un peu gris comme à son ordinaire ; toujours est-il qu’il en parut vivement ému. |
| – Помню, все помню! – вскричал он. – Я был тогда штабс-капитаном. Вы – такая крошка, хорошенькая. Нина Александровна… Ганя… Я был у вас… принят. Иван Федорович… | – Je me rappelle, oui je me rappelle tout ! s’exclama-t-il. J’étais alors capitaine en second. Vous étiez si petite, si mignonne ! Nina Alexandrovna…, Gania… C’était le temps où… j’étais reçu chez vous. Ivan Fiodorovitch… |
| – И вот, видишь, до чего ты теперь дошел! – подхватила генеральша. – Значит, все-таки не пропил своих благородных чувств, когда так подействовало! А жену измучил. Чем бы детей руководить, а ты в долговом сидишь. Ступай, батюшка, отсюда, зайди куда-нибудь, встань за дверь в уголок и поплачь, вспомни свою прежнюю невинность, авось бог простит. | – Et tu vois à quoi tu en es arrivé maintenant ! reprit la générale. Cependant la boisson n’a pas étouffé en toi les sentiments nobles, puisque tu t’attendris ainsi sur ce souvenir. Mais tu as martyrisé ta femme. Au lieu de donner l’exemple à tes enfants, tu te fais mettre à la prison pour dettes. Va-t’en d’ici, mon ami ! retire-toi n’importe où, derrière la porte, dans un coin, et pleure en te rappelant ton innocence d’antan ; peut-être Dieu te pardonnera-t-il ! |
| Поди-ка, поди, я тебе серьезно говорю. Ничего нет лучше для исправления, как прежнее с раскаянием вспомнить. Но повторять о том, что говорят серьезно, было нечего: генерал, как и все постоянно хмельные люди, был очень чувствителен, и как все слишком упавшие хмельные люди, не легко переносил воспоминания из счастливого прошлого. Он встал и смиренно направился к дверям, так что Лизавете Прокофьевне сейчас же и жалко стало его. | Allons, va ! je te parle sérieusement. Pour se corriger, il n’y a rien de tel que de se souvenir du passé avec contrition. Ce n’était pas la peine d’insister : le général avait la sensibilité aiguë des gens qui ont l’habitude de boire et il lui était pénible, comme à tous les déclassés, de se remémorer les jours heureux. Il se leva et se dirigea vers la porte avec une telle docilité qu’Elisabeth Prokofievna le prit aussitôt en pitié. |
| – Ардалион Александрыч, батюшка! – крикнула она ему вслед, – остановись на минутку; все мы грешны; когда будешь чувствовать, что совесть тебя меньше укоряет, приходи ко мне, посидим, поболтаем о прошлом-то. Я ведь еще, может, сама тебя в пятьдесят раз грешнее; ну, а теперь прощай, ступай, нечего тебе тут… – испугалась она вдруг, что он воротится. | – Ardalion Ardalionovitch, mon ami, s’écria-t-elle en le rappelant, attends une minute ! nous sommes tous pécheurs ; quand tu sentiras que ta conscience est un peu calmée, viens me voir, nous consacrerons un moment à causer du passé. Qui sait si je n’ai pas commis cinquante fois plus de péchés que toi ? Mais maintenant adieu, va-t’en ! tu n’as rien à faire ici…, ajouta-t-elle brusquement, effrayée de le voir revenir. |
| – Вы бы пока не ходили за ним, – остановил князь Колю, который побежал-было вслед за отцом. – А то через минуту он подосадует, и вся минута испортится. | – Vous feriez mieux pour le moment de ne pas le suivre, dit le prince à Kolia dont le premier mouvement avait été d’emboîter le pas à son père. Sans cela, dans un instant il sera de mauvaise humeur et c’en sera fait de ses bonnes dispositions. |
| – Это правда, не тронь его; через полчаса поди, – решила Лизавета Прокофьевна. | – C’est juste ; laisse-le ; tu iras le retrouver dans une demi-heure, décida Elisabeth Prokofievna. |
| – Вот что значит хоть раз в жизни правду сказать, до слез подействовало! – осмелился вклеить Лебедев. | – Voilà ce que c’est que de dire, une fois dans sa vie, la vérité à quelqu’un : il en a été ému jusqu’aux larmes ! risqua Lébédev. |
| – Ну уж и ты-то, батюшка, должно быть, хорош, коли правда то, что я слышала, – осадила его сейчас же Лизавета Прокофьевна. | Elisabeth Prokofievna le remit incontinent à sa place : – Et toi aussi, mon bon ami, tu dois être un joli monsieur, si ce que j’ai entendu dire est vrai ! |
| Взаимное положение всех гостей, собравшихся у князя, мало-по-малу определилось. Князь, разумеется, в состоянии был оценить и оценил всю степень участия к нему генеральши и ее дочерей и, конечно, сообщил им искренно, что и сам он сегодня же, еще до посещения их, намерен был непременно явиться к ним, несмотря ни на болезнь свою, ни на поздний час. Лизавета Прокофьевна, поглядывая на гостей его, ответила, что это и сейчас можно исполнить. | La situation respective de tous les visiteurs réunis sur la terrasse se précisait peu à peu. Le prince sut naturellement apprécier à sa juste valeur le témoignage de sympathie dont il était l’objet de la part de la générale et de ses filles. Il leur dit d’un ton sincère qu’il avait eu, avant leur visite, l’intention bien arrêtée de se présenter chez elles le jour même, malgré son état de santé et l’heure tardive. Elisabeth Prokofievna répondit, en jetant un regard de dédain sur les visiteurs, qu’il était encore temps de mettre ce projet à exécution. |
| Птицын, человек вежливый и чрезвычайно уживчивый, очень скоро встал и отретировался во флигель к Лебедеву, весьма желая увести с собой и самого Лебедева. Тот обещал придти скоро; тем временем Варя разговорилась с девицами и осталась. Она и Ганя были весьма рады отбытию генерала; сам Ганя тоже скоро отправился вслед за Птицыным. В те же несколько минут, которые он пробыл на террасе при Епанчиных, он держал себя скромно, с достоинством, и нисколько не потерялся от решительных взглядов Лизаветы Прокофьевны, два раза оглядевшей его с головы до ног. Действительно, можно было подумать знавшим его прежде, что он очень изменился. Это очень понравилось Аглае. | Ptitsine, homme poli et très conciliant, ne tarda pas à se lever et se retira dans l’appartement de Lébédev ; il aurait vivement désiré emmener celui-ci, mais il n’en obtint que la promesse d’être bientôt rejoint par lui. Barbe qui s’entretenait avec les jeunes filles ne bougea pas. Gania et elle étaient fort aises du départ du général. Gania s’en alla peu après Ptitsine. Pendant les quelques minutes qu’il avait passées sur la terrasse en présence des Epantchine, il avait eu une contenance modeste et digne et ne s’était pas troublé sous le regard dominateur d’Elisabeth Prokofievna, qui par deux fois l’avait toisé de la tête aux pieds. Il pouvait, en vérité, paraître très changé à ceux qui l’avaient connu précédemment. Son attitude fit une impression tout à fait favorable sur Aglaé. |
| – Ведь это Гаврила Ардалионович вышел? – спросила она вдруг, как любила иногда делать, громко, резко, прерывая своим вопросом разговор других и ни к кому лично не обращаясь. | – C’est, je crois, Gabriel Ardalionovitch qui vient de sortir ? demanda-t-elle à brûle-pourpoint, comme elle aimait parfois à le faire en interrompant à haute voix la conversation des autres personnes et en parlant à la cantonade. |
| – Он, – ответил князь. | – C’est lui, répondit le prince. |
| – Едва узнала его. Он очень изменился и… гораздо к лучшему. | – C’est à peine si je l’ai reconnu, fit Aglaé. Il a beaucoup changé… et à son avantage. |
| – Я очень рад за него, – сказал князь. | – J’en suis enchanté pour lui, dit le prince. |
| – Он был очень болен, – прибавила Варя с радостным соболезнованием. | – Il a été très malade, ajouta Barbe sur un ton de commisération où perçait une joie secrète. |
| – Чем это изменился к лучшему? – в гневливом недоумении и чуть не перепугавшись, спросила Лизавета Прокофьевна, – откуда взяла? Ничего нет лучшего. Что именно тебе кажется лучшего? | – En quoi a-t-il changé à son avantage ? demanda Elisabeth Prokofievna avec un accent de colère et presque d’effroi. – Où as-tu pris cela ? Je ne trouve rien de mieux en lui. Que trouves-tu toi ? |
| – Лучше “рыцаря бедного” ничего нет лучшего! – провозгласил вдруг Коля, стоявший все время у стула Лизаветы Прокофьевны. | – Il n’y a rien de mieux qu’un « chevalier pauvre », s’exclama tout à coup Kolia, qui se tenait toujours près de la chaise d’Elisabeth Prokofievna. |
| – Это я сам тоже думаю, – сказал князь Щ. и засмеялся. | – C’est aussi mon avis, dit en riant le prince Stch… |
| – Я совершенно того же мнения, – торжественно провозгласила Аделаида. | – C’est également le mien, déclara solennellement Adélaïde. |
| – Какого “рыцаря бедного”? – спрашивала генеральша, с недоумением и досадой оглядывая всех говоривших, но увидев, что Аглая вспыхнула, с сердцем прибавила: – Вздор какой-нибудь! Какой такой “рыцарь бедный”? | – Que « chevalier pauvre » ? demanda la générale en fixant sur eux un regard de perplexité et de dépit. Puis, voyant Aglaé rougir, elle ajouta avec colère : – Ce doit être quelque bêtise ! Qu’est-ce que c’est que ce « chevalier pauvre » ? |
| – Разве в первый раз мальчишке этому, фавориту вашему, чужие слова коверкать! – с надменным негодованием ответила Аглая. | – Est-ce la première fois que ce gamin, qui est votre favori, dénature les paroles des autres ? répliqua Aglaé sur un ton d’arrogance outrée. |
| В каждой гневливой выходке Аглаи (а она гневалась очень часто), почти каждый раз, несмотря на всю видимую ее серьезность и неумолимость, проглядывало столько еще чего-то детского, нетерпеливо школьного и плохо припрятанного, что не было возможности иногда, глядя на нее, не засмеяться, к чрезвычайной, впрочем, досаде Аглаи, не понимавшей чему смеются, и “как могут, как смеют они смеяться”. | Aglaé était sujette à des accès de colère très fréquents, mais quand elle s’y laissait aller, leur véhémence s’alliait toujours à quelque chose de si enfantin et de si gauche qu’on ne pouvait parfois s’empêcher de rire en la regardant. Ceci avait le don de l’exaspérer, car elle ne s’expliquait pas cette hilarité et se demandait comment on pouvait et osait rire de son emportement. |
| Засмеялись и теперь сестры, князь Щ., и даже улыбнулся сам князь Лев Николаевич, тоже почему-то покрасневший. Коля хохотал и торжествовал. Аглая рассердилась не на шутку и вдвое похорошела. К ней чрезвычайно шло ее смущение, и тут же досада на самое себя за это смущение. | La réflexion qu’elle venait de faire mit en gaîté ses cœurs et le prince Stch… ; le prince Léon Nicolaïévitch lui-même ne put retenir un sourire, tout en rougissant on ne sait trop pourquoi. Kolia triomphait et riait à gorge déployée. Aglaé se fâcha pour tout de bon, ce qui ajouta encore à sa beauté ; sa confusion et le dépit qu’elle en éprouvait lui seyaient à ravir. Akirill.com |
| – Мало он ваших-то слов перековеркал, – прибавила она. | – Est-ce que ce gamin n’a pas souvent dénaturé vos propres paroles ? reprit-elle. |
| – Я на собственном вашем восклицании основываюсь! – прокричал Коля. – Месяц назад вы Дон-Кихота перебирали и воскликнули эти слова, что нет лучше “рыцаря бедного”. Не знаю, про кого вы тогда говорили: про Дон-Кихота или про Евгения Павлыча, или еще про одно лицо, но только про кого-то говорили, и разговор шел длинный… | – Je ne fais que citere une de vos exclamations, s’écria Kolia. Il y a un mois, en lisant Don Quichotte, vous avez dit qu’il n’y avait rien de mieuxe qu’un « chevalier pauvre ». Je ne sais de qui vous parliez alors : était-ce de Don Quichotte, d’Eugène Pavlovitch ou de quelqu’un d’autre. Le fait est que vos paroles s’appliquaient à quelqu’un : il y a eu là-dessus toute une longue conversation… |
| – Ты, я вижу, уж слишком много позволяешь себе, мой милый, с своими догадками, – с досадой остановила его Лизавета Прокофьевна. | – Je vois, mon ami, que tu te permets d’aller un peu loin dans tes suppositions, dit Elisabeth Prokofievna avec aigreur. |
| – Да разве я один? – не умолкал Коля: – все тогда говорили, да и теперь говорят; вот сейчас князь Щ. и Аделаида Ивановна и все объявили, что стоят за “рыцаря бедного”, стало быть, “рыцарь-то бедный” существует и непременно есть, а по-моему, если бы только не Аделаида Ивановна, так все бы мы давно уж знали, кто такой “рыцарь бедный”. | – Suis-je le seul ? continua Kolia en ergotant. Tout le monde en a parlé et en parle encore : à l’instant même, le prince Stch…, Adélaïde Ivanovna et les autres viennent de dire qu’ils étaient partisans du « chevalier pauvre ». Ce chevalier existe donc réellement et m’est avis que, sans le mauvais vouloir d’Adélaïde Ivanovna, nous saurions tous depuis longtemps qui il est. |
| – Я-то чем виновата, – смеялась Аделаида. | – En quoi suis-je coupable ? demanda en riant Adélaïde. |
| – Портрет не хотели нарисовать – вот чем виноваты! Аглая Ивановна просила вас тогда нарисовать портрет “рыцаря бедного” и рассказала даже весь сюжет картины, который сама и сочинила, помните сюжет-то? Вы не хотели… Akirill.com | – Vous n’avez pas voulu nous dessiner son portrait, voilà votre faute ! Aglaé Ivanovna vous avait priée de le faire et vous avait même indiqué tous les détails du tableau, tel qu’elle-même le concevait, vous rappelez-vous ? Et vous n’avez pas voulu… |
| – Да как же бы я нарисовала, кого? По сюжету выходит, что этот “рыцарь бедный” С лица стальной решетки Ни пред кем не подымал. Какое же тут лицо могло выйти? Что нарисовать: решетку? Аноним? | – Mais comment m’y serais-je prise et qui aurais-je représenté ? Tel qu’on me l’a dépeint, le « chevalier pauvre ». Ne leva devant personne La visière d’acier de son casque. Alors quel visage lui donner ? Que représenter ? une visière, un être anonyme ? |
| – Ничего не понимаю, какая там решетка! – раздражалась генеральша, начинавшая очень хорошо понимать про себя, кто такой подразумевался под названием (и, вероятно, давно уже условленным) “рыцаря бедного”. Но особенно взорвало ее, что князь Лев Николаевич тоже смутился и наконец совсем сконфузился, как десятилетний мальчик. – Да что, кончится или нет эта глупость? Растолкуют мне или нет этого “рыцаря бедного”? Секрет что ли какой-нибудь такой ужасный, что и подступиться нельзя? | – Je n’y comprends rien. De quelle visière s’agit-il ? s’écria la générale agacée, qui au fond commençait à identifier le personnage désigné sous le nom conventionnel (probablement imaginé depuis longtemps) de « chevalier pauvre ». Mais ce qui l’indignait le plus, c’était de voir l’air confus du prince Léon Nicolaïévitch, qui était intimidé comme un enfant de dix ans. – Est-ce que cette plaisanterie ne va pas bientôt cesser ? M’expliquera-t-on, oui ou non, ce que signifie ce « chevalier pauvre » ? Est-ce un secret si redoutable qu’on ne puisse le dévoiler ? |
| Но все только продолжали смеяться. | Les rires reprirent de plus belle. |
| – Просто-за-просто, есть одно странное русское стихотворение, – вступился наконец князь Щ., очевидно, желая поскорее замять и переменить разговор: – про “рыцаря бедного”, отрывок без начала и конца. С месяц назад как-то раз смеялись все вместе после обеда и искали, по обыкновению, сюжета для будущей картины Аделаиды Ивановны. Вы знаете, что общая семейная задача давно уже в том, чтобы сыскать сюжет для картины Аделаиды Ивановны. Тут и напали на “рыцаря бедного”, кто первый, не помню… | Le prince Stch…, visiblement désireux de couper court à l’incident et de changer la conversation, se décida à intervenir : – Il s’agit tout bonnement d’une poésie baroque écrite en russe, qui n’a ni queue ni tête et dont le sujet est un « chevalier pauvre ». Il y a un mois, nous étions tous réunis après-dîner et fort en train de rire. Nous cherchions comme toujours un sujet pour le prochain tableau d’Adélaïde Ivanovna. Vous savez que c’est depuis longtemps la commune occupation de toute la famille. C’est alors que l’idée vint à l’un de nous – lequel ? je ne me rappelle plus – de prendre pour sujet le « chevalier pauvre »… |
| – Аглая Ивановна! – вскричал Коля. | – L’idée est d’Aglaé Ivanovna ! s’écria Kolia. |
| – Может быть, согласен, только я не помню, – продолжал князь Щ. – Одни над этим сюжетом смеялись, другие провозглашали, что ничего не может быть и выше, но чтоб изобразить “рыцаря бедного” во всяком случае надо было лицо; стали перебирать лица всех знакомых, ни одно не пригодилось, на этом дело и стало; вот и все; не понимаю, почему Николаю Ардалионовичу вздумалось все это припомнить и вывести? Что смешно было прежде и кстати, то совсем неинтересно теперь. | – C’est bien possible, mais je ne m’en souviens pas, reprit Le prince Stch… Les uns ont ri de ce sujet, les autres ont affirmé qu’on n’en saurait trouver de plus élevé, mais qu’il fallait, en tout cas, donner un visage au « chevalier pauvre ». Nous avons cherché ce visage parmi ceux de toutes nos connaissances, mais aucun n’a fait l’affaire et nous en sommes restés là. Voilà tout. Je ne comprends pas pourquoi Nicolas Ardalionovitch s’est avisé de remettre cela sur le tapis. Ce qui était amusant et à propos il y a un mois n’a plus aucun intérêt aujourd’hui. |
| – Потому что новая глупость какая-нибудь подразумевается, язвительная и обидная, – отрезала Лизавета Прокофьевна. | – C’est qu’il y a là-dessous quelque nouveau sous-entendu inepte, blessant et injurieux, dit d’un ton coupant Elisabeth Prokofievna. |
| – Никакой нет глупости, кроме глубочайшего уважения, – совершенно неожиданно важным и серьезным голосом вдруг произнесла Аглая, успевшая совершенно поправиться и подавить свое прежнее смущение. Мало того, по некоторым признакам можно было подумать, глядя на нее, что она сама теперь радуется, что шутка заходит все дальше и дальше, и весь этот переворот произошел в ней именно в то мгновение, когда слишком явно заметно стало возраставшее все более и более и достигшее чрезвычайной степени смущение князя. | – Il n’y a rien d’inepte là dedans. Il n’y a que l’expression d’une très profonde estime, riposta Aglaé. Elle prononça ces mots avec un accent de gravité tout à fait inattendu. Non seulement elle avait complètement maîtrisé ses nerfs, mais encore on pouvait présumer, à certains indices, qu’elle prenait maintenant plaisir à voir s’amplifier la plaisanterie. Ce revirement s’était opéré en elle au moment où l’on s’était aperçu que la confusion du prince devenait de plus en plus intense. |
| – То хохочут, как угорелые, а тут вдруг глубочайшее уважение явилось! Бешеные! Почему уважение? Говори сейчас, почему у тебя, ни с того, ни с сего, так вдруг глубочайшее уважение явилось? | – Ils rient comme des fous et les voilà tout à coup qui parlent de leur très profonde estime ! C’est insensé. Pourquoi de l’estime ? Réponds-moi sur-le-champ : d’où t’est venue, sans rime ni raison, cette profonde estime ? |
| – Потому глубочайшее уважение, – продолжала также серьезно и важно Аглая в ответ почти на злобный вопрос матери, – потому что в стихах этих прямо изображен человек, способный иметь идеал, во-вторых, раз поставив себе идеал, поверить ему, а поверив, слепо отдать ему всю свою жизнь. Это не всегда в нашем веке случается. Там, в стихах этих, не сказано, в чем собственно состоял идеал “рыцаря бедного”, но видно, что это был какой-то светлый образ, “образ чистой красоты”, и влюбленный рыцарь, вместо шарфа, даже четки себе повязал на шею. Правда, есть еще там какой-то темный, недоговоренный девиз, буквы А, Н, Б, которые он начертал на щите своем… | À la question posée avec nervosité par sa mère, Aglaé répliqua sur le même ton grave et solennel : – J’ai parlé d’une très profonde estime parce qu’il est question dans ces vers d’un homme capable d’avoir un idéal et, s’en étant fixé un, de lui vouer aveuglément toute sa vie. Ce n’est pas une chose commune par le temps qui court. On ne dit pas, dans ces vers, en quoi consistait l’idéal du « chevalier pauvre », mais on voit bien que cet idéal était en quelque sorte une image lumineuse, « emblème de la beauté pure » ; le chevalier amoureux portait même, au lieu d’écharpe, un chapelet autour du cou. Il est vrai qu’il y a aussi là une devise obscure, énigmatique, exprimée par les lettres A, N, B, qu’il avait tracées sur son écu. |
| – А, Н, Д, – поправил Коля. | – A, N, D, rectifia Kolia. |
| – А я говорю А, Н, Б и так хочу говорить, – с досадой перебила Аглая, – как бы то ни было, а ясное дело, что этому бедному рыцарю уже все равно стало: кто бы ни была и что бы ни сделала его дама. Довольно того, что он ее выбрал и поверил ее “чистой красоте”, а затем уже преклонился пред нею навеки; в том-то и заслуга, что если б она потом хоть воровкой была, то он все-таки должен был ей верить и за ее чистую красоту копья ломать. | – Je dis A, N, B, et je n’en démords point, repartit Aglaé avec aigreur. En tout cas il est clair que le chevalier pauvre n’attachait pas d’importance à ce qu’était ou faisait sa dame. Il suffisait qu’il l’eût choisie et eût cru dans sa « beauté pure » pour qu’il s’inclinât à tout jamais devant elle. En ceci était son mérite que, même si elle était plus tard devenue une voleuse, il ne lui en aurait pas moins gardé sa foi et aurait continué à rompre des lances pour sa beauté pure. |
| Поэту хотелось, кажется, совокупить в один чрезвычайный образ все огромное понятие средневековой рыцарской платонической любви какого-нибудь чистого и высокого рыцаря; разумеется, все это идеал. В “рыцаре же бедном” это чувство дошло уже до последней степени, до аскетизма; надо признаться, что способность к такому чувству много обозначает, и что такие чувства оставляют по себе черту глубокую и весьма с одной стороны похвальную, не говоря уже о Дон-Кихоте. “Рыцарь бедный” тот же Дон-Кихот, не только серьезный, а не комический. Я сначала не понимала и смеялась, а теперь люблю “рыцаря бедного”, а главное, уважаю его подвиги. | Le poète paraît avoir voulu incarner dans une figure exceptionnelle la puissante notion de l’amour chevaleresque et platonique, telle que l’a conçue le Moyen Âge. Il ne s’agit naturellement que d’un idéal. Dans le « chevalier pauvre » cet idéal atteint son plus haut degré et arrive jusqu’à l’ascétisme. C’est beaucoup, il faut le reconnaître, que d’être capable d’un pareil sentiment, qui suppose par lui-même un caractère d’une trempe spéciale et qui est, sous un certain aspect, fort louable, sans même parler ici de Don Quichotte. Le « chevalier pauvre », c’est Don Quichotte, un Don Quichotte qui ne serait pas comique, mais sérieux. Je ne l’ai d’abord pas compris et m’en suis égayée ; mais maintenant j’aime le « chevalier pauvre », et surtout j’estime ses exploits. |
| Так кончила Аглая, и глядя на нее, даже трудно было поверить, серьезно она говорит или смеется. | Aglaé se tut. En la regardant il était malaisé de se rendre compte si elle avait parlé sérieusement ou pour rire. |
| – Ну, дурак какой-нибудь и он, и его подвиги! – решила генеральша. – Да и ты, матушка, завралась, целая лекция; даже не годится, по-моему, с твоей стороны. Во всяком случае непозволительно. Какие стихи? Прочти, верно знаешь! Я непременно хочу знать эти стихи. Всю жизнь терпеть не могла стихов, точно предчувствовала. Ради бога, князь, потерпи, нам с тобой, видно, вместе терпеть приходится, – обратилась она к князю Льву Николаевичу. Она была очень раздосадована. | – Eh bien, avec tous ses exploits, ce « chevalier pauvre » est un imbécile ! décida la générale. Et toi, ma petite, tu nous as débité toute une leçon ; crois-moi, cela ne te va guère. En tout cas c’est intolérable. Quels sont ces vers ? Récite-les ; tu dois les savoir. Je tiens absolument à les connaître. De ma vie je n’ai pu souffrir la poésie ; c’était sans doute un pressentiment. Pour l’amour de Dieu, prince, prends patience ; c’est évidemment ce que, toi et moi, nous avons de mieux à faire, ajouta-t-elle en s’adressant au prince Léon Nicolaïévitch. Elle était outrée. |
| Князь Лев Николаевич хотел было что-то сказать, но ничего не мог выговорить от продолжавшегося смущения. Одна только Аглая, так много позволившая себе в своей “лекции”, не сконфузилась ни мало, даже как будто рада была. Она тотчас же встала, все попрежнему серьезно и важно, с таким видом, как будто заранее к тому готовилась и только ждала приглашения, вышла на средину террасы и стала напротив князя, продолжавшего сидеть в своих креслах. | Le prince voulut dire quelque chose, mais son trouble était tel qu’il ne put articuler un mot. Seule Aglaé, qui venait de se permettre tant de hardiesse en « débitant sa leçon », ne montrait aucune confusion et paraissait même contente d’elle. Toujours aussi grave et aussi solennelle, elle se leva aussitôt, comme si elle s’était tenue prête à réciter les vers et n’avait attendu qu’une invitation à le faire ; puis, s’avançant au milieu de la terrasse, elle se plaça face au prince encore assis dans son fauteuil. |
| Все с некоторым удивлением смотрели на нее, и почти все – князь Щ., сестры, мать – с неприятным чувством смотрели на эту новую приготовлявшуюся шалость, во всяком случае несколько далеко зашедшую. Но видно было, что Аглае нравилась именно вся эта аффектация, с которою она начинала церемонию чтения стихов. Лизавета Прокофьевна чуть было не прогнала ее на место, но в ту самую минуту, как только было Аглая начала декламировать известную балладу, два новые гостя, громко говоря, вступили с улицы на террасу. Это были генерал Иван Федорович Епанчин и вслед за ним один молодой человек. Произошло маленькое волнение. | Tout le monde la regardait avec une certaine surprise. Le prince Stch…, ses sœurs, sa mère, bref presque tous les assistants éprouvaient un sentiment de gêne devant cette nouvelle gaminerie dont on pouvait prévoir qu’elle allait passer la mesure. Mais il était visible qu’Aglaé était enchantée de cette manière de préluder à sa récitation. Elisabeth Prokofievna fut sur le point de la faire rasseoir, mais, au moment même où la jeune fille allait commencer à réciter la fameuse ballade, deux nouveaux visiteurs montèrent de la rue à la terrasse en conversant à haute voix. C’était le général Ivan Fiodorovitch Epantchine suivi d’un jeune homme. Leur apparition produisit quelque sensation. |
| VII. | VII. |
| Молодой человек, сопровождавший генерала, был лет двадцати восьми, высокий, стройный, с прекрасным и умным лицом, с блестящим, полным остроумия и насмешки взглядом больших черных глаз. Аглая даже и не оглянулась на него и продолжала чтение стихов, с аффектацией продолжая смотреть на одного только князя и обращаясь только к нему одному. | Le jeune homme qui accompagnait le général pouvait avoir vingt-huit ans. De haute taille, bien fait, il avait un visage séduisant et spirituel, avec de grands yeux noirs pétillants de vivacité et de malice. Aglaé ne se retourna même pas vers lui et continua à déclamer sa poésie en affectant de ne regarder que le prince et de ne s’adresser qu’à lui seul. |
| Князю стало явно, что все это она делает с каким-то особенным расчетом. Но, по крайней мере, новые гости несколько поправили его неловкое положение. Завидев их, он привстал, любезно кивнул издали головой генералу, подал знак, чтобы не прерывали чтения, а сам успел отретироваться за кресла, где, облокотясь левою рукой на спинку, продолжал слушать балладу уже, так сказать, в более удобном и не в таком “смешном” положении, как сидя в креслах. | Celui-ci comprit bien qu’elle y mettait une intention particulière. Toutefois, la venue des nouveaux visiteurs atténua un peu son embarras. Dès qu’il les aperçut, il se leva à demi, fit de loin un signe de tête aimable au général et recommanda d’un geste qu’on n’interrompît point la récitation. Puis il alla se placer derrière son siège et s’accouda du bras gauche sur le dossier, afin d’écouter la suite de la ballade dans une posture plus dégagée et moins ridicule que celle d’un homme enfoncé dans un fauteuil. |
| С своей стороны Лизавета Прокофьевна повелительным жестом махнула два раза входившим, чтоб они остановились. Князь, между прочим, слишком интересовался новым своим гостем, сопровождавшим генерала; он ясно угадал в нем Евгения Павловича Радомского, о котором уже много слышал и не раз думал. Его сбивало одно только штатское платье его; он слышал, что Евгений Павлович военный. Насмешливая улыбка бродила на губах нового гостя во все время чтения стихов, как будто и он уже слышал кое-что про “рыцаря бедного”. | De son côté Elisabeth Prokofievna invita par deux fois, d’un geste autoritaire, les nouveaux venus à s’arrêter. Le prince s’intéressa vivement au jeune homme qui accompagnait le général ; il eut l’intuition que c’était Eugène Pavlovitch Radomski, dont il avait beaucoup entendu parler et auquel il avait pensé plus d’une fois. Toutefois la tenue civile de ce jeune homme le dérouta, car il avait ouï dire qu’Eugène Pavlovitch était militaire. Pendant toute la récitation, un sourire ironique erra sur les lèvres du nouveau venu ; c’était à croire que, lui aussi, connaissait l’histoire du « chevalier pauvre ». |
| “Может быть, сам и выдумал”, подумал князь про себя. | « Peut-être est-ce lui qui a inventé cela », pensa le prince. |
| Но совсем другое было с Аглаей. Всю первоначальную аффектацию и напыщенность, с которою она выступила читать, она прикрыла такою серьезностью и таким проникновением в дух и смысл поэтического произведения, с таким смыслом произносила каждое слово стихов, с такою высшею простотой проговаривала их, что в конце чтения не только увлекла всеобщее внимание, но передачей высокого духа баллады как бы и оправдала отчасти ту усиленную аффектированную важность, с которою она так торжественно вышла на средину террасы. | L’état d’esprit d’Aglaé était bien différent. L’affectation et l’emphase qu’elle avait d’abord mises dans son débit avaient fait place à un sentiment de gravité, tout pénétré du sens des vers qu’elle récitait. Elle détachait chaque mot avec tant d’ex pression, elle le prononçait avec une si grande simplicité qu’à la fin de sa déclamation elle avait non seulement captivé l’attention générale, mais encore justifié par la mise en valeur de la haute inspiration de cette ballade, la solennité affectée avec laquelle elle s’était tout à l’heure campée au milieu de la terrasse. |
| В этой важности можно было видеть теперь только безграничность и, пожалуй, даже наивность ее уважения к тому, что она взяла на себя передать. Глаза ее блистали, и легкая, едва заметная судорога вдохновения и восторга раза два прошла по ее прекрасному лицу. Она прочла: Жил на свете рыцарь бедный Молчаливый и простой, С виду сумрачный и бледный, Духом смелый и прямой. Он имел одно виденье, Непостижное уму, – И глубоко впечатленье В сердце врезалось ему. | On pouvait maintenant ne voir dans cette affectation que l’indice d’un respect ingénu et sans bornes pour l’œuvre qu’elle s’était chargée d’interpréter. Ses yeux étincelaient et un frisson d’enthousiasme à peine perceptible passa à deux reprises sur son beau visage. Voici ce qu’elle récita : Il était un chevalier pauvre Silencieux et simple, Son visage était sombre et pâle, Son âme hardie et franche. Il avait eu une vision, Une vision merveilleuse, Qui avait gravé dans son cœur Une impression profonde. |
| С той поры, сгорев душою, Он на женщин не смотрел, Он до гроба ни с одною Молвить слова не хотел. Он себе на шею четки Вместо шарфа навязал, И с лица стальной решетки Ни пред кем не подымал, Полон чистою любовью, Верен сладостной мечте, А. М. D. своею кровью Начертал он на щите. И в пустынях Палестины, Между тем как по скалам Мчались в битву паладины, Именуя громко дам, Lumen coeli, sancta Rosa! Восклицал он дик и рьян, И как гром его угроза Поражала мусульман… Возвратясь в свой замок дальный, Жил он, строго заключен, Все безмолвный, все печальный, Как безумец умер он. | Depuis lors, son âme était brûlante ; Il détourna ses yeux des femmes Et jusqu’au tombeau N’adressa plus un mot à aucune d’elles^ Il se mit au cou un chapelet À la place d’une écharpe Et ne leva devant personne La visière d’acier de son casque. Rempli d’un amour pur, Fidèle à sa douce vision, Il écrivit avec son sang A. M. D. sur son écu. Et, dans les déserts de Palestine, Tandis que, parmi les rochers, Les Paladins couraient au combat En invoquant le nom de leur dame, Il s’écria avec une exaltation farouche : Lumen cœli, sancta Rosa Et, comme la foudre, son élan Terrassa les musulmans. Rentré dans son lointain donjon, Il y vécut sévèrement reclus, Toujours silencieux, toujours triste, Et mourut comme un dément. |
| Припоминая потом всю эту минуту, князь долго в чрезвычайном смущении мучился одним неразрешимым для него вопросом: как можно было соединить такое истинное, прекрасное чувство с такою явною и злобною насмешкой? Что была насмешка, в том он не сомневался; он ясно это понял и имел на то причины: во время чтения Аглая позволила себе переменить буквы А. Н. Д. в буквы Н. Ф. Б. Что тут была не ошибка и не ослышка с его стороны, – в том он сомневаться не мог (впоследствии это было доказано). Во всяком случае выходка Аглаи, – конечно, шутка, хоть слишком резкая и легкомысленная, – была преднамеренная. | Plus tard, en se remémorant ces instants, le prince eut l’esprit torturé par une question qui était pour lui insoluble : comment avait-on pu allier un sentiment aussi vrai et aussi beau à une ironie aussi peu voilée et aussi malveillante ? Car l’ironie ne faisait aucun doute pour lui ; elle lui apparaissait clairement, et non sans raison à l’appui : au cours de sa récitation, Aglaé s’était permis de changer les lettres A. M. D. en N. PH. B. Il était sûr de ne pas se tromper et d’avoir bien entendu (ce dont il eut plus tard la preuve). Quoi qu’il en fût, la plaisanterie d’Aglaé – car toute blessante et étourdie qu’elle fût, c’était une plaisanterie – avait été préméditée. |
| О “рыцаре бедном” все говорили (и “смеялись”) еще месяц назад. А между тем, как ни припоминал потом князь, выходило, что Аглая произнесла эти буквы не только без всякого вида шутки, или какой-нибудь усмешки, или даже какого-нибудь напирания на эти буквы чтобы рельефнее выдать их затаенный смысл, но, напротив, с такою неизменною серьезностью, с такою невинною и наивною простотой, что можно было подумать, что эти самые буквы и были в балладе, и что так было в книге напечатано. | Depuis un mois tout le monde parlait (et riait) du « chevalier pauvre ». Cependant, en revenant plus tard sur ses souvenirs, le prince se convainquit qu’Aglaé avait articulé ces lettres N. PH. B. sans leur donner un accent de plaisanterie ou de sarcasme, ni les souligner de façon à en faire ressortir le sens caché. Au contraire, elle les avait proférées avec tant d’impassible gravité, tant d’innocente et naïve simplicité qu’on pouvait penser qu’elles se trouvaient en effet dans le texte imprimé de la ballade. |
| Что-то тяжелое и неприятное как бы уязвило князя. Лизавета Прокофьевна, конечно, не поняла и не заметила ни подмены букв, ни намека. Генерал Иван Федорович понял только, что декламировали стихи. Из остальных слушателей очень многие поняли и удивились и смелости выходки, и намерению, но смолчали и старались не показывать виду. Но Евгений Павлович (князь даже об заклад готов был побиться) не только понял, но даже старался и вид показать, что понял: он слишком насмешливо улыбнулся. | Toujours est-il qu’aussitôt après la récitation le prince éprouva une cruelle sensation de malaise. Bien entendu, Elisabeth Prokofievna ne remarqua pas le changement des lettres et l’allusion qui s’y cachait. Le général Ivan Fiodorovitch comprit seulement qu’on déclamait des vers. Parmi les autres auditeurs, plusieurs saisirent l’intention d’Aglaé et s’étonnèrent de tant de hardiesse ; mais ils se turent et firent comme si de rien n’était. Quant à Eugène Pavlovitch, non seulement il avait compris (ce que le prince aurait parié), mais encore il s’efforçait de le laisser voir en accentuant l’expression sarcastique de son sourire. |
| – Экая прелесть какая! – воскликнула генеральша в истинном упоении, только что кончилось чтение: – чьи стихи? | – C’est ravissant ! s’écria la générale dans un élan sincère d’admiration, aussitôt que la récitation eut pris fin. De qui sont ces vers ? |
| – Пушкина, maman, не стыдите нас, это совестно! – воскликнула Аделаида. | – De Pouchkine, maman, s’exclama Adélaïde ; ne nous faites pas honte ! comment peut-on l’ignorer ? |
| – Да с вами и не такой еще дурой сделаешься! – горько отозвалась Лизавета Прокофьевна: – Срам! Сейчас, как придем, подайте а мне эти стихи Пушкина! | – Avec vous on pourrait devenir encore plus bête ! repartit Elisabeth Prokofievna d’un ton acerbe. – C’est unee indignité. Dès que nous rentrerons, vous me montrerez ces vers de Pouchkine. |
| – Да у нас, кажется, совсем нет Пушкина. | – Je crois que nous n’avons rien dee Pouchkine chez nous. |
| – С незапамятных времен, – прибавила Александра, – два какие-то растрепанные тома валяются. | – Si, il y en a deux tomes en très mauvais état, qui traînent à la maison de temps immémorial. |
| – Тотчас же послать купить в город, Федора иль Алексея, с первым поездом, – лучше Алексея. Аглая, поди сюда! Поцелуй меня, ты прекрасно прочла, но – если ты искренно прочла, – прибавила она почти шепотом, – то я о тебе жалею; если ты в насмешку ему прочла, то я твои чувства не одобряю, так что во всяком случае лучше бы было и совсем не читать.. Понимаешь? Ступай, сударыня, я еще с тобой поговорю, а мы тут засиделись. | – Il faut tout de suite envoyer quelqu’un en ville chercher les œuvres de Pouchkine. Que Fiodor ou Alexis y aille par le premier train. Mieux vaut Alexis. Aglaé, viens ici ! Embrasse-moi. Tu as très bien récité. Mais – ajouta-t-elle en lui parlant à l’oreille – si l’accent que tu y as mis était sincère, je te plains. Si tu as voulu te moquer de lui, je n’approuve pas ton sentiment. En sorte que, dans un cas comme dans l’autre, tu aurais mieux fait de ne pas réciter cette poésie. Tu me comprends ? Allez, mademoiselle, j’aurais encore à vous parler, mais il y a assez longtemps que nous sommes ici. |
| Между тем князь здоровался с генералом Иваном Федорович чем, а генерал представлял ему Евгения Павловича Радомского. | Pendant ce temps le prince avait salué le général Ivan Fiodorovitch, qui lui avait présenté Eugène Pavlovitch Radomski. |
| – На дороге захватил, он только что с поездом; узнал, что я сюда, и все наши тут… | – Je l’ai rejoint en route ; il est allé tout droit du train à la maison où on lui a dit que j’étais venu ici retrouver tous les nôtres… |
| – Узнал, что и вы тут, – перебил Евгений Павлович, – и так как давно уж и непременно предположил себе искать не только вашего знакомства, но и вашей дружбы, то и не хотел терять времени. Вы нездоровы? Я сейчас только узнал… | – J’avais également appris que vous étiez ici, interrompit Eugène Pavlovitch, et, comme j’avais depuis longtemps le désir non seulement de faire votre connaissance mais encore de rechercher votre amitié, je n’ai pas voulu perdre de temps. Vous êtes malade ? Je viens seulement de l’apprendre… |
| – Совсем здоров и очень рад вас узнать, много слышал и даже говорил о вас с князем Щ., – ответил Лев Николаевич, подавая руку. | – Je suis tout à fait remis et ravi de faire votre connaissance. J’ai beaucoup entendu parler de vous et me suis même entretenu à votre sujet avec le prince Stch…, répondit Léon Nicolaïévitch en lui tendant la main. |
| Взаимные вежливости были произнесены, оба пожали друг другу руку и пристально заглянули друг другу в глаза. В один миг разговор сделался общим. Князь заметил (а он замечал теперь все быстро и жадно и даже, может, и то, чего совсем не было), что штатское платье Евгения Павловича производило всеобщее и какое-то необыкновенно сильное удивление, до того, что даже все остальные впечатления на время забылись и изгладились. | Ils se serrèrent la main après cet échange de politesses puis se regardèrent fixement au fond des yeux. La conversation devint aussitôt générale. Le prince, qui savait maintenant observer avec promptitude et diligence, au point même d’apercevoir des choses qui n’existaient pas, remarqua que tout le monde était surpris de voir Eugène Pavlovitch en civil ; l’étonnement était si vif qu’il effaçait toutes les autres impressions. |
| Можно было подумать, что в этой перемене костюма заключалось что-то особенно важное. Аделаида и Александра с недоумением расспрашивали Евгения Павловича. Князь Щ., его родственник, даже с большим беспокойством; генерал говорил почти с волнением. Одна Аглая любопытно, но совершенно спокойно поглядела с минуту на Евгения Павловича, как бы желая только сравнить, военное или штатское платье ему более к лицу, но чрез минуту отворотилась и уже не глядела на него более. Лизавета Прокофьевна тоже ни о чем не захотела спрашивать, хотя, может быть, и она несколько беспокоилась. Князю показалось, что Евгений Павлович как будто у ней не в милости. | Il fallait supposer que ce changement de tenue indiquait un événement important. Adélaïde et Alexandra, intriguées, questionnèrent l’intéressé à ce sujet. Le prince Stch…, qui était son parent, paraissait fort inquiet ; le général avait presque de l’émotion dans la voix. Aglaé, la seule qui fût parfaitement calme, jeta un regard de curiosité sur Eugène Pavlovitch avec l’air de se demander si la tenue civile lui allait mieux que l’uniforme ; puis au bout d’un instant elle tourna la tête et ne s’occupa plus de lui. Elisabeth Prokofievna s’abstint également de le questionner, bien qu’elle eût peut-être éprouvé, elle aussi, quelque inquiétude. Le prince crut remarquer une certaine froideur de la générale à l’endroit d’Eugène Pavlovitch. |
| – Удивил, изумил! – твердил Иван Федорович в ответ на все вопросы. – Я верить не хотел, когда еще давеча его в Петербурге встретил. И зачем так вдруг, вот задача? Сам первым делом кричит, что не надо стулья ломать. | – Je n’en revenais pas ! répétait Ivan Fiodorovitch en réponse à toutes les questions. – Je n’en ai pas cru mes yeux quand je l’ai rencontré en civil ce tantôt à Pétersbourg. Et pourquoi ce brusque changement ? voilà l’énigme ! Lui-même est le premier à crier qu’il ne faut pas casser les chaises. |
| Из поднявшихся разговоров оказалось, что Евгений Павлович возвещал об этой отставке уже давным-давно; но каждый раз говорил так не серьезно, что и поверить ему было нельзя. Да он и о серьезных-то вещах говорил всегда с таким шутливым видом, что никак его разобрать нельзя, особенно если сам захочет, чтобы не разобрали. | De la conversation qui s’engagea à ce sujet il résulta qu’Eugène Pavlovitch avait depuis longtemps manifesté l’intention de quitter le service. Mais chaque fois qu’il en avait parlé il avait pris un ton si peu sérieux que personne ne l’avait cru. Au reste il avait l’habitude de donner aux choses sérieuses un tour si badin que nul ne savait à quoi s’en tenir avec lui, surtout lorsqu’il voulait dérouter les conjectures. |
| – Я ведь на время, на несколько месяцев, самое большее год в отставке пробуду, – смеялся Радомский. | – Je ne renonce d’ailleurs au service que temporairement, pour quelques mois, une année au plus, dit Radomski avec enjouement. |
| – Да надобности нет никакой, сколько я, по крайней мере, знаю ваши дела, – все еще горячился генерал. | – Mais je n’en aperçois pas la nécessité, pour autant du moins que je connais vos affaires, dit avec vivacité le général. |
| – А поместья объехать? Сами советовали; а я и за границу к тому же хочу… | – Et visiter mes terres ? Vous me l’avez vous-même conseillé. Et puis j’ai envie de faire un voyage à l’étranger… |
| Разговор, впрочем, скоро переменился; но слишком особенное и все еще продолжавшееся беспокойство все-таки выходило, по мнению наблюдавшего князя, из мерки, и что-то тут наверно было особенное. | La conversation dévia rapidement, mais le fait que l’inquiétude n’en persistait pas moins donna à penser au prince qu’il y avait là-dessous quelque chose d’important. |
| – Значит, “бедный рыцарь” опять на сцене? – спросил было Евгений Павлович, подходя к Аглае. | – Alors voilà le « chevalier pauvre » revenu en scène ? demanda Eugène Pavlovitch en s’approchant d’Aglaé. |
| К изумлению князя, та оглядела его в недоумении и вопросительно, точно хотела дать ему знать, что и речи между ними о “рыцаре бедном” быть не могло, и что она даже не понимает вопроса. | À l’étonnement du prince, la jeune fille répondit par un regard ébahi et interrogateur, comme pour lui donner à entendre qu’il n’avait jamais été question du « chevalier pauvre »entre eux et qu’elle ne comprenait même pas ce qu’il voulait dire. |
| – Да поздно, поздно теперь в город посылать за Пушкиным, поздно! – спорил Коля с Лизаветой Прокофьевной, выбиваясь изо всех сил: – три тысячи раз говорю вам: поздно. | – Il est tard, trop tard maintenant pour envoyer en ville chercher les œuvres de Pouchkine ! répétait Kolia qui se débattait avec Elisabeth Prokofievna ; je vous le dirai trois mille fois s’il le faut : il est trop tard. |
| – Да, действительно, посылать теперь в город поздно, – подвернулся и тут Евгений Павлович, поскорее оставляя Аглаю; – я думаю, что и лавки в Петербурге заперты, девятый час, – подтвердил он, вынимая часы. | – En effet, il est trop tard pour envoyer quelqu’un en ville, dit Eugène Pavlovitch en s’éloignant rapidement d’Aglaé. – Je pense que les magasins vont fermer à Pétersbourg, car il n’est pas loin de neuf heures, ajouta-t-il après avoir consulté sa montre. |
| – Столько ждали, не хватились, можно до завтра перетерпеть, – ввернула Аделаида. | – Si nous avons attendu jusqu’à maintenant, nous pouvons bien attendre jusqu’à demain, fit observer Adélaïde. |
| – Да и неприлично, – прибавил Коля, – великосветским людям очень-то литературой интересоваться. Спросите у Евгения Павлыча. Гораздо приличнее желтым шарабаном с красными колесами. | – D’autant, ajouta Kolia, qu’il sied mal aux gens du monde de prendre trop d’intérêt à la littérature. Demandez plutôt à Eugène Pavlovitch. Il est bien plus distingué d’avoir un char à bancs jaune avec des roues rouges. |
| – Опять вы из книжки, Коля, – заметила Аделаида. | – Vous avez encore pris cela dans un livre, Kolia, remarqua Adélaïde. |
| – Да он иначе и не говорит, как из книжек, – подхватил Евгений Павлович, – целыми фразами из критических обозрений выражается. Я давно имею удовольствие знать разговор Николая Ардалионовича, но на этот раз он говорит не из книжки. Николай Ардалионович явно намекает на мой желтый шарабан с красными колесами. Только я уж его променял, вы опоздали. | – Oui, tout ce qu’il dit, il l’emprunte à ses lectures, reprit Eugène Pavlovitch. Il vous citera des tirades entières extraites de revues critiques. J’ai depuis longtemps le plaisir de connaître la conversation de Nicolas Ardalionovitch, mais pour cette fois il ne répète pas ce qu’il a lu. Il fait évidemment allusion à mon char à bancs jaune, qui est, en effet, monté sur des roues rouges. Seulement je l’ai déjà échangé ; vous retardez. |
| Князь прислушивался к тому, что говорил Радомский… Ему показалось, что он держит себя прекрасно, скромно, весело, и особенно понравилось, что он с таким совершенным равенством и по-дружески говорит с задиравшим его Колей. | Le prince avait écouté Radomski parler… Il eut l’impression que celui-ci se tenait irréprochablement, avec modestie et enjouement. Ce qui lui plut surtout, c’est qu’il traitait Kolia sur un ton de cordiale égalité, même lorsque ce dernier le taquinait. |
| – Что это? – обратилась Лизавета Прокофьевна к Вере, дочери Лебедева, которая стояла пред ней с несколькими книгами в руках, большого формата, превосходно переплетенными и почти новыми. | – Qu’est-ce que vous apportez là ? demanda Elisabeth Prokofievna à Véra, la fille de Lébédev, qui venait de se planter devant elle, les bras chargés de plusieurs livres de grand format, luxueusement reliés et presque neufs. |
| – Пушкин, – сказала Вера. – Наш Пушкин. Папаша велел мне вам поднести. | – C’est Pouchkine, dit Véra, c’est notre Pouchkine. Papa m’a donné l’ordre de vous l’offrir. |
| – Как так? Как это можно? – удивилась Лизавета Прокофьевна. | – Comment ? Est-ce possible ? fit Elisabeth Prokofievna avec surprise. |
| – Не в подарок, не в подарок! Не посмел бы! – выскочил из-за плеча дочери Лебедев; – за свою цену-с. Это собственный, семейный, фамильный наш Пушкин, издание Анненкова, которое теперь и найти нельзя, – за свою цену-с. Подношу с благоговением, желая продать и тем утолить благородное нетерпение благороднейших литературных чувств вашего превосходительства. | – Ce n’est pas un cadeau, non, non ! je ne me serais pas permis… ! protesta Lébédev apparaissant soudain derrière sa fille. Je vous le céderai au prix coûtant. C’est notre exemplaire de famille des œuvres de Pouchkine, l’édition Annenkov, qui est maintenant introuvable et que je vous laisserai au prix coûtant. Je l’offre à Votre Excellence avec respect, dans l’intention de la lui vendre et satisfaire ainsi sa noble avidité de jouissances littéraires. |
| – А, продаешь, так и спасибо. Своего не потеряешь, небось; только не кривляйся, пожалуста, батюшка. Слышала я о тебе ты, говорят, преначитанный, когда-нибудь потолкуем; сам что ли снесешь ко мне? | – Si tu la vends, je t’en remercie. N’aie crainte, tu ne perdras rien. Mais, je t’en prie, trêve de contorsions, mon bon ami ! J’ai entendu dire que tu es très érudit ; nous causerons un jour ou l’autre ; est-ce que tu apporteras toi-même les livres ? |
| – С благоговением и… почтительностью! – кривлялся необыкновенно довольный Лебедев, выхватывая книги у дочери. | – Avec vénération…, avec respect ! fit Lébédev qui, en manifestant son contentement par toutes sortes de simagrées, prit les livres des mains de sa fille. |
| – Ну мне только не растеряй, снеси, хоть и без почтительности, но только с уговором, – прибавила она, пристально его оглядывая, – до порога только и допущу, а принять сегодня тебя не намерена. Дочь Веру присылай хоть сейчас, мне она очень нравится. | – C’est bon, apporte-les ; je te dispense du respect, mais ne me les perds pas. Seulement – ajouta-t-elle en le fixant dans les yeux – j’y mets la condition que tu ne franchisses pas mon seuil, car je n’ai pas l’intention de te recevoir aujourd’hui. Mais tu peux m’envoyer ta fille Véra tout de suite si tu veux : elle me plaît beaucoup. |
| – Что же вы про тех-то не скажете? – нетерпеливо обратилась Вера к отцу: – ведь они коли так, сами войдут: шуметь начали. Лев Николаевич, – обратилась она к князю, который взял уже свою шляпу, – там к вам давно уже какие-то пришли, четыре человека, ждут у нас и бранятся, да папаша к вам не допускает. | – Pourquoi ne dites-vous rien pour ceux qui attendent par là ? dit Véra à son père sur un ton d’impatience. Si on ne les introduit pas, ils forceront la porte. Ils ont commencé à faire du vacarme. – Léon Nicolaïévitch, fit-elle en s’adressant au prince qui avait déjà son chapeau à la main, il y a là quatre individus qui vous attendent depuis longtemps et qui récriminent ; papa ne les laisse pas approcher de vous. |
| – Какие гости? – спросил князь. | – Qui sont ces visiteurs ? demanda le prince. |
| – По делу, говорят, только ведь они такие, что не пустить их теперь, так они и дорогой остановят. Лучше, Лев Николаевич, пустить, а потом уж и с плеч их долой. Их там Гаврила Ардалионович и Птицын уговаривают, не слушаются. | – Ils prétendent être venus pour affaire, mais ce sont des gens capables de vous arrêter en plein rue si on ne les laisse pas entrer. Mieux vaut, Léon Nicolaïévitch, les introduire et vous en débarrasser. Gabriel Ardalionovitch et Ptitsine ont beau parlementer avec eux, ils ne veulent rien entendre, rien ! |
| – Сын Павлищева! Сын Павлищева! Не стоит, не стоит! – махал руками Лебедев: – Их и слушать не стоит-с; и беспокоить вам себя, сиятельнейший князь, для них неприлично. Вот-с. Не стоят они того… | – C’est le fils de Pavlistchev ! le fils de Pavlistchev ! Ce n’est pas la peine de le recevoir, non, pas la peine ! fit Lébédev en gesticulant. Ces gens-là ne méritent pas qu’on les écoute ; ce serait même inconvenant de votre part, très illustre prince, de vous déranger pour eux ! Voilà ! Ils n’en sont pas dignes… |
| – Сын Павлищева! Боже мой! – вскричал князь в чрезвычайном смущении: – я знаю… но ведь я… я поручил это дело Гавриле Ардалионовичу. Сейчас Гаврила Ардалионович мне говорил… | – Le fils de Pavlistchev ? Ah mon Dieu ! s’écria le prince avec une profonde émotion. Je sais… mais j’ai… j’ai chargé Gabriel Ardalionovitch de s’occuper de cette affaire. Lui-même vient de me dire… |
| Но Гаврила Ардалионович вышел уже из комнат на террасу; за ним следовал Птицын. В ближайшей комнате заслышался шум и громкий голос генерала Иволгина, как бы желавшего перекричать несколько голосов. Коля тотчас же побежал на шум. | À ce moment Gabriel Ardalionovitch apparut sur la terrasse, sortant de l’appartement. Ptitsine le suivait. Dans la pièce voisine on entendit du bruit ; la voix retentissante du général Ivolguine essayait de dominer celles de plusieurs autres personnes. Kolia courut s’enquérir des motifs de ce tapage. |
| – Это очень интересно! – заметил вслух Евгений Павлович. “Стало быть, знает дело!” подумал князь. | – C’est fort intéressant ! observa à haute voix Eugène Pavlovitch. « Il sait donc de quoi il s’agit », pensa le prince. |
| – Какой сын Павлищева? И… какой может быть сын Павлищева? – с недоумением спрашивал генерал Иван Федорович, с любопытством оглядывая все лица и с удивлением замечая, что эта новая история только ему одному неизвестна. | – Quel fils de Pavlistchev ? Et… comment peut-il y avoir un fils de Pavlistchev ? demanda le général Ivan Fiodorovitch intrigué, en interrogeant du regard tous les visages, comme surpris de voir qu’il était le seul à ignorer cette nouvelle histoire. |
| В самом деле, возбуждение и ожидание было всеобщее. Князь глубоко удивился, что такое совершенно личное дело его уже успело так сильно всех здесь заинтересовать. | En effet, l’incident avait éveillé l’attention générale. Le prince fut étonné de constater qu’une affaire qui lui était purement personnelle eût déjà excité tant d’intérêt chez tous les assistants. |
| – Это будет очень хорошо, если вы сейчас же и сами это дело окончите, – сказала Аглая, с какою-то особенною серьезностию подходя к князю, – а нам всем позволите быть вашими свидетелями. Вас хотят замарать, князь, вам надо торжественно оправдать себя, и я заранее ужасно рада за вас. | – Le mieux serait que vous régliez sur-le-champ et vous-même cette affaire, dit Aglaé en s’approchant du prince avec un air grave. Permettez-nous de vous servir tous de témoins. On veut vous salir, prince ; vous devez vous justifier d’une manière éclatante. Je me réjouis d’avance à l’idée que vous allez le faire. |
| – Я тоже хочу, чтобы кончилась наконец эта гнусная претензия, – вскричала генеральша, – хорошенько их, князь, не щади! Мне уши этим делом прожужжали, и я много крови из-за тебя испортила. Да и поглядеть любопытно. Позови их, а мы сядем. Аглая хорошо придумала. Вы об этом что-нибудь слышали, князь? – обратилась она к князю Щ. | – Je désire, moi aussi, qu’on en finisse une bonne fois avec cette infâme revendication ! s’exclama la générale. Donne-leur une bonne leçon, prince, ne les ménage pas ! On m’a rebattu les oreilles avec cette affaire et je me suis fait beaucoup de mauvais sang pour toi. Ce serait intéressant de les voir. Fais-les venir ; nous resterons ici. Aglaé a en une bonne idée. Avez-vous entendu parler de cette affaire, prince ? ajouta-t-elle en s’adressant au prince Stch…. |
| – Конечно, слышал, у вас же. Но мне особенно на этих молодых людей поглядеть хочется, – ответил князь Щ. | – Oui, et chez vous justement. Je suis particulièrement curieux de voir ces jeunes gens, répondit le prince. |
| – Это самые и есть нигилисты, что ли? | – Ce sont bien des nihilistes, n’est-ce pas ? |
| – Нет-с, они не то чтобы нигилисты, – шагнул вперед Лебедев, который тоже чуть не трясся от волнения, – это другие-с, особенные, мой племянник говорил, что они дальше нигилистов ушли-с. Вы напрасно думаете их вашим свидетельством сконфузить, ваше превосходительство; они не сконфузятся-с. Нигилисты все-таки иногда народ сведущий, даже ученый, а эти – дальше пошли-с, потому что прежде всего деловые-с. | – Non, dit Lébédev, qui, tremblant presque d’émotion, fit un pas en avant ; ce ne sont pas à proprement parler des nihilistes, c’est un autre clan, d’un genre à part. Mon neveu prétend qu’ils sont plus avancés que les nihilistes. Vous vous trompez, Excellence, si vous croyez les intimider par votre présence. Ces gaillards-là ne s’en laissent pas imposer. Les nihilistes, du moins, sont parfois des gens instruits, voire savants. Ceux-là les dépassent, car ils sont avant tout des hommes d’affaires. |
| Это собственно некоторое последствие нигилизма, но не прямым путем, а по наслышке и косвенно, и не в статейке какой-нибудь журнальной заявляют себя, а уж прямо на деле-с; не о бессмысленности, например, какого-нибудь там Пушкина дело идет, и не насчет, например, необходимости распадения на части России; нет-с, а теперь уже считается прямо за право, что если очень чего-нибудь захочется, то уж ни пред какими преградами не останавливаться, хотя бы пришлось укокошить при этом восемь персон-с. Но, князь, я все-таки вам не советовал бы… | Au fond ils procèdent du nihilisme, mais indirectement, par une tradition détournée. Ils ne se manifestent pas par des articles de journaux mais vont droit aux faits. Il ne s’agit plus, pour eux, par exemple, de démontrere que Pouchkine est inepte ou qu’il faut démembrer la Russie, non ; mais ils se considèrente en droit, s’ils ont envie de quelque chose, de ne s’arrêter devant aucun obstacle et d’estourbir huit personnes le cas échéant. Tout de même, prince, je vous aurais déconseillé de… |
| Но князь уже шел отворять дверь гостям. | Mais le prince était déjà allé ouvrir la porte aux visiteurs. |
| – Вы клевещете, Лебедев, – проговорил он, улыбаясь, – вас очень огорчил ваш племянник. Не верьте ему, Лизавета Прокофьевна. Уверяю вас, что Горские и Даниловы только случаи, а эти только… ошибаются… Только мне бы не хотелось здесь, при всех. Извините, Лизавета Прокофьевна, они войдут, я их вам покажу, а потом уведу. Пожалуйте, господа! | – Vous les calomniez, Lébédev, dit-il avec un sourire. On voit bien que votre neveu vous a donné du tracas. Ne le croyez pas, Elisabeth Prokofievna. Je vous assure que les Gorski et les Danilov ne sont que des cas isolés ; quant à ces jeunes gens… ils sont simplement dans l’erreur… Mais je préférerais ne pas m’entretenir avec eux ici devant tout le monde. Excusez-moi, Elisabeth Prokofievna : ils entreront, je vous les présenterai puis je les emmènerai. Entrez, messieurs, je vous prie ! |
| Его скорее беспокоила другая мучительная для него мысль, Ему мерещилось: уж не подведено ли кем это дело теперь, именно к этому часу и времени, заранее, именно к этим свидетелям и, может быть, для ожидаемого срама его, а не торжества? Но ему слишком грустно было за свою “чудовищную и злобную мнительность”. Он умер бы, кажется, если бы кто-нибудь узнал, что у него такая мысль на уме, и в ту минуту как вошли его новые гости, он искренно готов был считать себя, из всех, которые были кругом его, последним из последних в нравственном отношении. | Le prince était plutôt tourmenté par une autre idée. Il se demandait s’il n’était pas en présence d’un coup monté, précisément pour cette heure et cette réunion, en vue de lui ménager une occasion, non pas de triompher, mais de se couvrir de honte. Cependant il se reprochait en même temps avec tristesse « la monstruosité et la malignité de sa défiance ». Il lui semblait qu’il serait mort sur le coup si quelqu’un avait pu démêler une pareille idée dans son esprit. Et, lorsque les nouveaux visiteurs parurent, il était sincèrement disposé à se considérer, du point de vue moral, comme le dernier des derniers parmi les gens réunis autour de lui. |
| Вошло пять человек, четыре человека новых гостей и пятый вслед за ними генерал Иволгин, разгоряченный, в волнении и в сильнейшем припадке красноречия. “Этот-то за меня непременно!” с улыбкой подумал князь. Коля проскользнул вместе со всеми: он горячо говорил с Ипполитом, бывшим в числе посетителей; Ипполит слушал и усмехался. | Cinq personnes entrèrent : quatre nouveaux venus et derrière eux le général Ivolguine, qui avait l’air vivement ému et en proie à un accès d’éloquence. « Celui-là est sûrement pour moi ! » pensa le prince en souriant. Kolia s’était faufilé dans le groupe : il parlait avec chaleur à Hippolyte qui était de la bande et l’écoutait avec un sourire incrédule. |
| Князь рассадил гостей. Все они были такой молоденький, такой даже несовершеннолетний народ, что можно было подивиться и случаю, и всей происшедшей от него церемонии. Иван Федорович Епанчин, например, ничего не знавший и не понимавший в этом “новом деле”, даже вознегодовал, смотря на такую юность, и наверно как-нибудь протестовал бы, если бы не остановила его странная для него горячность его супруги к партикулярным интересам князя. | Le prince fit asseoir les arrivants. C’étaient de tout jeunes gens, presque des adolescents, et leur âge donnait matière à s’étonner qu’on eût fait tant de cérémonie pour les recevoir. Ivan Fiodorovitch Epantchine, qui ne savait rien de cette « nouvelle affaire » et n’y comprenait goutte, s’indigna à la vue de pareils blancs-becs et il aurait certainement protesté s’il ne s’était senti retenu par l’intérêt passionné et, selon lui, étrange que sa femme portait aux affaires personnelles du prince. |
| Он, впрочем, остался отчасти из любопытства, отчасти по доброте сердца, надеясь даже помочь и во всяком случае пригодиться авторитетом; но поклон ему издали вошедшего генерала Иволгина привел его снова в негодование; он нахмурился и решился упорно молчать. | Cependant il resta là, moitié par curiosité, moitié par bonté, dans l’espoir de se rendre utile et, en tout cas, d’en imposer par son autorité. Mais le salut que lui fit de loin, en entrant, le général Ivolguine raviva son indignation ; il se rembrunit et décida de s’enfermer dans le mutisme. |
| В числе четырех молоденьких посетителей один, впрочем, был лет тридцати, отставной “поручик из рогожинской компании, боксер и сам дававший по пятнадцати целковых просителям”. Угадывалось, что он сопровождает остальных для куража, в качестве искреннего друга и, буде окажется надобность, для поддержки. | Sur les quatre jeunes visiteurs, il y en avait du moins un qui pouvait avoir la trentaine ; c’était ce boxeur et lieutenant en retraite qui avait appartenu à la bande de Rogojine et se vantait d’avoir donné, autrefois, des aumônes de quinze roubles. On pouvait deviner qu’il s’était joint aux autres en bon compagnon, pour leur remonter le moral et, en cas de besoin, leur prêter main-forte. |
| Между остальными же первое место и первую роль занимал тот, за которым числилось название “сына Павлищева”, хоть он и рекомендовался Антипом Бурдовским. Это был молодой человек, бедно и неряшливо одетый, в сюртуке, с засаленными до зеркального лоску рукавами, с жирною, застегнутою до верху жилеткой, с исчезнувшим куда-то бельем, с черным шелковым замасленным до-нельзя и скатанным в жгут шарфом, с немытыми руками, с чрезвычайно угреватым лицом, белокурый и, если можно так выразиться, с невинно-нахальным взглядом. | Parmi ses trois acolytes, le premier rang et le rôle principal revenaient à celui que l’on appelait le « fils de Pavlistchev », bien que lui-même se présentât sous le nom d’Antipe Bourdovski. C’était un jeune homme blond, au visage bourgeonné, de mise pauvre et malpropre. Sa redingote était si graisseuse que ses manches avaient des reflets ; son gilet crasseux boutonné jusqu’en haut dissimulait l’absence de linge. Il avait au cou une écharpe de soie noire, maculée et tordue comme une corde. Ses mains n’étaient pas lavées. Son regard exprimait, pour ainsi dire, un mélange de candeur et d’effronterie. |
| Он был не низкого роста, худощавый, лет двадцати двух. Ни малейшей иронии, ни малейшей рефлексии не выражалось в лице его; напротив, полное, тупое упоение собственным правом и в то же время нечто доходившее до странной и беспрерывной потребности быть и чувствовать себя постоянно обиженным. Говорил он с волнением, торопясь и запинаясь, как будто не совсем выговаривая слова, точно был косноязычный или даже иностранец, хотя, впрочем, был происхождения совершенно русского. | Il était maigre, plutôt grand, et paraissait avoir vingt-deux ans. Son visage ne trahissait ni la moindre ironie, ni l’ombre d’une réflexion ; on n’y lisait que l’obtuse infatuation de ce qu’il croyait être son droit et, en même temps, un étrange et incessant besoin de se sentir offensé à tout propos. Il parlait sur un ton ému, et son débit précipité et hésitant, où se perdait une partie des mots, l’eût fait prendre pour un bègue ou même pour un étranger, bien qu’il fût de souche purement russe. |
| Сопровождал его, во-первых, известный читателям племянник Лебедева, а во-вторых, Ипполит. Ипполит был очень молодой человек, лет семнадцати, может быть и восемнадцати, с умным, но постоянно раздраженным выражением лица, на котором болезнь положила ужасные следы. Он был худ как скелет, бледно-желт, глаза его сверкали, и два красные пятна горели на щеках. | Il était accompagné du neveu de Lébédev, que le lecteur connaît déjà, et, en second lieu, d’Hippolyte. Celui-ci était un tout jeune homme de dix-sept ou dix-huit ans ; sa physionomie intelligente, mais perpétuellement crispée, portait l’empreinte du mal terrible qui le rongeait. Il était d’une maigreur squelettique, son teint était de cire, ses yeux brillaient et deux taches rouges lui empourpraient les joues. |
| Он беспрерывно кашлял; каждое слово его, почти каждое дыхание сопровождалось хрипом. Видна была чахотка в весьма сильной степени. Казалось, что ему оставалось жить не более двух, трех недель. Он очень устал и прежде всех опустился на стул. Остальные при входе несколько зацеремонились и чуть не сконфузились, смотрели однако же важно и видимо боялись как-нибудь уронить достоинство, что странно не гармонировало с их репутацией отрицателей всех бесполезных светских мелочей, предрассудков и чуть ли не всего на свете, кроме собственных интересов. | Il toussait sans discontinuer ; chacune de ses paroles, chacun de ses souffles, presque, était accompagné d’un râle. Il était évidemment arrivé au dernier degré de la phtisie et donnait l’impression de n’avoir plus que deux ou trois semaines à vivre. Il semblait épuisé et se laissa choir sur une chaise avant que les autres ne se fussent assis. Ses compagnons entrèrent en faisant quelque cérémonie ; ils paraissaient un peu dépaysés, mais affectaient un air d’importance, comme s’ils eussent craint de compromettre leur dignité ; attitude qui jurait étrangement avec leur réputation de contempteurs des futilités mondaines et de gens qui ne reconnaissent d’autre loi que leur propre intérêt. |
| – Антип Бурдовский, – торопясь и запинаясь провозгласил “сын Павлищева”. | – Antipe Bourdovski, bredouilla en se présentant le « fils de Pavlistchev ». |
| – Владимир Докторенко, – ясно, отчетливо и как бы даже хвалясь, что он Докторенко, отрекомендовался племянник Лебедева. | – Vladimir Doktorenko, articula avec netteté et même avec suffisance le neveu de Lébédev, comme si son nom lui était un sujet de fierté. |
| – Келлер! – пробормотал отставной поручик. | – Keller, murmura l’ex-lieu tenant. |
| – Ипполит Терентьев, – неожиданно, визгливым голосом провизжал последний. Все наконец расселись в ряд на стульях напротив князя, все, отрекомендовавшись, тотчас же нахмурились и для бодрости переложили из одной руки в другую свои фуражки, все приготовились говорить, и все однако ж молчали, чего-то выжидая с вызывающим видом, в котором так и читалось: “нет, брат, врешь, не надуешь!” Чувствовалось, что стоит только кому-нибудь для началу произнести одно только первое слово, и тотчас же все они заговорят вместе, перегоняя и перебивая друг друга. | – Hippolyte Térentiev ! glapit sur une intonation inattendue le dernier visiteur. Tout ce monde s’était assis en rang, face au prince. Après s’être présentés, ils se renfrognèrent et, pour se donner une contenance, firent passer leur casquette d’une main dans l’autre. Chacun était prêt à parler mais gardait cependant le silence, dans une attitude d’attente et de provocation qui semblait vouloir dire : « Non, mon ami, non, tu ne nous rouleras pas ! » On pressentait qu’au premier mot qui romprait la glace, tous se mettraient à pérorer à la lois en s’interrompant à qui mieux mieux. |
| VIII. | VIII. |
| – Господа, я никого из вас не ожидал, – начал князь, – сам я до сего дня был болен, а дело ваше (обратился он к Антипу Бурдовскому) я еще месяц назад поручил Гавриле Ардалионовичу Иволгину, о чем тогда же вас и уведомил, Впрочем, я не удаляюсь от личного объяснения, только согласитесь, такой час… я предлагаю пойти со мной в другую комнату, если не надолго… Здесь теперь мои друзья, и поверьте… | – Messieurs, commença le prince, je ne m’attendais à voir aucun de vous ; moi-même j’ai été malade jusqu’à ce jour. Quant à votre affaire (dit-il en s’adressant à Antipe Bourdovski), il y a un mois que je l’ai confiée à Gabriel Ardalionovitch, comme je vous en ai alors avisé. D’ailleurs, je ne me refuse pas à m’en expliquer personnellement avec vous ; seulement vous conviendrez qu’à cette heure… Si cela ne doit pas être trop long, je vous propose de passer avec moi dans une autre pièce… J’ai ici en ce moment des amis, et je vous prie de croire… |
| – Друзья… сколько угодно, но однако же позвольте, – перебил вдруг весьма наставительным тоном, хотя все еще не возвышая очень голоса, племянник Лебедева, – позвольте же и нам заявить, что вы могли бы с нами поступить поучтивее, а не заставлять нас два часа прождать в вашей лакейской… | – Des amis… tant que vous voudrez, mais permettez ! – l’interrompit brusquement le neveu de Lébédev sur un ton d’autorité, sans toutefois trop élever la voix – permettez-nous de vous déclarer que vous auriez pu vous comporter plus poliment à notre égard et ne pas nous faire attendre deux heures dans votre antichambre… |
| – И конечно… и я… и это по-княжески! И это… вы, стало быть, генерал! И я вам не лакей! И я, я… – забормотал вдруг в необыкновенном волнении Антип Бурдовский, с дрожащими губами, с разобиженным дрожаньем в голосе, с брызгами, летевшими изо рта, точно весь лопнул или прорвался, но так вдруг заторопился, что с десяти слов его уж и понять нельзя было. | – Et certainement… moi aussi… voilà comment agissent les princes !… et vous, êtes-vous donc un général ? Et moi je ne suis pas votre laquais ! Mais je… je…, bafouilla tout à coup Antipe Bourdovski au comble de l’émotion ; ses lèvres frémissaient, sa voix tremblait d’exaspération, la salive lui sortait de la bouche en bulles qui éclataient ; son débit était si précipité qu’au bout de dix mots il était devenu complètement incompréhensible. |
| – Это было по-княжески! – прокричал визгливым, надтреснутым голосом Ипполит. | – Oui ! voilà des procédés de prince ! fit Hippolyte d’une voix criarde. |
| – Если б это было со мной, – проворчал боксер, – то-есть, если б это прямо ко мне относилось, как к благородному человеку, то я бы на месте Бурдовского… я… | – Si l’on avait agi ainsi avec moi, grogna le boxeur, je veux dire : si ce procédé s’était adressé à moi en ma qualité de gentilhomme, à la place de Bourdovski j’aurais… |
| – Господа, я всего с минуту узнал, что вы здесь, ей богу, – повторил опять князь. | – Messieurs, vous pouvez m’en croire, il y a seulement une minute que j’ai appris que vous étiez ici, observa le prince. |
| – Мы не боимся, князь, ваших друзей, кто бы они ни были, потому что мы в своем праве, – заявил опять племянник Лебедева. | – Nous ne craignons nullement vos amis, prince, quels qu’ils soient, parce que nous, nous sommes dans notre droit, reprit le neveu de Lébédev. |
| – Какое однако ж, позвольте вас спросить, имели вы право, – провизжал опять Ипполит, но уже чрезвычайно разгорячаясь, – выставлять дело Бурдовского на суд ваших друзей? Да мы, может, и не желаем суда ваших друзей; слишком понятно, что может значить суд ваших друзей!.. | – Qui vous autorise, permettez-nous de vous le demander, à soumettre l’affaire de Bourdovski au jugement de vos amis ? glapit de nouveau Hippolyte, qui était maintenant fort échauffé. Nous ne sommes peut-être pas disposés à accepter ce jugement ; nous ne savons que trop ce qu’il peut signifier !… |
| – Но ведь если вы, наконец, господин Бурдовский, не желаете здесь говорить, – удалось наконец вклеить князю, чрезвычайно пораженному таким началом, – то говорю вам, пойдемте сейчас в другую комнату, а о вас всех, повторяю вам, сию минуту только услышал… | Le prince, tout décontenancé par cet exorde, eut du mal à placer une réplique : – Mais je vous ai déjà dit, monsieur Bourdovski, que, si vous ne voulez pas vous expliquer ici, nous pouvions tout de suite passer dans une autre pièce. Je vous répète que je viens seulement d’apprendre votre présence. |
| – Но права не имеете, права не имеете, права не имеете!.. ваших друзей… Вот!.. – залепетал вдруг снова Бурдовский, дико и опасливо осматриваясь кругом и тем более горячась, чем больше не доверял и дичился, – вы не имеете права! – и, проговорив это, резко остановился, точно оборвал, и безмолвно выпучив близорукие, чрезвычайно выпуклые с красными толстыми жилками глаза, вопросительно уставился на князя, наклонившись вперед всем своим корпусом. На этот раз князь до того удивился, что и сам замолчал и тоже смотрел на него выпучив глаза и ни слова не говоря. | – Mais vous n’avez pas le droit, pas le droit, non, pas le droit… Vos amis… Voilà ! bredouilla de nouveau Bourdovski, en jetant autour de lui un regard de farouche défiance et en se montant, d’autant plus qu’il se sentait moins rassuré. – Vous n’avez pas le droit ! Il s’arrêta net comme si quelque chose s’était brisé en lui et, le corps penché en avant, fixa sur le prince, comme pour l’interroger, des yeux de myope striés de petites veines rouges. Cette fois la surprise du prince fut telle qu’il ne trouva pas un mot à dire et regarda, lui aussi, Bourdovski en écarquillant les yeux. |
| – Лев Николаевич! – позвала вдруг Лизавета Прокофьевна: – вот прочти это сейчас, сию же минуту, это прямо до твоего дела касается. | – Léon Nicolaïévitch, l’interpella soudain Elisabeth Prokofievna, lis ceci séance tenante : c’est en rapport direct avec ton affaire. |
| Она торопливо протянула ему одну еженедельную газету из юмористических и указала пальцем статью. Лебедев, когда еще входили гости, подскочил сбоку к Лизавете Прокофьевне, за милостями которой ухаживал, и ни слова не говоря, вынув из бокового своего кармана эту газету, подставил ей прямо на глаза, указывая отчеркнутый столбец. То, что уже успела прочесть Лизавета Прокофьевна, поразило и взволновало ее ужасно. | Elle lui tendit en hâte un hebdomadaire humoristique et lui indiqua du doigt un article. Lébédev, désirant se faire bien voir de la générale, avait tiré ce journal de sa poche au moment où les visiteurs étaient entrés et il l’avait placé sous ses yeux en lui montrant une colonne marquée d’un trait de crayon. Les quelques lignes qu’Elisabeth Prokofievna avait eu le temps de lire l’avaient profondément troublée. |
| – Не лучше ли, однако, не вслух, – пролепетал князь, очень смущенный, – я бы прочел один… после… | – Il vaudrait peut-être mieux ne pas lire cela à haute voix balbutia le prince tout confus ; j’en prendrai connaissance tout seul… plus tard… |
| – Так прочти же лучше ты, читай сейчас, вслух! вслух! – обратилась Лизавета Прокофьевна к Коле, с нетерпением выхватив из рук князя газету, до которой тот едва еще успел дотронуться: – всем вслух, чтобы каждому было слышно. | – Eh bien, ce sera toi qui liras cela, tout de suite et à haute voix ! Tu entends, à haute voix ! dit Elisabeth Prokofievna à Kolia, après avoir retiré, d’un geste impatient, le journal des mains du prince, qui avait à peine eu le temps d’y jeter les yeux. Lis cet article à haute voix pour que tout le monde l’entende ! |
| < < < | > > > |
| Двуязычный текст, подготовленный Akirill.com , размещенные на сайте Akirill.com 17 июня 2022 года. Каждую из книг (на французском или русском языках) можно забрать отдельно и повторно использовать в личных и некоммерческих целях. Они свободны от авторского права. При любом совместном использовании двух книг должно быть указано их происхождение https://www.Akirill.com | Texte bilingue préparé par Akirill.com , déposé sur le site Akirill.com le 17 juin 2022. Chacun des livres (russe ou français) peut être repris séparément et réutilisé à des fins personnelles et non commerciales. Ils sont libres de droits d’auteur. Toute utilisation des deux livres côte à côte doit mentionner leur origine https://www.Akirill.com |
L’Idiot, de Fédor Dostoïevski
| If you liked this page, don’t forget to like and share. Si vous avez aimé cette page, n’oublier pas d’aimer et de partager. |
| Subscribe to not miss anything Abonnez-vous pour ne rien manquer |
| Check out our latest posts |
| Découvrez nos derniers articles |
AKirill, Learn, apprenez, translation, traduction, livres bilingues, bilingual books 