Ce n’est pas une traduction mots a mots mais les livres dans les deux languages mis côte a côte. Vous pouvez le lire en Français, en russe ou parallèlement.
Это не дословный перевод, а книга Невский проспект на двух языках, вышедшие бок о бок. Вы можете прочитать его на французском, русском или на обоих языках.
Идиот. Роман Федора Достоевского
| Идиот. Роман Федора Достоевского | L’Idiot, de Fédor Dostoïevski |
| < < < | > > > |
| ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ | TROISIÈME PARTIE |
| Глава III | Chapter III |
| – Туда пишет, к той, а та читает. Аль не знаешь? Ну, так узнаешь; наверно покажет тебе сама. | – Elle écrit là-bas, à l’autre, qui lit ses lettres. Ne le sais-tu pas ? Alors, tu le sauras : elle te les montrera sûrement elle-même. |
| – Этому верить нельзя! – вскричал князь. | – Il est impossible de croire cela, s’écria le prince. |
| – Эх! Да ты, Лев Николаич, знать, немного этой дорожки еще прошел, сколько вижу, а только еще начинаешь. Пожди мало: будешь свою собственную полицию содержать, сам день и ночь дежурить, и каждый шаг оттуда знать, коли только… | – Eh ! je vois bien, Léon Nicolaïévitch, que tu n’en es encore qu’à tes débuts. Patience : tu en viendras à avoir ta police particulière, tu monteras toi-même la garde jour et nuit, tu connaîtras chaque pas qui se fera, si seulement… |
| – Оставь и не говори про это никогда! – вскричал князь. – Слушай, Парфен, я вот сейчас пред тобой здесь ходил и вдруг стал смеяться, чему не знаю, а только причиной было, что я припомнил, что завтрашний день – день моего рождения как нарочно приходится. Теперь чуть ли не двенадцать часов, Пойдем, встретим день! У меня вино есть, выпьем вина, пожелай мне того, чего я и сам не знаю теперь пожелать, и именно ты пожелай, а я тебе твоего счастья полного пожелаю. Не то подавай назад крест! Ведь не прислал же мне крест на другой-то день! Ведь на тебе? На тебе и теперь? | – Brisons là, et ne me reparle jamais de cela ! s’exclama le prince. Écoute-moi, Parfione : un moment avant ton arrivée, je me promenais par ici ; soudain je me suis mis à rire, sans savoir pourquoi. Je venais de me rappeler que c’est justement demain l’anniversaire de ma naissance. Il n’est pas loin de minuit. Viens attendre avec moi l’aube de ce jour. J’ai du vin, nous le boirons ; tu me souhaiteras ce que moi-même je ne parviens pas à me souhaiter en ce moment ; il faut que ce soit de toi que me vienne ce souhait ; moi, je ferai des vœux pour ton parfait bonheur. Si tu ne veux pas, rends-moi ma croix ! Cette croix, tu ne me l’as pas renvoyée le lendemain. L’as-tu sur toi ? La portes-tu encore maintenant ? |
| – На мне, – проговорил Рогожин. | – Oui, je la porte, répondit Rogojine. |
| – Ну, и пойдем. Я без тебя не хочу мою новую жизнь встречать, потому что новая моя жизнь началась! Ты не знаешь, Парфен, что моя новая жизнь сегодня началась? | – Alors partons ! Je ne veux pas m’engager sans toi dans une vie nouvelle, car c’est pour moi une vie nouvelle qui a commencé ! Tu ne sais pas, Parfione, que ma vie nouvelle a commencé aujourd’hui ? |
| – Теперь сам вижу и сам знаю, что началась; так и ей донесу. Не в себе ты совсем, Лев Николаич! | – À présent je vois et sais par moi-même qu’elle a commencé. Je vais lui en rendre compte. Tu n’es pas dans ton état normal, Léon Nicolaïévitch. |
| IV. | IV. |
| С чрезвычайным удивлением заметил князь, подходя к своей даче с Рогожиным, что на его террасе, ярко освещенной, собралось шумное и многочисленное общество. Веселая компания хохотала, голосила; кажется, даже спорила до крику; подозревалось с первого взгляда самое радостное препровождение времени. И действительно, поднявшись на террасу, он увидел, что все пили, и пили шампанское, и, кажется, уже довольно давно, так что многие из пирующих успели весьма приятно одушевиться. Гости были все знакомые князя, но странно было, что они собрались разом все, точно по зову, хотя князь никого не звал, а про день своего рождения он и сам только-что вспомнил нечаянно. | Ce fut avec un vif étonnement qu’en s’approchant de sa villa en compagnie de Rogojine, le prince vit la terrasse brillamment éclairée et occupée par une nombreuse et bruyante société. Cette société était pleine d’entrain, riait aux éclats et vociférait ; elle semblait discuter à grands cris ; du premier coup d’œil on pouvait se rendre compte que le temps se passait là joyeusement. Et en effet, quand il monta sur la terrasse, le prince trouva tout le monde en train de boire, et du champagne encore ; cette petite fête devait durer déjà depuis un bon moment, car beaucoup d’assistants avaient eu le loisir de se mettre en assez belle humeur. Tous étaient des connaissances du prince, mais l’étrange était de les voir réunis comme si on les eût invités, alors qu’il n’avait fait aucune invitation et que c’était même par hasard qu’il venait de se rappeler le jour de son anniversaire. |
| – Объявил, знать, кому, что шампанского выставишь, вот они и сбежались, – пробормотал Рогожин, всходя вслед за князем на террасу, – мы эвтот пункт знаем; им только “свистни… – прибавил он почти со злобой, конечно припоминая свое недавнее прошлое. | – Tu as dû dire à quelqu’un que tu offrirais le champagne ; alors ils sont accourus, murmura Rogojine en suivant le prince sur la terrasse. Nous connaissons cela ; il suffît de les siffler… ajouta-t-il sur un ton d’aigreur, sans doute en évoquant mentalement un passé peu éloigné. |
| Все встретили князя криками и пожеланиями, окружили его. Иные были очень шумны, другие гораздо спокойнее, но все торопились поздравить, прослышав о дне рождения, и всякий ждал своей очереди. Присутствие некоторых лиц заинтересовало князя, например, Бурдовского; но всего удивительнее было, что среди этой компании очутился вдруг и Евгений Павлович; князь почти верить себе не хотел и чуть не испугался, увидев его. | La bande tout entière entoura le prince après l’avoir accueilli par des cris et des souhaits. Quelques convives étaient fort bruyants, d’autres beaucoup plus calmes ; mais, dès qu’on sut que c’était son anniversaire, tous s’approchèrent à tour de rôle et s’empressèrent de le congratuler. La présence de certaines personnes, par exemple de Bourdovski, intrigua le prince ; mais ce qui l’étonna le plus, ce fut de trouver Eugène Pavlovitch en pareille compagnie ; il n’en croyait pas ses yeux et fut presque effrayé de le reconnaître. |
| Тем временем Лебедев, раскрасневшийся и почти восторженный, подбежал с объяснениями; он был довольно сильно готов. Из болтовни его оказалось, что все собрались совершенно натурально и даже нечаянно. Прежде всех, перед вечером, приехал Ипполит, и, чувствуя себя гораздо лучше, пожелал подождать князя на террасе. Он расположился на диване; потом к нему сошел Лебедев, затем все его семейство, то-есть генерал Иволгин и дочери. Бурдовский приехал с Ипполитом, сопровождая его. | Sur ces entrefaites Lébédev, très rouge et plutôt allumé, accourut pour donner des explications ; il était passablement mûr. Il exposa avec volubilité que tout ce monde s’était réuni de la manière la plus naturelle du monde, et même par hasard. Le premier de tous avait été Hippolyte qui était arrivé dans la soirée ; se sentant beaucoup mieux et voulant attendre sur la terrasse le retour du prince, il s’était couché sur un divan. Puis Lébédev était venu se joindre à lui, bientôt suivi de toute sa famille, ou, pour mieux dire, de ses filles et du général Ivolguine. Bourdovski était arrivé avec Hippolyte auquel il tenait compagnie. |
| Ганя и Птицын зашли, кажется, недавно, проходя мимо (их появление совпадало с происшествием в воксале); затем явился Келлер, объявил о дне рождения и потребовал шампанского. Евгений Павлович зашел всего с полчаса назад. На шампанском и чтоб устроить праздник настаивал изо всех сил и Коля. Лебедев с готовностью подал вина. | Gania et Ptitsine, passant près de la villa, étaient entrés, semblait-il, depuis peu de temps (leur arrivée avait coïncidé avec l’incident du vauxhall) ; puis Keller avait fait son apparition en annonçant que c’était l’anniversaire du prince et en réclamant du champagne. Eugène Pavlovitch n’était là que depuis une demi-heure. Kolia avait insisté de toutes ses forces pour qu’on servît du champagne et qu’on organisât une fête. Lébédev s’était empressé d’apporter du vin. |
| – Но своего, своего! – лепетал он князю: – на собственное иждивение, чтобы прославить и поздравить, и угощение будет, закуска, и об этом дочь хлопочет; но, князь, если бы вы знали, какая тема в ходу. Помните у Гамлета: “быть или не быть?” Современная тема-с, современная! Вопросы и ответы… И господин Терентьев в высшей степени… спать не хочет! А шампанского он только глотнул, глотнул, не повредит… Приближьтесь, князь, и решите! Все вас ждали, все только и ждали вашего счастливого ума… | – Mais c’est mon vin, mon vin ! bafouilla-t-il en s’adressant au prince ; c’est moi qui fais les frais, afin de vous fêter et de vous féliciter, et il y aura aussi un petit festin, un souper froid ; ma fille s’en occupe. Ah ! prince, si vous connaissiez le thème que nous discutons ! Vous vous rappelez cette phrase de Hamlet : « être ou ne pas être » ? Voilà un thème moderne, bien moderne ! Questions et réponses… Et monsieur Térentiev est au comble de l’animation… il ne veut pas se coucher ! D’ailleurs il n’a bu qu’une gorgée de champagne, une seule gorgée, cela ne peut lui faire de mal… Approchez-vous, prince, et tranchez le débat ! Tout le monde vous attendait, tout le monde comptait sur votre finesse d’esprit… |
| Князь заметил милый, ласковый взгляд Веры Лебедевой, тоже торопившейся пробраться к нему сквозь толпу. Мимо всех, он протянул руку ей первой; она вспыхнула от удовольствия и пожелала ему “счастливой жизни с этого самого дня”. Затем стремглав побежала на кухню; там она готовила закуску; но и до прихода князя, – только что на минуту могла оторваться от дела, – являлась на террасу и изо всех сил слушала горячие споры о самых отвлеченных и странных для нее вещах, не умолкавших между подпившими гостями. | Le prince remarqua le regard doux et caressant de Véra Lébédev qui, elle aussi, se frayait vivement passage pour arriver jusqu’à lui. Ce fut la première à qui il tendit la main ; elle rougit de plaisir et lui souhaita « une vie heureuse à partir de ce jour-là ». Là-dessus elle courut à la cuisine où elle était en train de préparer la collation. Mais, même avant le retour du prince, dès qu’elle avait pu se libérer un instant de sa besogne, elle était venue sur la terrasse pour écouter de toutes ses oreilles les discussions passionnées et sans fin que les convives, mis en verve par le vin, consacraient aux questions les plus abstraites et les plus étrangères à la jeune fille. |
| Младшая сестра ее, разевавшая рот, заснула в следующей комнате, на сундуке, но мальчик, сын Лебедева, стоял подле Коли и Ипполита, и один вид его одушевленного лица показывал, что он готов простоять здесь на одном месте, наслаждаясь и слушая, хоть еще часов десять сряду. | Sa sœur cadette s’était endormie bouche bée dans la pièce à côté, assise sur un coffre. Quant au jeune fils de Lébédev, il restait auprès de Kolia et d’Hippolyte ; à l’expression ravie de son visage on devinait qu’il serait bien resté là sans bouger de place encore dix heures de suite à jouir de la conversation. |
| – Я вас особенно ждал и ужасно рад, что вы пришли такой счастливый, – проговорил Ипполит, когда князь, тотчас после Веры, подошел пожать ему руку. | – Je vous attendais tout particulièrement et suis enchanté de vous voir arriver si heureux, dit Hippolyte lorsque le prince lui prit la main aussitôt après avoir serré celle de Véra. |
| – А почему вы знаете, что я “такой счастливый”? | – Et comment savez-vous que je suis « si heureux » ? |
| – По лицу видно. Поздоровайтесь с господами и присядьте к нам сюда поскорее. Я особенно вас ждал, – прибавил он, значительно напирая на то, что он ждал. На замечание князя: “не повредило бы ему так поздно сидеть?” – он отвечал, что сам себе удивляется, как это он три дня назад умереть хотел, и что никогда он не чувствовал себя лучше, как в этот вечер. Бурдовский вскочил и пробормотал, что он “так…”, что он с Ипполитом “сопровождал”, и что тоже рад; что в письме он “написал вздор”, а теперь “рад просто…”. Не договорив, он крепко сжал руку князя и сел на стул. | – Cela se voit sur votre figure. Saluez ces messieurs et dépêchez-vous de venir vous asseoir ici, près de nous. Je vous attendais tout particulièrement, répéta-t-il en appuyant significativement sur cette phrase. Le prince lui demanda s’il n’était pas dangereux pour sa santé de veiller si tard. Il répondit qu’il s’étonnait lui-même de ne s’être jamais senti mieux portant que ce soir, alors qu’il était à la mort trois jours avant. Bourdovski se leva brusquement et marmonna qu’il était venu « comme cela », en « accompagnant » Hippolyte ; il était enchanté, lui aussi ; dans sa lettre il avait « écrit des bêtises » mais était maintenant « tout bonnement enchanté »… Il n’acheva pas sa phrase, serra avec vigueur la main du prince et se rassit. |
| После всех князь подошел и к Евгению Павловичу. Тот тотчас же взял его под руку. | Quand il eut salué tout le monde, le prince s’approcha d’Eugène Pavlovitch. Celui-ci le prit aussitôt par le bras : |
| – Мне вам только два слова сказать, – прошептал он вполголоса, – и по чрезвычайно важному обстоятельству; отойдемте на минуту. | – Je n’ai que deux mots à vous dire, fit-il à demi-voix ; il s’agit d’un événement très important ; isolons-nous une minute. |
| – Два слова, – прошептал другой голос в другое ухо князя, и другая рука взяла его с другой стороны под руку. Князь с удивлением заметил страшно взъерошенную, раскрасневшуюся, подмигивающую и смеющуюся фигуру, в которой в ту же минуту узнал Фердыщенка, бог знает откуда взявшегося. | – Deux mots, chuchota une seconde voix à l’autre oreille du prince, tandis qu’une autre main lui prenait le bras resté libre. Le prince eut la surprise de voir une face ébouriffée, rouge, joviale et clignotante, qu’il reconnut aussitôt être celle de Ferdistchenko. Celui-ci avait surgi on ne savait d’où. |
| – Фердыщенка помните? – спросил тот. | – Vous vous souvenez de Ferdistchenko ? demanda-t-il ? |
| – Откуда вы взялись? – вскричал князь. | – D’où sortez-vous ? s’écria le prince. |
| – Он раскаивается! – вскричал подбежавший Келлер: – он спрятался, он не хотел к вам выходить, он там в углу спрятался, он раскаивается, князь, он чувствует себя виноватым. | – Il se repent ! s’exclama Keller qui s’était approché précipitamment. Il s’était caché, il ne voulait pas paraître devant vous. Il se dissimulait là-bas dans un coin. Il se repent, prince, il se sent coupable. |
| – Да в чем же, в чем же? | – Mais de quoi, de quoi donc ? |
| – Это я его встретил, князь, я его сейчас встретил и привел; это редкий из моих друзей; но он раскаивается. | – C’est moi qui l’ai rencontré, prince, je l’ai amené aussitôt ; c’est un de mes meilleurs amis, mais il se repent. |
| – Очень рад, господа; ступайте, садитесь туда ко всем, я сейчас приду, – отделался наконец князь, торопясь к Евгению Павловичу. | – Enchanté, messieurs ; allez prendre place avec le reste de la société, je reviens tout de suite, dit enfin le prince pour se débarrasser d’eux ; il avait hâte de s’entretenir avec Eugène Pavlovitch. |
| – Здесь у вас занимательно, – заметил тот, – и я с удовольствием прождал вас с полчаса. Вот что, любезнейший Лев Николаевич, я все устроил с Курмышевым, и зашел вас успокоить; вам нечего беспокоиться, он очень, очень рассудительно принял дело, тем более, что, по-моему, скорее сам виноват. | – On se distrait chez vous, remarqua ce dernier, et j’ai passé à vous attendre une agréable demi-heure. Voici ce dont il s’agit, mon très cher Léon Nicolaïévitch ; j’ai tout arrangé avec Kourmichev et je suis venu pour vous tranquilliser ; vous n’avez pas à vous inquiéter ; il a pris la chose avec beaucoup, beaucoup de bon sens ; d’autant qu’à mon avis, c’était plutôt lui qui avait tort. |
| – С каким Курмышевым? | – Quel Kourmichev ? |
| – Да вот, которого вы за руки давеча схватили… Он был так взбешен, что хотел уже к вам завтра прислать за объяснениями. | – Eh bien, mais… celui que vous avez empoigné tantôt par les bras… Il était si furieux qu’il voulait vous envoyer demain ses témoins vous demander raison. |
| – Полноте, какой вздор! | – Allons donc, quelle bêtise ! |
| – Разумеется, вздор, и вздором наверно бы кончилось; но у нас эти люди… | – Évidemment c’est une bêtise et cela aurait certainement fini par une bêtise ; mais il y a chez nous de ces gens… |
| – Вы, может быть, и еще за чем-нибудь пришли, Евгений Павлыч? | – Vous êtes peut-être venu encore dans une autre intention, Eugène Pavlovitch ? |
| – О, разумеется, еще за чем-нибудь, – рассмеялся тот. – Я, милый князь, завтра чем свет еду по этому несчастному делу (ну вот, о дяде-то) в Петербург; представьте себе: все это верно, и все уже знают, кроме меня. Меня так это все поразило, что я туда и не поспел зайти (к Епанчиным); завтра тоже не буду, потому что буду в Петербурге, понимаете? Может, дня три здесь не буду, – одним словом, дела мои захромали. Хоть дело и не бесконечно важное, но я рассудил, что мне нужно кое в чем откровеннейшим образом объясниться с вами, и не пропуская времени, то-есть до отъезда. | – Oh ! naturellement ! j’avais encore une autre intention, repartit celui-ci en riant. – Demain, mon cher prince, au point du jour, je me rends à Pétersbourg pour cette malheureuse histoire (l’affaire de mon oncle, vous vous rappelez ?). Figurez-vous que tout cela est exact et que tout le monde le savait, sauf moi. J’en ai été tellement bouleversé que je n’ai même pas eu le temps d’aller là-bas (chez les Epantchine) ; je ne pourrai y aller davantage demain, puisque je serai à Pétersbourg ; vous comprenez ? Peut-être n’en reviendrai-je pas de trois jours ; bref mes affaires vont de travers. Sans exagérer l’importance de l’événement, j’ai tout de même pensé que je devais m’en expliquer avec vous en toute sincérité sans différer davantage, c’est-à-dire avant mon départ. |
| Я теперь посижу и подожду, если велите, пока разойдется компания; при том же мне некуда более деваться: я так взволнован, что и спать не лягу. Наконец, хотя бессовестно и непорядочно так прямо преследовать человека, но я вам прямо скажу: я пришел искать вашей дружбы, милый мой князь; вы человек бесподобнейший, то-есть не лгущий на каждом шагу, а может быть, и совсем, а мне в одном деле нужен друг и советник, потому что я решительно теперь из числа несчастных… | Maintenant, si vous permettez, je resterai ici et j’attendrai que la société se disperse ; je n’ai d’ailleurs pas mieux à faire, je suis si agité que je ne saurais dormir. Enfin, bien qu’il y ait de l’impudence et de l’incorrection à s’accrocher ainsi à un homme, je vous dirai franchement que je suis venu solliciter votre amitié, mon bien cher prince. Vous êtes un homme sans égal, en ce sens que vous ne mentez pas à tous les instants et que, peut-être même, vous ne mentez jamais. Or, il y a une affaire pour laquelle j’ai besoin d’un ami et d’un conseiller, car à présent je suis positivement au nombre des gens malheureux… |
| Он опять засмеялся. | Il se remit à rire. |
| – Вот в чем беда, – задумался на минуту князь, – вы хотите подождать пока они разойдутся, а ведь бог знает, когда это будет. Не лучше ли нам теперь сойти в парк; они, право, подождут; я извинюсь. | – Il n’y a qu’un ennui, dit le prince après une minute de réflexion : vous voulez attendre leur départ, mais Dieu sait quand ce sera ! N’est-il pas préférable que nous allions maintenant dans le parc ? Franchement ils peuvent bien m’attendre ; je m’excuserai. |
| – Ни-ни, я имею свои причины, чтобы нас не заподозрили в экстренном разговоре с целью; тут есть люди, которые очень интересуются нашими отношениями, – вы не знаете этого, князь? И гораздо лучше будет, если увидят, что и без того в самых дружелюбнейших, а не в экстренных только отношениях, – понимаете? Они часа через два разойдутся; я у вас возьму минут двадцать, ну – полчаса… | – Non, non, j’ai mes raisons pour ne pas vouloir qu’on nous soupçonne de chercher à avoir une conversation extraordinaire. Il y a ici des gens qui sont très intrigués par nos relations, vous ne le savez pas, prince ? Il vaut beaucoup mieux que l’on constate que nous entretenons les meilleurs rapports dans la vie courante et pas seulement dans des circonstances exceptionnelles, vous comprenez ? Ils se retireront dans deux heures environ ; je vous prendrai à peu près vingt minutes, une demi-heure tout au plus… |
| – Да милости просим, пожалуйте; я слишком рад и без объяснений; а за ваше доброе слово о дружеских отношениях очень вас благодарю. Вы извините, что я сегодня рассеян; знаете, я как-то никак не могу быть в эту минуту внимательным. | – De grâce, je vous en prie ! Je suis très content ; il était superflu de vous expliquer. Je tiens en outre à vous remercier vivement pour votre bonne parole touchant nos rapports d’amitié. Excusez-moi si je suis distrait aujourd’hui ; savez-vous qu’il m’est absolument impossible de faire preuve d’attention en ce moment ? |
| – Вижу, вижу, – пробормотал Евгений Павлович с легкою усмешкой. Он был очень смешлив в этот вечер. | – Je le vois, je le vois, murmura Eugène Pavlovitch avec un léger sourire. Il était ce soir-là d’une humeur très enjouée. |
| – Что вы видите? – встрепенулся князь. | – Qu’est-ce que vous voyez ? demanda le prince avec un tressaillement. |
| – А вы и не подозреваете, милый князь, – продолжал усмехаться Евгений Павлович, не отвечая на прямой вопрос, – вы не подозреваете, что я просто пришел вас надуть и мимоходом от вас что-нибудь выпытать, а? | – Vous ne soupçonnez donc pas, mon cher prince, poursuivit Eugène Pavlovitch en continuant à sourire et sans répondre directement à la question, – vous ne soupçonnez donc pas que ma visite puisse n’avoir d’autre but que de vous circonvenir et vous tirer, sans en avoir l’air, quelques renseignements, hein ? |
| – Что вы пришли выпытать, в этом и сомнения нет, – засмеялся наконец и князь, – и даже, может быть, вы решили меня немножко и обмануть. Но ведь что ж, я вас не боюсь; при том же мне теперь как-то все равно, поверите ли? И… и… и так как я прежде всего убежден, что вы человек все-таки превосходный, то ведь мы, пожалуй, и в самом деле кончим тем, что дружески сойдемся. Вы мне очень понравились, Евгений Павлыч, вы… очень, очень порядочный, по-моему, человек! | – Que vous soyez venu pour me faire parler, cela ne fait aucun doute, dit le prince en se mettant également à rire Peut-être même vous êtes-vous promis d’abuser un peu de ma candeur. Mais à dire vrai, je ne vous crains pas ; en outre, en ce moment, tout cela m’est indifférent, le croiriez-vous ? Et puis… comme je suis avant tout convaincu que vous êtes un excellent homme, nous finirons toujours, au bout du compte, par devenir des amis. Vous m’avez beaucoup plu, Eugène Pavlovitch. Vous êtes… à mon avis un homme très, très comme il faut ! |
| – Ну, с вами во всяком случае премило дело иметь, даже какое бы ни было, – заключил Евгений Павлович; – пойдемте, я за ваше здоровье бокал выпью; я ужасно доволен, что к вам пристал. А! – остановился он вдруг: – этот господин Ипполит к вам жить переехал? | – Allons, en tout cas, il est fort agréable d’avoir affaire à vous, pour quelque motif que ce soit, conclut Eugène Pavlovitch. Je viderai une coupe à votre santé. Je suis ravi de vous avoir mis la main dessus. Ah! fit-il soudain en s’interrompant : ce monsieur Hippolyte s’est installé chez vous ? |
| – Да. | – Ouï. |
| – Он ведь не сейчас умрет, я думаю? | – Il ne va pas mourir tout de suite, je pense ? |
| – А что? | – Pourquoi cette question? |
| – Так, ничего; я полчаса здесь с ним пробыл… | – Pour rien ; j’ai passé une demi-heure en sa compagnie… |
| Ипполит все это время ждал князя и беспрерывно поглядывал на него и на Евгения Павловича, когда они разговаривали в стороне. Он лихорадочно оживился, когда они подошли к столу. Он был беспокоен и возбужден; пот выступал на его лбу. В сверкавших глазах его высказывалось, кроме какого-то блуждающего, постоянного беспокойства, и какое-то неопределенное нетерпение; взгляд его переходил без цели с предмета на предмет, с одного лица на другое. | Pendant toute cette conversation en aparté, Hippolyte, qui attendait le prince, n’avait quitté des yeux ni ce dernier ni Eugène Pavlovitch. Il s’anima fiévreusement quand ils revinrent vers la table. Il était inquiet et surexcité ; la sueur, perlait sur son front. Ses yeux étincelants et égarés exprimaient une alarme incessante, une impatience mal définie. Son regard allait d’un objet à un autre, d’une personne à une autre, sans se fixer nulle part. |
| Хотя во всеобщем шумном разговоре он принимал до сих пор большое участие, но одушевление его было только лихорадочное; собственно к разговору он был невнимателен; спор его был бессвязен, насмешлив и небрежно парадоксален; он не договаривал и бросал то, о чем за минуту сам начинал говорить с горячечным жаром. Князь с удивлением и сожалением узнал, что ему позволили в этот вечер беспрепятственно выпить полные два бокала шампанского, и что початый стоявший перед ним бокал был уже третий. Но он узнал это только потом; в настоящую же минуту был не очень заметлив. | Bien qu’il eût pris jusque-là une part active à la bruyante conversation qui se poursuivait autour de lui, son entrain était purement fébrile ; au fond il n’était pas à cette conversation ; sa manière de raisonner était décousue et il s’exprimait sur un ton moqueur, négligent et paradoxal. Il n’achevait pas ses phrases et s’arrêtait au beau milieu d’une discussion qu’il avait lui-même engagée avec feu une minute plus tôt. Le prince apprit avec surprise et regret qu’on lui avait permis ce soir-là de boire deux coupes de champagne ; la coupe entamée qu’il avait devant lui était déjà la troisième. Mais il ne sut cela que plus tard ; pour le moment il n’était guère en mesure d’observer quoi que ce fût. |
| – А знаете, что я ужасно рад тому, что именно сегодня день вашего рождения, – прокричал Ипполит. | – Savez-vous que je suis enchanté que ce soit justement aujourd’hui votre anniversaire ? s’écria Hippolyte. |
| – Почему? | – Pourquoi ? |
| – Увидите; скорее усаживайтесь; во-первых, уж потому, что собрался весь этот ваш… народ. Я так и рассчитывал, что народ будет; в первый раз в жизни мне расчет удается! А жаль, что не знал о вашем рождении, а то бы приехал с подарком… Ха-ха! Да, может, я и с подарком приехал! Много ли до света? | – Vous le verrez ; mettez-vous vite à table. D’abord pour cette raison que tout votre… monde est ici au grand complet. J’ai bien pensé qu’on viendrait en nombre ; pour la première fois de ma vie mon calcul est tombé juste ! Quel dommage que je n’aie pas su plus tôt le jour de votre naissance, j’aurais apporté mone cadeau… ha! ha! Mais qui sait ? Je l’ai peut-être en poche? Y a-t-il encore longtemps jusqu’au jour? |
| – До рассвета и двух часов не осталось, – заметил Птицын, посмотрев на часы. | – Jusqu’à l’aube il y a tout au plus deux heures, constata Ptitsine après avoir regardé sa montre. |
| – Да зачем теперь рассвет, когда на дворе и без него читать можно? – заметил кто-то. | – Mais qu’importe l’aube, puisqu’on peut se passer d’elle en ce moment pour lire dehors ? remarqua quelqu’un. |
| – Затем, что мне надо краюшек солнца увидеть. Можно пить за здоровье солнца, князь, как вы думаете? | – C’est que je désire voir encore un petit bout de soleil. Peut-on boire à la santé du soleil, prince, qu’en pensez-vous ? Akirill.com |
| Ипполит спрашивал резко, обращаясь ко всем без церемонии, точно командовал, но, кажется, сам не замечал того. | Hippolyte posait ces questions sur un ton dur, s’adressant à tout le monde cavalièrement, comme s’il donnait des ordres ; mais lui-même ne semblait pas s’en apercevoir. |
| – Выпьем, пожалуй; только вам бы успокоиться, Ипполит, а? | – Soit, buvons. Seulement vous feriez bien de vous calmer, Hippolyte, n’est-ce pas ? |
| – Вы все про спанье; вы, князь, моя нянька! Как только солнце покажется и “зазвучит” на небе (кто это сказал в стихах: “на небе солнце зазвучало”? бессмысленно, но хорошо!) – так мы и спать. Лебедев! Солнце ведь источник жизни? Что значат “источники жизни” в Апокалипсисе? Вы слыхали о “звезде Полынь”, князь? | – Vous me dites toujours d’aller dormir, prince ; vous êtes pour moi une bonne d’enfant. Dès que le soleil paraîtra et commencera à « retentir dans les cieux » (de qui est ce vers ; « le soleil a retenti dans les cieux? » Cela n’a pas de sens, mais c’est joli !), alors nous nous coucherons. Lébédev ! Le soleil est-il la source de vie ? Que veulent dire ces mots « sources de vie » dans l’Apocalypse ? Vous avez entendu parler de l’« Étoile Absinthe », prince ? |
| – Я слышал, что Лебедев признает эту “звезду Полынь” сетью железных дорог, распространившихся по Европе. | – On m’a dit que Lébédev reconnaît dans cette « Étoile Absinthe » le réseau européen des chemins de fer. |
| – Нет-с, позвольте-с, так нельзя-с! – закричал Лебедев, вскакивая и махая руками, как будто желая остановить начинавшийся всеобщий смех: – позвольте-с! С этими господами… эти все господа, – обернулся он вдруг к князю, – ведь это, в известных пунктах, вот что-с… – и он без церемонии постукал два раза по столу, отчего смех еще более усилился. | – Ah ! non, permettez ! cela n’est pas de jeu ! s’écria Lébédev en sursautant et en agitant les bras, comme s’il voulait refréner le rire général qui se déchaînait – Permettez ! Avec ces messieurs… tous ces messieurs, fit-il en se tournant brusquement vers le prince, il y a des questions sur lesquelles…, voilà ce que c’est… Et, sans façon, il donna deux petits coups secs sur la table, ce qui fit redoubler l’hilarité de l’assistance. |
| Лебедев был хотя и в обыкновенном “вечернем” состоянии своем, но на этот раз он был слишком уж возбужден и раздражен предшествовавшим долгим “ученым” спором, а в таких случаях к оппонентам своим он относился с бесконечным и в высшей степени откровенным презрением. Akirill.com | Lébédev était dans le même état que chaque soir, mais cette fois il avait été échauffé et monté plus que de coutume par la longue discussion « savante » qui avait précédé ; en pareil cas il affichait un mépris sans bornes pour ses contradicteurs. |
| – Это не так-с! У нас, князь, полчаса тому составился уговор, чтобы не прерывать; чтобы не хохотать, покамест один говорит; чтоб ему свободно дали все выразить, а потом уж пусть и атеисты, если хотят, возражают; мы генерала председателем посадили, вот-с! А то что же-с? Этак всякого можно сбить, на высокой идее-с, на глубокой идее-с… | – Ce n’est pas bien, messieurs ! Nous avons convenu, il y a une demi-heure, de ne pas interrompre et de ne pas rire pendant que l’un de nous parlerait et de laisser à chacun complète latitude d’exprimer toute sa pensée ; libre ensuite aux athées eux-mêmes d’énoncer leurs objections s’ils y tiennent. Nous avons donné au général la présidence des débats, voilà ! Qu’est-ce que ce c’est que ce procédé ? On pourrait ainsi mettre à quia l’homme qui exposerait les idées les plus hautes, les plus profondes !… |
| – Да говорите, говорите: никто не сбивает! – раздались голоса. | – Mais parlez, parlez donc ! personne ne vous en empêchera ! s’exclamèrent plusieurs voix. |
| – Говорите, да не заговаривайтесь. | – Parlez, mais ne divaguez pas ! |
| – Что за “звезда Полынь” такая? – осведомился кто-то. | – Qu’est-ce que cette « Étoile Absinthe » ? demanda quelqu’un. |
| – Понятия не имею! – ответил генерал Иволгин, с важным видом занимая свое недавнее место председателя. | – Je n’en ai pas la moindre idée ! répondit le général qui avait regagné d’un air important sa place de président. |
| – Я удивительно люблю все эти споры и раздражения, князь, ученые, разумеется, – пробормотал между тем Келлер в решительном упоении и нетерпении ворочаясь на стуле, – ученые и политические, – обратился он вдруг и неожиданно к Евгению Павловичу, сидевшему почти рядом с ним. | – J’adore ces discussions et ces querelles, prince, lorsqu’elles ont un objet scientifique, bien entendu, balbutia alors Keller en se trémoussant sur sa chaise avec un air de véritable extase et d’impatience ; – un objet scientifique et politique, ajouta-t-il en se tournant inopinément vers Eugène Pavlovitch qui était assis auprès de lui. |
| – Знаете, я ужасно люблю в газетах читать про английские парламенты, то-есть не в том смысле, про что они там рассуждают (я, знаете, не политик), а в том, как они между собой объясняются, ведут себя, так сказать, как политики: “благородный виконт, сидящий напротив”, “благородный граф, разделяющий мысль мою”, “благородный мой оппонент, удививший Европу своим предложением”, то-есть все вот эти выраженьица, весь этот парламентаризм свободного народа – вот что для нашего брата заманчиво! Я пленяюсь, князь. Я всегда был артист в глубине души, клянусь вам, Евгений Павлыч. | – Tenez, je trouve passionnant de lire dans les journaux le compte-rendu des débats au Parlement anglais. Entendons-nous : ce n’est pas le fond de ces débats qui me charme (je ne suis pas un politicien, vous le savez), mais la façon dont les orateurs se traitent entre eux et se comportent, pour ainsi dire, dans leur rôle de politiciens : « le noble vicomte qui siège en face de moi », « le noble comte qui partage ma manière de voir », « mon noble contradicteur dont la proposition a étonné l’Europe » ; toutes ces petites locutions, tout ce parlementarisme d’un peuple libre, voilà ce qui m’enchante ! Je m’en délecte, prince. J’ai toujours été un artiste dans le fond de l’âme, je vous le jure, Eugène Pavlovitch ! |
| – Так что же после этого, – горячился в другом углу Ганя, – выходит, по-вашему, что железные дороги прокляты, что они гибель человечеству, что они язва, упавшая на землю, чтобы замутить “источники жизни”? | – Alors, vous en concluez que les chemins de fer sont maudits ? s’écria de son coin Gania sur un ton agressif ; – ils seraient la perdition de l’humanité, le poison tombé sur la terre pour corrompre « les sources de vie » ? |
| Гаврила Ардалионович был в особенно возбужденном настроении в этот вечер, и в настроении веселом, чуть не торжествующем, как показалось князю. С Лебедевым он, конечно, шутил, поджигая его, но скоро и сам разгорячился. | Gabriel Ardalionovitch était ce soir-là dans un état exceptionnel de nervosité où perçait, selon l’impression du prince, une sorte d’exultation. Il était évident que sa question n’était qu’une plaisanterie pour provoquer Lébédev, mais lui-même ne tarda pas à s’échauffer. |
| – Не железные дороги, нет-с! – возражал Лебедев, в одно и то же время и выходивший из себя, и ощущавший непомерное наслаждение: – собственно одни железные дороги не замутят источников жизни, а все это в целом-с проклято, все это настроение наших последних веков, в его общем целом, научном и практическом, может быть, и действительно проклято-с. | – Non, pas les chemins de fer ! répliqua Lébédev qui se sentait à la fois entraîné hors de lui-même et enivré de plaisir. Par eux-mêmes les chemins de fer ne peuvent corrompre les sources de vie. Ce qui est maudit, c’est l’ensemble ; c’est, dans ses tendances, tout l’esprit scientifique et pratique de nos derniers siècles. Oui, il se peut que tout cela soit bel et bien maudit ! |
| – Наверно проклято или только может быть? Это ведь важно в этом случае, – справился Евгений Павлович. | – La malédiction est-elle certaine, ou seulement possible ? Il est ici très important de savoir à quoi s’en tenir, s’informa Eugène Pavlovitch. |
| – Проклято, проклято, наверно проклято! – с азартом подтвердил Лебедев. | – La malédiction est certaine, tout ce qu’il y a de plus certaine ! confirma Lébédev avec emportement. |
| – Не торопитесь, Лебедев, вы по утрам гораздо добрее, – заметил, улыбаясь, Птицын. | – Ne vous emballez pas, Lébédev ; le matin vous êtes bien mieux disposé, fit observer Ptitsine avec un sourire. |
| – А по вечерам зато откровеннее! По вечерам задушевнее и откровеннее! – с жаром обернулся к нему Лебедев: – простодушнее и определительнее, честнее и почтеннее, и хоть этим я вам и бок подставляю, но наплевать-с; я вас всех вызываю теперь, всех атеистов: чем вы спасете мир и нормальную дорогу ему в чем отыскали, – вы, люди науки, промышленности, ассоциаций, платы заработной и прочего? Чем? Кредитом? Что такое кредит? К чему приведет вас кредит? | – Oui, mais le soir je suis plus franc ! Le soir je suis plus cordial, plus sincère ! repartit avec feu Lébédev en se tournant vers lui. – Je suis plus simple, plus précis, plus honnête, plus respectable. Par là sans doute je prête le flanc à vos critiques, messieurs, mais je m’en moque. Je vous lance maintenant un défi à vous tous, athées que vous êtes : comment sauverez-vous le monde ? Quelle route normale lui avez-vous ouverte vers le salut, vous autres, savants, industriels, défenseurs de l’association, du salariat et de tout le reste ? Par quoi sauverez-vous le monde ? Par le crédit ? Qu’est-ce que le crédit ? À quoi vous mènera-t-il ? |
| – Эк ведь у вас любопытство-то! – заметил Евгений Павлович. | – Vous êtes bien curieux ! observa Eugène Pavlovitch. |
| – А мое мнение то, что кто такими вопросами не интересуется, тот великосветский шенапан-с! | – Et mon avis est que celui qui ne s’intéresse pas à ces questions n’est qu’un chenapan du grand monde, oui monsieur ! |
| – Да хоть ко всеобщей солидарности и равновесию интересов приведет, – заметил Птицын. | – Le crédit mènera du moins à la solidarité générale, à l’équilibre des intérêts, fit remarquer Ptitsine. |
| – И только, только! Не принимая никакого нравственного основания, кроме удовлетворения личного эгоизма и материальной необходимости? Всеобщий мир, всеобщее счастье – из необходимости! Так ли-с, если смею спросить, понимаю я вас, милостивый мой государь? | – Mais rien de plus ! Vous n’avez pas d’autre fondement moral que la satisfaction de l’égoïsme individuel et des besoins matériels. La paix universelle, le bonheur collectif résultant du besoin ! Permettez-moi de vous le demander : est-ce bien ainsi que je dois vous comprendre, mon cher monsieur ? |
| – Да ведь всеобщая необходимость жить, пить и есть, а полнейшее, научное, наконец, убеждение в том, что вы не удовлетворите этой необходимости без всеобщей ассоциации и солидарности интересов, есть, кажется, достаточно крепкая мысль, чтобы послужить опорною точкой и “источником жизни” для будущих веков человечества, – заметил уже серьезно разгорячившийся Ганя. | – Mais la nécessité commune à tous les hommes de vivre, de boire et de manger, unie à la conviction absolue et scientifique que ces besoins ne peuvent être satisfaits que par l’association universelle et la solidarité des intérêts : voilà, ce me semble, une conception assez puissante pour servir de point d’appui et de « source de vie » à l’humanité des siècles à venir, observa Gania qui commençait à se monter sérieusement. |
| – Необходимость пить и есть, то-есть одно только чувство самосохранения… | – La nécessité de boire et de manger, c’est-à-dire le seul instinct de conservation… |
| – Да разве мало одного только чувства самосохранения? Ведь чувство самосохранения – нормальный закон человечества… | – Mais cet instinct n’est-il pas déjà beaucoup ? Il est la loi normale de l’humanité… |
| – Кто это вам сказал? – крикнул вдруг Евгений Павлович: – закон – это правда, но столько же нормальный, сколько и закон разрушения, а пожалуй, и саморазрушения. Разве в самосохранении одном весь нормальный закон человечества? | – Qui vous a dit cela ? s’exclama brusquement Eugène Pavlovitch. C’est une loi, soit, mais ni plus ni moins normale que la loi de destruction, voiree d’autodestruction. Est-ce que la conservatione constitue la seule loi normale de l’humanité ? |
| – Эге! – вскрикнул Ипполит, быстро оборотясь к Евгению Павловичу и с диким любопытством оглядывая его; но увидев, что он смеется, засмеялся и сам, толкнул рядом стоящего Колю и опять спросил его, который час, даже сам притянул к себе серебряные часы Коли и жадно посмотрел на стрелку. Затем, точно все забыв, он протянулся на диване, закинул руки за голову и стал смотреть в потолок; чрез полминуты он уже опять сидел за столом, выпрямившись и вслушиваясь в болтовню разгорячившегося до последней степени Лебедева. | – Eh ! eh ! s’écria Hippolyte en se tournant vivement du côté d’Eugène Pavlovitch. Il l’examina avec une profonde curiosité, mais, s’étant aperçu qu’il riait, il se mit à rire aussi, puis, poussant Kolia qui était assis à côté de lui, il lui redemanda l’heure ; il tira même à lui la montre d’argent du jeune garçon et regarda avidement les aiguilles. Enfin, comme pour s’abîmer dans l’oubli, il s’allongea sur le divan, se passa les mains derrière la tête et se prit à fixer le plafond. Mais une demi-minute après il était de nouveau assis à table, redressant le buste et écoutant pérorer Lébédev au paroxysme de l’exaltation. |
| – Мысль коварная и насмешливая, мысль шпигующая! – с жадностью подхватил Лебедев парадокс Евгения Павловича: – мысль высказанная с целью подзадорить в драку противников, но мысль верная! Потому что вы, светский пересмешник и кавалерист (хотя и не без способностей!), и сами не знаете, до какой степени ваша мысль есть глубокая мысль, есть верная мысль! | – Voilà une pensée astucieuse et ironique, une pensée provocante ! dit ce dernier en se jetant avec passion sur le paradoxe d’Eugène Pavlovitch. Mais cette pensée est juste, bien que vous ne l’ayez lancée que pour attiser la controverse. Sceptique comme vous l’êtes, en votre qualité d’homme du monde et d’officier de cavalerie (d’ailleurs fort doué), vous ne vous rendez pas compte vous-même de toute la profondeur et de toute la justesse de cette idée ! |
| Да-с. Закон саморазрушения и закон самосохранения одинаково сильны в человечестве! Дьявол одинаково владычествует человечеством до предела времен еще нам неизвестного. Вы смеетесь? Вы не верите в дьявола? Неверие в дьявола есть французская мысль, есть легкая мысль. Вы знаете ли, кто есть дьявол? Знаете ли, как ему имя? И не зная даже имени его, вы смеетесь над формой его, по примеру Вольтерову, над копытами, хвостом и рогами его, вами же изобретенными; ибо нечистый дух есть великий и грозный дух, а не с копытами и с рогами, вами ему изобретенными. Но не в нем теперь дело!.. | Oui, monsieur ! La loi d’autodestruction et la loi d’autoconservation ont dans le monde une égale puissance. Le diable se servira encore de l’une comme de l’autre pour dominer l’humanité pendant un temps dont la limite nous est connue. Vous riez ? Vous ne croyez pas au diable ? La négation du diable est une idée française, une idée frivole. Savez-vous qui est le diable ? Connaissez-vous son nom ? Et, ignorant jusqu’à son nom, vous vous moquez de sa forme, à l’exemple de Voltaire ; vous riez de ses pieds fourchus, de sa queue et de ses cornes qui sont votre propre invention ; car l’Esprit impur est un esprit grand et terrible, qui n’a que faire des pieds fourchus et des cornes que vous lui avez attribués. Mais ce n’est pas de lui qu’il s’agit pour le moment… |
| – Почему вы знаете, что не в нем теперь дело? – крикнул вдруг Ипполит и захохотал как будто в припадке. | – Qu’en savez-vous ? s’exclama soudain Hippolyte, qui partit d’un éclat de rire convulsif. |
| – Мысль ловкая и намекающая! – похвалил Лебедев: – но опять-таки дело не в том, а вопрос у нас в том, что не ослабели ли “источники жизни” с усилением… | – Voilà une réflexion judicieuse et suggestive ! approuva Lébédev. Mais, je le répète, il ne s’agit pas de cela. La question était de savoir si les « sources de vie » n’ont pas été affaiblies par le développement… |
| – Железных-то дорог? – крикнул Коля. | – Des chemins de fer ? s’écria Kolia. |
| – Не железных путей сообщения, молодой, но азартный подросток, а всего того направления, которому железные дороги могут послужить, так сказать, картиной, выражением художественным. Спешат, гремят, стучат и торопятся для счастия, говорят, человечества! “Слишком шумно и промышленно становится в человечестве, мало спокойствия духовного”, жалуется один удалившийся мыслитель. “Пусть, но стук телег, подвозящих хлеб голодному человечеству, может быть, лучше спокойствия духовного”, отвечает тому победительно другой, разъезжающий повсеместно мыслитель, и уходит от него с тщеславием. | – Non pas des chemins de fer, jeune outrecuidant, mais de la tendance à laquelle les chemins de fer peuvent servir, pour ainsi dire, d’image et de figuration plastique. On se dépêche, on se démène à grand bruit, on se bouscule, on force l’allure, soi-disant pour le bonheur de l’humanité. Un penseur retiré du monde déplore cette trépidation : « L’humanité devient trop bruyante et trop industrielle, aux dépens de sa quiétude morale. » – « Soit ; mais le bruit des charrettes qui apportent le pain aux hommes affairés vaut peut-être mieux que la quiétude morale », réplique triomphalement un autre penseur qui circule partout et se détourne du premier avec superbe. |
| Не верю я, гнусный Лебедев, телегам, подвозящим хлеб человечеству! Ибо телеги, подвозящие хлеб всему человечеству, без нравственного основания поступку, могут прехладнокровно исключить из наслаждения подвозимым значительную часть человечества, что уже и было… | Et moi, l’abject Lébédev, je ne crois pas aux charrettes qui apportent le pain à l’humanité ! Car, si une idée morale ne les dirige pas, ces charrettes peuvent froidement exclure du droit au pain qu’elles transportent une bonne partie du genre humain ; cela s’est déjà vu. |
| – Это телеги-то могут прехладнокровно исключить? – подхватил кто-то. | – Ce sont les charrettes qui peuvent froidement exclure… ? objecta quelqu’un. |
| – Что уже и было, – подтвердил Лебедев, не удостоивая вниманием вопроса, – уже был Мальтус, друг человечества. Но друг человечества с шатостию нравственных оснований есть людоед человечества, не говоря о его тщеславии; ибо оскорбите тщеславие которого-нибудь из сих бесчисленных друзей человечества, и он тотчас же готов зажечь мир с четырех концов из мелкого мщения, – впрочем, также точно как и всякий из нас, говоря по справедливости, как и я, гнуснейший из всех, ибо я-то, может быть, первый и дров принесу, а сам прочь убегу. Но не в том опять дело! | – Cela s’est déjà vu, répéta Lébédev sans daigner prêter attention à la question. – Malthus était un philanthrope. Mais, avec une base morale vacillante, un philanthrope est un cannibale. Et je ne dis rien de sa vanité, car si vous blessez l’orgueil de n’importe lequel de ces innombrables amis de l’humanité, il sera prêt à mettre sur-le-champ le feu aux quatre coins du globe pour satisfaire sa mesquine rancune. D’ailleurs, pour être impartial, il faut ajouter que nous en sommes tous là, à commencer par moi, le plus abject de tous ; je serais peut-être le premier à porter mon fagot et à me sauver ensuite. Mais ce n’est pas non plus de cela qu’il s’agit ! |
| – Да в чем же наконец? | – De quoi s’agit-il donc, à la fin ? |
| – Надоел! | – Il nous ennuie ! |
| – Дело в следующем анекдоте из прошедших веков, ибо я в необходимости рассказать анекдот из прошедших веков. В наше время, в нашем отечестве, которое, надеюсь, вы любите одинаково со мной, господа, ибо я, с своей стороны, готов излить из себя даже всю кровь мою… | – Il s’agit de l’anecdote suivante qui remonte aux siècles passés, car je suis dans l’obligation de vous parler d’un temps lointain. À notre époque, dans notre patrie que vous aimez, je l’espère, comme je l’aime, messieurs, car, en ce qui me concerne, je suis prêt à verser pour elle jusqu’à la dernière goutte de mon sang… |
| – Дальше! Дальше! | – Au fait ! au fait ! |
| – В нашем отечестве, равно как и в Европе, всеобщие, повсеместные и ужасные голода посещают человечество, по возможному исчислению и сколько запомнить могу, не чаще теперь как один раз в четверть столетия, другими словами, однажды в каждое двадцатипятилетие. Не спорю за точную цифру, но весьма редко, сравнительно. | – Dans notre patrie, comme en Europe, de redoutables famines générales visitent à présent l’humanité, pour autant qu’on a pu le calculer et que ma mémoire est fidèle, une fois au plus tous les quarts de siècle, autrement dit tous les vingt-cinq ans. Je ne discute pas l’exactitude du chiffre, mais le fait est que les famines sont relativement rares. |
| – С чем сравнительно? | – Relativement à quoi ? |
| – С двенадцатым столетием и с соседними ему столетиями с той и с другой стороны. Ибо тогда, как пишут и утверждают писатели, всеобщие голода в человечестве посещали его в два года раз или, по крайней мере, в три года раз, так что при таком положении вещей человек прибегал даже к антропофагии, хотя и сохраняя секрет. | – Au XIIe siècle, et aux siècles qui l’ont précédé et suivi, Car, à cette époque, selon le témoignage des auteurs, les famines générales s’abattaient sur l’humanité tous les deux ou au moins tous les trois ans, si bien qu’en pareilles circonstances, l’homme recourait à l’anthropophagie, mais en se cachant. |
| Один из таких тунеядцев, приближаясь к старости, объявил сам собою и без всякого принуждения, что он в продолжение долгой и скудной жизни своей умертвил и съел лично и в глубочайшем секрете шестьдесят монахов и несколько светских младенцев, – штук шесть, но не более, то-есть необыкновенно мало сравнительно с количеством съеденного им духовенства. До светских же взрослых людей, как оказалось, он с этою целью никогда не дотрогивался. | Un parasite de ce temps-là, approchant de la vieillesse, déclara spontanément et sans nulle contrainte que, dans le cours de sa longue et misérable existence, il avait, pour sa part, tué et mangé, dans le plus profond secret, soixante moines et quelques enfants, six tout au plus, nombre infime par rapport à la quantité de religieux consommés. Quant aux laïcs adultes, il paraît qu’il n’y avait jamais touché. |
| – Этого быть не может! – крикнул сам председатель, генерал, чуть даже не обиженным голосом: – я часто с ним, господа, рассуждаю и спорю, и все о подобных мыслях; но всего чаще он выставляет такие нелепости, что уши даже вянут, ни на грош правдоподобия! | – Cela n’est pas possible ! s’écria sur un ton à demi offensé le président lui-même, le général. Je raisonne et discute souvent avec lui, messieurs, toujours sur des questions de ce genre, mais la plupart du temps il me sort des bourdes à même, plus un événement est réel, moins il est vraisemblance ! |
| – Генерал! Вспомни осаду Карса, а вы, господа, узнайте, что анекдот мой голая истина. От себя же замечу, что всякая почти действительность, хотя и имеет непреложные законы свои, но почти всегда и невероятна, и неправдоподобна. И чем даже действительнее, тем иногда и неправдоподобнее. | – Général, rappelle-toi le siège de Kars ! Et vous, messieurs, sacheze que mon anecdote est la puree vérité. J’ajouterai pour ma part que la réalité, bien que soumise à des lois immuables, est presque toujours incroyable et invraisemblable. Parfois même, plus un événement est réel, moins il est vraisemblable. |
| – Да разве можно съесть шестьдесят монахов? – смеялись кругом. | – Mais est-ce qu’on peut manger ainsi soixante moines ? demandèrent en riant les auditeurs. |
| – Хоть он и съел их не вдруг, что очевидно, а, может быть, в пятнадцать или в двадцать лет, что уже совершенно понятно и натурально… | – Il va de soi qu’il ne les a pas mangés d’un coup ; il y a peut-être mis quinze ou vingt ans ; dans ces conditions la chose est parfaitement compréhensible et naturelle… |
| – И натурально? | – Et naturelle ? |
| – И натурально! – с педантским упорством отгрызался Лебедев: – да и кроме всего, католический монах уже по самой натуре своей повадлив и любопытен, и его слишком легко заманить в лес или в какое-нибудь укромное место и там поступить с ним по вышесказанному, – но я все-таки не оспариваю, что количество съеденных лиц оказалось чрезвычайное, даже до невоздержности. | – Oui, naturelle ! riposta Lébédev avec une obstination de pédant. – D’ailleurs le moine catholique est, de sa nature, communicatif et curieux ; rien de plus facile que de l’attirer dans un bois ou dans quelque lieu écarté et, là, de lui faire subir le sort décrit plus haut. Toutefois je ne conteste pas que le nombre des personnes mangées soit excessif et trahisse même une tendance à l’intempérance. |
| – Может быть, это и правда, господа, – заметил вдруг князь. | – C’est peut-être vrai, messieurs, observa tout à coup le prince. |
| До сих пор он в молчании слушал споривших и не ввязывался в разговор; часто от души смеялся вслед за всеобщими взрывами смеха. Видно было, что он ужасно рад тому, что так весело, так шумно; даже тому, что они так много пьют. Может быть, он и ни слова бы не сказал в целый вечер, но вдруг как-то вздумал заговорить. Заговорил же с чрезвычайною серьезностию, так что все вдруг обратились к нему с любопытством. | Il avait jusque-là gardé le silence et suivi la discussion sans intervenir. Il avait ri de bon cœur à maintes reprises dans les moments d’hilarité générale. On voyait qu’il était ravi de se sentir entouré de toute cette gaîté, de tout ce bruit, et même de constater que l’on buvait avec autant d’entrain, il aurait pu ne pas desserrer les dents de toute la soirée. Mais l’idée lui vint subitement de placer son mot, et il le fit avec tant de gravité que tous les convives tournèrent vers lui un regard intrigué. |
| – Я, господа, про то собственно, что тогда бывали такие частые голода. Про это и я слышал, хотя и плохо знаю историю. Но, кажется, так и должно было быть. Когда я попал в Швейцарские горы, я ужасно дивился развалинам старых рыцарских замков, построенных на склонах гор, по крутым скалам, и по крайней мере на полверсте отвесной высоты (это значит несколько верст тропинками). | – Je veux préciser un point, messieurs : la fréquence des famines dans le passé. Bien que je connaisse mal l’histoire, j’en ai moi aussi entendu parler. Mais il semble qu’il n’en ait pu être autrement. Lors de mon séjour dans les montagnes suisses, j’ai beaucoup admiré les ruines de vieux châteaux féodaux, perchés à flanc de montagne, sur des rocs abrupts et à une hauteur d’au moins une demi-verste (c’est-à-dire plusieurs verstes en suivant les sentiers). |
| Замок известно что: это целая гора камней. Работа ужасная, невозможная! И это уж, конечно, построили все эти бедные люди, вассалы. Кроме того, они должны были платить всякие подати и содержать духовенство. Где же тут было себя пропитать и землю обрабатывать? Их же тогда было мало, должно быть ужасно умирали с голоду, и есть буквально, может быть, было нечего. Я иногда даже думал; как это не пресекся тогда совсем этот народ и что-нибудь с ним не случилось, как он мог устоять и вынести? Что были людоеды и, может быть, очень много, то в этом Лебедев, без сомнения, прав; только вот я не знаю, почему именно он замешал тут монахов, и что хочет этим сказать? | On sait ce qu’est un château : un véritable massif de pierres. Cela représente un travail effroyable, inimaginable, travail qui, sans doute, a été exécuté par tous ces pauvres gens qu’étaient les vassaux. Ceux-ci étaient en outre astreints à acquitter toutes sortes de redevances et à entretenir le clergé. Comment trouvaient-ils le temps de se subvenir à eux-mêmes et de cultiver la terre ? Ils étaient alors peu nombreux à pouvoir le faire ; la plupart mouraient de faim et n’avaient, à la lettre, pas de quoi manger. Il m’est même parfois arrivé de me demander comment ces populations ne se sont pas complètement éteintes, comment elles ont résisté et pu supporter cette existence. En affirmant qu’il y a eu des cas d’anthropophagie, et peut-être en très grand nombre, Lébédev est certainement dans le vrai ; seulement je ne vois pas pourquoi il a mêlé les moines à cette affaire, ni où il veut en venir par là. |
| – Наверно то, что в двенадцатом столетии только монахов и можно было есть, потому что только одни монахи и были жирны, – заметил Гаврила Ардалионович. | – Il a sûrement voulu dire qu’au XIIe siècle on ne pouvait manger que les moines, car c’étaient les seuls qui fussent gras, remarqua Gabriel Ardalionovitch. |
| – Великолепнейшая и вернейшая мысль! – крикнул Лебедев: – ибо до светских он даже и не прикоснулся. Ни единого светского на шестьдесят нумеров духовенства, и это страшная мысль, историческая мысль, статистическая мысль, наконец, и из таких-то фактов и воссоздается история у умеющего; ибо до цифирной точности возводится, что духовенство, по крайней мере в шестьдесят раз жило счастливее и привольнее, чем все остальное тогдашнее человечество. И, может быть, по крайней мере, в шестьдесят раз было жирнее всего остального человечества… | – Voilà une réflexion magnifique et tout à fait juste, s’exclama Lébédev, car notre homme n’avait pas même touché aux laïcs ! Pas un seul laïc en regard de soixante échantillons du clergé : c’est une constatation terrible, de portée historique et de valeur statistique ; un de ces faits à l’aide desquels un homme intelligent reconstitue le passé, car il prouve, avec une précision arithmétique, que le clergé était alors au moins soixante fois plus prospère et mieux nourri que tout le reste de l’humanité. Peut-être même était-il soixante fois plus gras. |
| – Преувеличенье, преувеличенье, Лебедев! – хохотали кругом. | – Quelle exagération, Lébédev, quelle exagération ! s’écria-t-on dans l’assistance avec des éclats de rire. |
| – Я согласен, что историческая мысль, но к чему вы ведете? – продолжал спрашивать князь. (Он говорил с такою серьезностию и с таким отсутствием всякой шутки и насмешки над Лебедевым, над которым все смеялись, что тон его, среди общего тона всей компании, невольно становился комическим еще немного, и стали бы подсмеиваться и над ним, но он не замечал этого.) | – J’admets que l’idée ait une portée historique, mais où voulez-vous en venir ? repartit le prince. (Il parlait avec un tel sérieux, une telle absence d’ironie ou de raillerie à l’égard de Lébédev, dont s’égayait toute l’assistance, que du contraste entre son accent et celui des autres se dégageait un involontaire effet comique ; pour un peu il aurait lui aussi prêté à rire, mais il n’y prenait garde.) |
| – Разве вы не видите, князь, что это помешанный? – нагнулся к нему Евгений Павлович. – Мне давеча сказали здесь, что он помешался на адвокатстве и на речах адвокатских и хочет экзамен держать. Я жду славной пародии. | – Ne voyez-vous pas, prince, que c’est un fou ? lui chuchota Eugène Pavlovitch. On m’a dit tout à l’heure, ici, que le goût de l’avocasserie et de la faconde judiciaire lui a tourné la tête et qu’il veut passer ses examens. Je m’attends à une jolie parodie ! |
| – Я веду к громадному выводу, – гремел между тем Лебедев. – Но разберем прежде всего психологическое и юридическое состояние преступника. Мы видим, что преступник или, так сказать, мой клиент, несмотря на всю невозможность найти другое съедобное, несколько раз, в продолжение любопытной карьеры свой обнаруживает желание раскаяться и отклоняет от себя духовенство. | – J’aboutis à une conclusion énorme, continua Lébédev d’une voix tonnante. – Mais analysons, avant tout, la situation psychologique et juridique de ce criminel. Nous voyons que celui-ci (appelons-le, si vous voulez, mon client), malgré la complète impossibilité de trouver une autre alimentation, manifeste à diverses reprises, dans le cours de sa curieuse carrière, le propos de se repentir et de renoncer à la chair monacale. |
| Мы видим это ясно из фактов: упоминается, что он все-таки съел же пять или шесть младенцев, сравнительно, цифра ничтожная, но зато знаменательная в другом отношении. Видно, что мучимый страшными угрызениями (ибо клиент мой – человек религиозный и совестливый, что я докажу) и чтоб уменьшить по возможности грех свой, он, в виде пробы, переменял шесть раз пищу монашескую на пищу светскую. Что в виде пробы, то это опять несомненно; ибо если бы только для гастрономической вариации, то цифра шесть была бы слишком ничтожною: почему только шесть нумеров, а не тридцать? (Я беру половину, половину на половину.) | Cela se dégage clairement des faits : on nous dit qu’il s’est mis cinq ou six petits enfants sous la dent. Comparativement ce chiffre est insignifiant ; mais à un autre point de vue, il a son éloquence. Il est évident que mon client est assailli de terribles remords (car c’est un homme religieux, un homme de conscience, je me charge de le prouver) : désireux d’atténuer son péché, dans la mesure du possible, il a, à titre d’essai, substitué par six fois le régime laïc au régime monacal. Qu’il s’agisse là d’essais, cela aussi est hors de conteste ; car, s’il ne s’était proposé que de varier son menu, le chiffre de six serait dérisoire ; pourquoi six plutôt que trente ? (Je prends la moitié : moitié moines, moitié laïcs.) |
| Но если это была только проба, из одного отчаяния пред страхом кощунства и оскорбления церковного, то тогда цифра шесть становится слишком понятною; ибо шесть проб, чтоб удовлетворить угрызениям совести, слишком достаточно, так как пробы не могли же быть удачными. И во-первых, по моему мнению, младенец слишком мал, то-есть не крупен, так что за известное время светских младенцев потребовалось бы втрое, впятеро большая цифра нежели духовных, так что и грех, если и уменьшался с одной стороны, то в конце концов увеличивался с другой, не качеством, так количеством. | Mais s’il s’agit d’un essai uniquement inspiré par le désespoir et l’épouvante en face du sacrilège et de l’offense faite aux gens d’église, alors le chiffre six devient plus que compréhensible, six tentatives pour apaiser ses remords de conscience étaient plus que suffisantes, vu qu’elles ne pouvaient donner de résultat satisfaisant. D’abord, à mon avis, l’enfant est trop petit, ou pour mieux dire trop chétif : mon client aurait dû, pour un temps donné, ingérer trois ou cinq fois plus d’enfants que de moines ; diminuer qualitativement, son péché, au bout du compte, se serait trouvé accru quantitativement. |
| Рассуждая так, господа, я, конечно, снисхожу в сердце преступника двенадцатого столетия. Что же касается до меня, человека столетия девятнадцатого, то я, может быть, рассудил бы и иначе, о чем вас и уведомляю, так что нечего вам на меня, господа, зубы скалить, а вам, генерал, уж и совсем неприлично. Во-вторых, младенец, по моему личному мнению, непитателен, может быть, даже слишком сладок и приторен, так что, не удовлетворяя потребности, оставляет одни угрызения совести. | Assurément, messieurs, je me place, pour raisonner ainsi, dans l’état d’âme d’un criminel du XIIe siècle. Pour moi, homme du XIXe siècle, j’aurais peut-être raisonné autrement : je vous en préviens, en sorte que vous n’avez, messieurs, aucun sujet de vous moquer de moi ; de votre part, général, cela devient tout à fait inconvenant. En second lieu, l’enfant constitue – c’est une opinion toute personnelle – une chair peu nutritive, peut-être même douceâtre et fade à l’excès, qui ne sustente pas celui qui la consomme et ne lui laisse que des remords de conscience. |
| Теперь заключение, финал, господа, финал, в котором заключается разгадка одного из величайших вопросов тогдашнего и нашего времени! Преступник кончает тем, что идет и доносит на себя духовенству и предает себя в руки правительству. Спрашивается, какие муки ожидали его по тогдашнему времени, какие колеса, костры и огни? Кто же толкал его идти доносить на себя? Почему не просто остановиться на цифре шестьдесят, сохраняя секрет до последнего своего издыхания? Почему не просто бросить монашество и жить в покаянии пустынником? | « Voici maintenant ma conclusion, messieurs, ma péroraison ; elle vous donnera la solution d’un des plus grands problèmes d’alors et d’aujourd’hui. Le criminel finit par aller se dénoncer au clergé et se remettre aux mains de l’autorité. Demandons-nous quels supplices de ce temps-là l’attendaient, quelle roue, quel bûcher, quels feux ! Qui donc l’obligeait à aller se dénoncer ? Pourquoi, s’étant tout simplement arrêté au chiffre de soixante, n’avoir pas gardé son secret jusqu’au dernier soupir ? Pourquoi ne pas s’être borné à renoncer aux moines et à faire pénitence en menant la vie d’un ermite ? |
| Почему, наконец, не поступить самому в монашество? Вот тут и разгадка! Стало быть, было же нечто сильнейшее костров и огней и даже двадцатилетней привычки! Стало быть, была же мысль сильнейшая всех несчастий, неурожаев, истязаний, чумы, проказы и всего того ада, которого бы и не вынесло то человечество без той связующей, направляющей сердце и оплодотворяющей источники жизни мысли! Покажите же вы мне что-нибудь подобное такой силе в наш век пороков и железных дорог… то-есть, надо бы сказать: в наш век пароходов и железных дорог, но я говорю: в наш век пороков и железных дорог, потому что я пьян, но справедлив! | Pourquoi enfin ne pas s’être fait moine lui-même ? Voilà le mot de l’énigme ! Il existait donc une force supérieure à celle du bûcher et du feu, à celle même d’une habitude de vingt ans ! Il y avait donc une idée plus puissante que toutes les calamités, les disettes, la question, la peste, la lèpre, et tout cet enfer que l’humanité n’aurait pu supporter sans cette même idée par laquelle les cœurs étaient assujettis ete guidés, les sources de vie fertilisées ! « Montrez-moi donc quelque chose qui approche de cette force dans notre siècle de vices et de chemins de fer… Il faudrait dire « dans notre siècle de bateaux à vapeur et de chemins de fer » ; je dis « dans notre siècle de vices et de cheminse de fer parce que je suis ivre mais véridique. |
| Покажите мне связующую настоящее человечество мысль хоть в половину такой силы как в тех столетиях. И осмельтесь сказать, наконец, что не ослабели, не помутились источники жизни под этою “звездой”, под этою сетью, опутавшею людей. И не пугайте меня вашим благосостоянием, вашими богатствами, редкостью голода и быстротой путей сообщений! Богатства больше, но силы меньше; связующей мысли не стало; все размягчилось, все упрело, и все упрели! Все, все, все мы упрели!.. Но довольно, и не в том теперь дело, а в том, что не распорядиться ли нам, достопочтенный князь, насчет приготовленной для гостей закусочки? | Montrez-moi une idée exerçant sur l’humanité actuelle une action qui ait seulement la moitié de la force de celle-là. Et osez dire après cela que les sources de vie n’ont pas été affaiblies, troublées, sous cette « étoile », sous ce réseau dans lequel les hommes se sont empêtrés. Et ne croyez pas m’en imposer par votre prospérité, par vos richesses, par la rareté des disettes et par la rapidité des moyens de communication ! Les richesses sont plus abondantes, mais les forces déclinent ; il n’y a plus de pensée qui crée un lien entre les hommes ; tout s’est ramolli, tout a cuit et tous sont cuits ! Oui, tous, tous, tous nous sommes cuits !… Mais suffit ! ce n’est pas de cela qu’il s’agit maintenant ; il s’agit de faire servir le souper froid préparé pour nos hôtes, n’est-ce pas, très honorable prince ? » |
| Лебедев, чуть не доведший некоторых из слушателей до настоящего негодования (надо заметить, что бутылки все время не переставали откупориваться), неожиданным заключением своей речи насчет закусочки примирил с собой тотчас же всех противников. Сам он называл такое заключение “ловким, адвокатским оборотом дела”. Веселый смех поднялся опять, гости оживились; все встали из-за стола, чтобы расправить члены и пройтись по террасе. Только Келлер остался недоволен речью Лебедева и был в чрезвычайном волнении. | Lébédev avait failli provoquer chez quelques-uns de ses auditeurs une véritable indignation (il est juste de remarquer que l’on continuait pendant tout ce temps à déboucher des bouteilles). Mais il désarma sur-le-champ tous ses adversaires par cette conclusion inattendue qui annonçait la collation, conclusion qu’il qualifia lui-même d’« habile manœuvre d’avocat pour retourner une affaire ». Un rire joyeux jeta une nouvelle animation dans la société ; tous se levèrent de table et se mirent à marcher sur la terrasse pour se dégourdir les membres. Seul Keller resta mécontent du discours de Lébédev et manifesta une extrême turbulence. |
| – Нападает на просвещение, проповедует изуверство двенадцатого столетия, кривляется и даже безо всякой сердечной невинности: сам-то чем он дом нажил? позвольте спросить, – говорил он вслух, останавливая всех и каждого. | – Il attaque l’instruction, il exalte le fanatisme du XIIe siècle et il fait des contorsions sans même avoir la moindre pureté de cœur ; je vous demande un peu avec quel argent il s’est rendu propriétaire de cette maison ? disait-il à haute voix en arrêtant tous les convives les uns après les autres. |
| – Я видел настоящего толкователя Апокалипсиса, – говорил генерал в другом углу, другим слушателям и между прочим Птицыну, которого ухватил за пуговицу, – покойного Григория Семеновича Бурмистрова: тот, так сказать, прожигал сердца. И во-первых, надевал очки, развертывал большую старинную книгу в черном кожаном переплете, ну, и при этом седая борода, две медали за пожертвования. Начинал сурово и строго, пред ним склонялись генералы, а дамы в обморок падали, ну – а этот заключает закуской! Ни на что не похоже! | – J’ai connu un véritable interprète de l’Apocalypse, dit, dans le coin opposé, le général à d’autres personnes de la société, et notamment à Ptitsine qu’il avait attrapé par un bouton de son habit. – C’était feu Grégoire Sémionovitch Bourmistrov. Celui-là perçait les cœurs comme d’un trait de feu. Il commençait par mettre ses lunettes, puis ouvrait un grand et vieux livre relié de cuir noir. Il avait une barbe grise et portait deux médailles obtenues pour des œuvres de bienfaisance. Il se mettait à lire d’un ton rude et sévère ; devant lui les généraux se courbaient et les dames tombaient en syncope. Mais celui-ci conclut sur l’annonce d’un souper froid ! Cela n’a ni queue ni tête ! |
| Птицын, слушавший генерала, улыбался и как будто собирался взяться за шляпу, но точно не решался или беспрерывно забывал о своем намерении. Ганя, еще до того времени, как встали из-за стола, вдруг перестал пить и отодвинул от себя бокал; что-то мрачное прошло по лицу его. Когда встали из-за стола, он подошел к Рогожину и сед с ним рядом. Можно было подумать, что они в самых приятельских отношениях. | En écoutant le général, Ptitsine souriait et gardait l’air d’un homme qui va prendre son chapeau pour s’en aller ; mais il ne s’y résolvait pas ou oubliait toujours sa résolution. Avant qu’on eût quitté la table, Gania avait brusquement cessé de boire et repoussé son verre loin de lui ; un nuage avait assombri son visage. Quand on se leva, il s’approcha de Rogojine et s’assit à côté de lui. On aurait pu les croire dans les meilleurs termes. |
| Рогожин, который вначале тоже несколько раз было собирался потихоньку уйти, сидел теперь неподвижно, потупив голову и как бы тоже забыв, что хотел уходить. Во весь вечер он не выпил ни одной капли вина и был очень задумчив; изредка только поднимал глаза и оглядывал всех и каждого. Теперь же можно было подумать, что он чего-то здесь ждет, чрезвычайно для него важного, и до времени решился не уходить. | Rogojine, qui, au début, avait été plusieurs fois sur le point de filer à l’anglaise, se tenait maintenant assis immobile et tête baissée ; lui aussi semblait avoir oublié ses velléités de fugue. De toute la soirée il n’avait pas bu une goutte de vin. Il était abîmé dans ses réflexions. Par moments il levait les yeux et dévisageait un à un tous les assistants. Maintenant son attitude donnait à penser qu’il différait son départ dans l’attente de quelque chose d’extrêmement important pour lui. |
| Князь выпил всего два или три бокала и был только весел. Привстав из-за стола, он встретил взгляд Евгения Павловича, вспомнил о предстоящем между ними объяснении и улыбнулся приветливо. Евгений Павлович кивнул ему головой и вдруг показал на Ипполита, которого пристально наблюдал в эту самую минуту. Ипполит спал, протянувшись на диване. | Le prince n’avait vidé que deux ou trois coupes ; il était gai, sans plus. Quand il se leva de table, ses yeux rencontrèrent ceux d’Eugène Pavlovitch ; il se rappela qu’il devait avoir une explication avec lui et sourit d’un air avenant. Eugène Pavlovitch lui fit un signe de tête et lui montra brusquement Hippolyte qui dormait ; étendu sur le divan et sur lequel il fixait à ce moment un regard scrutateur. |
| – Зачем, скажите, затесался к вам этот мальчишка, князь? – сказал он вдруг с такою явною досадой и даже со злобой, что князь удивился. – Бьюсь об заклад, у него недоброе на уме! | – Dites-moi, prince, pourquoi ce gamin s’est-il glissé chez vous ? fit-il à brûle-pourpoint et avec une expression si visible de dépit et même de haine que le prince en fut surpris. – Je pense qu’il a un mauvais dessein en tête ! |
| – Я заметил, – сказал князь, – мне показалось, по крайней мере, что он вас слишком интересует сегодня, Евгений Павлыч; это правда? | – J’ai remarqué, ou du moins il m’a semblé, Eugène Pavlovitch, répondit le prince, que vous vous intéressiez beaucoup à lui aujourd’hui ; est-ce vrai ? |
| – И прибавьте: при моих собственных обстоятельствах мне и самому есть о чем задуматься, так что я сам себе удивляюсь, что весь вечер не могу оторваться от этой противной физиономии! | – Ajoutez encore que, dans les circonstances particulières où je me trouve, j’ai autre chose en tête ; aussi suis-je le premier étonné de n’avoir pu, de toute la soirée, détourner mes yeux de cette repoussante physionomie. |
| – У него лицо красивое… | – Son visage est joli… |
| – Вот, вот, смотрите! – крикнул Евгений Павлович, дернув за руку князя: – вот!.. | – Voilà ! voilà, regardez ! s’écria Eugène Pavlovitch en tirant le prince par le bras. – Voilà ! |
| Князь еще раз с удивлением оглядел Евгения Павловича. | De nouveau le prince jeta sur son interlocuteur un regard ébahi. |
| V. | V. |
| Ипполит, под конец диссертации Лебедева вдруг заснувший на диване, теперь вдруг проснулся, точно кто его толкнул в бок, вздрогнул, приподнялся, осмотрелся кругом и побледнел; в каком-то даже испуге озирался он кругом; но почти ужас выразился в его лице, когда он все припомнил и сообразил: | Hippolyte, qui s’était soudain endormi sur le divan vers la fin de la dissertation de Lébédev, se réveilla en sursaut comme si quelqu’un lui avait donné une bourrade dans le côté. Il tressaillit, se mit sur son séant, regarda autour de lui et pâlit. À la vue de l’entourage, son visage exprima une certaine frayeur ; mais lorsque la mémoire lui revint et qu’il eut ressaisi ses esprits, cette frayeur dégénéra presque en épouvante. |
| – Что, они расходятся? Кончено? все кончено? Взошло солнце? – спрашивал он тревожно, хватая за руку князя: – который час? Ради бога: час? Я проспал. Долго я спал? – прибавил он чуть не с отчаянным видом, точно он проспал что-то такое, от чего, по крайней мере, зависела вся судьба его. | – Quoi, ils s’en vont ? C’est fini ? Tout est terminé ? Le soleil est levé ? demanda-t-il avec angoisse en saisissant le prince par la main, – Quelle heure est-il ? Pour Dieu, dites-moi l’heure ! J’ai dormi. Ai-je dormi longtemps ? ajouta-t-il avec une expression voisine du désespoir, comme s’il avait manqué, en dormant, une affaire d’où dépendait pour le moins toute sa destinée. |
| – Вы спали семь или восемь минут, – ответил Евгений Павлович. | – Vous avez dormi sept ou huit minutes, lui répondit Eugène Pavlovitch. |
| Ипполит жадно посмотрел на него и несколько мгновений соображал. | Hippolyte le regarda avidement et réfléchit quelques instants. |
| – А… только! Стало быть, я… | – Ah ! seulement ! Donc je… |
| И он глубоко и жадно перевел дух, как бы сбросив с себя чрезвычайную тягость. Он догадался, наконец, что ничего “не кончено”, что еще не рассвело, что гости встали из-за стола только для закуски, и что кончилась всего одна только болтовня Лебедева. Он улыбнулся, и чахоточный румянец, в виде двух ярких пятен, заиграл на щеках его. | Là-dessus il aspira l’air avec force comme s’il se sentait soulagé d’un poids extraordinaire. Il avait enfin compris que rien « n’était terminé », que l’aube n’avait pas encore lui, que l’assistance n’avait quitté la table que pour aller prendre une collation et que la seule chose qui eût cessé était le bavardage de Lébédev. Il sourit et ses pommettes se colorèrent de deux taches rouges, révélatrices de la phtisie. |
| – А вы уж и минуты считали, пока я спал, Евгений Павлыч, – подхватил он насмешливо, – вы целый вечер от меня не отрывались, я видел… А! Рогожин! Я видел его сейчас во сне, – прошептал он князю, нахмурившись и кивая на сидевшего у стола Рогожина; – ах, да, – перескочил он вдруг опять, – где же оратор, где ж Лебедев? Лебедев, стало быть, кончил? О чем он говорил? Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасет “красота”? Господа, – закричал он громко всем, – князь утверждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен. Господа, князь влюблен; давеча, только что он вошел, я в этом убедился. Не краснейте, князь, мне вас жалко станет. Какая красота спасет мир? Мне это Коля пересказал… Вы ревностный христианин? Коля говорит, что вы сами себя называете христианином. | – Quant à vous, Eugène Pavlovitch, vous avez même compté les minutes pendant que je dormais, lança-t-il d’un ton moqueur ; – vous ne m’avez pas quitté des yeux toute la soirée, je m’en suis aperçu… Ah ! Rogojine ! Je viens de le voir en rêve, chuchota-t-il au prince en fronçant le sourcil et en montrant d’un signe de tête l’endroit de la table où était assis Parfione Sémionovitch. – Ah ! oui, à propos, fit-il en sautant brusquement d’un sujet à l’autre, où est l’orateur, où est Lébédev ? Il a donc fini son discours ? De quoi a-t-il parlé ? Est-il vrai, prince, que vous ayez dit un jour que la « beauté » sauverait le monde ? Messieurs, s’écria-t-il en prenant toute la société à témoin, le prince prétend que la beauté sauvera le monde ! Et moi je prétends que, s’il a des idées aussi folâtres, c’est qu’il est amoureux. Messieurs, le prince est amoureux ; tout à l’heure, aussitôt qu’il est entré, j’en ai acquis la conviction. Ne rougissez pas, prince ! vous me feriez pitié. Quelle beauté sauvera le monde ? C’est Kolia qui m’a répété le propos… Vous êtes un fervent chrétien ? Kolia dit que vous-même, vous vous donnez ce nom de chrétien. |
| Князь рассматривал его внимательно и не ответил ему. | Le prince le contempla attentivement et ne répliqua point. |
| – Вы не отвечаете мне? Вы, может быть, думаете, что я вас очень люблю? – прибавил вдруг Ипполит, точно сорвал. | – Vous ne me répondez pas ? Vous pensez peut-être que je vous aime beaucoup, ajouta à l’improviste Hippolyte, comme si cette réflexion lui échappait. |
| – Нет, не думаю. Я знаю, что вы меня не любите. | – Non, je ne pense pas cela. Je sais que vous ne m’aimez pas. |
| – Как! Даже после вчерашнего? Вчера я был искренен с вами? | – Comment ! Même après ce qui s’est passé hier ! Ai-je été sincère avec vous hier ? |
| – Я и вчера знал, что вы меня не любите. | – Je savais, hier aussi, que vous ne m’aimiez pas. |
| – То-есть, потому что я вам завидую, завидую? Вы всегда это думали и думаете теперь, но… но зачем я говорю вам об этом? Я хочу выпить еще шампанского; налейте мне, Келлер. | – Vous voulez dire que c’est parce que je vous envie, parce que je vous jalouse ? Vous l’avez toujours cru et vous le croyez encore, mais… pourquoi vous parler de cela ? Je veux boire encore du champagne ; Keller, versez-m’en. |
| – Вам нельзя больше пить, Ипполит, я вам не дам… И князь отодвинул от него бокал. | – Il ne faut plus boire, Hippolyte ; je ne vous laisserai pas… Et le prince éloigna la coupe de lui. |
| – И впрямь… – согласился он тотчас же, как бы задумываясь, – пожалуй, еще скажут… да черт ли мне в том, что они скажут! Не правда ли, не правда ли? Пускай их потом говорят, так ли, князь? И какое нам всем до того дело, что будет потом!.. Я, впрочем, спросонья. Какой я ужасный сон видел, теперь только припомнил…Я вам не желаю таких снов, князь, хоть я вас действительно, может быть, не люблю. Впрочем, если не любишь человека, зачем ему дурного желать, не правда ли? Что это я все спрашиваю; все-то я спрашиваю! Дайте мне вашу руку; я вам крепко пожму ее, вот так… | – C’est vrai, après tout… acquiesça-t-il immédiatement d’un air songeur ; ils diraient sans doute que… mais que m’importe ce qu’ils diraient ! N’est-ce pas, voyons ? Qu’ils disent ensuite ce qu’ils voudront, n’est-ce pas, prince ? Et que nous chaut, à nous tous tant que nous sommes, ce qui sera après ?… Au reste je sors d’un songe. Quel affreux songe j’ai fait ! c’est seulement maintenant que je me le rappelle. Je ne vous souhaite pas de pareils rêves, prince, bien qu’effectivement je ne vous aime peut-être guère. D’ailleurs, si on n’aime pas quelqu’un, ce n’est pas une raison pour lui vouloir du mal, n’est-il pas vrai ? Mais pourquoi fais-je toutes ces questions ? Pourquoi toutes ces interrogations ? Donnez-moi votre main, je vous la serrerai bien fort ; voilà, comme cela… |
| Вы однако ж протянули мне руку? Стало быть, знаете, что я вам искренно ее пожимаю?.. Пожалуй, я не буду больше пить. Который час? Впрочем, не надо, я знаю который час. Пришел час! Теперь самое время. Что это, там в углу закуску ставят? Стало быть, этот стол свободен? прекрасно! Господа, я… однако все эти господа и не слушают… я намерен прочесть одну статью, князь; закуска, конечно, интереснее, но… | Vous m’avez quand même tendu la main. Donc vous sentez que je vous la serre sincèrement… Soit, je ne boirai plus. Quelle heure est-il ? Inutile de me le dire, d’ailleurs ; je le sais. L’heure a sonné. Le moment est venu. Eh quoi ? on sert la collation dans ce coin ? Alors cette table est libre ? Parfait ! Messieurs, je… Tout ce monde n’écoute même pas… J’ai l’intention de lire un article, prince, la collation est certainement plus intéressante, mais… |
| И вдруг совершенно неожиданно он вытащил из своего верхнего бокового кармана большой, канцелярского размера пакет, запечатанный большою красною печатью. Он положил его на стол пред собой. | Brusquement et de la manière la plus inattendue il tira de sa poche de côté un large paquet de format administratif, scellé d’un grand cachet rouge, et le posa devant lui sur la table. |
| Эта неожиданность произвела эффект в неготовом к тому, или, лучше сказать в готовом, но не к тому, обществе. Евгений Павлович даже привскочил на своем стуле; Ганя быстро придвинулся к столу; Рогожин тоже, но с какою-то брюзгливою досадой, как бы понимая в чем дело. Случившийся вблизи Лебедев подошел с любопытными глазками и смотрел на пакет, стараясь угадать в чем дело. | Ce geste imprévu produisit son effet sur la société, qui était mûre, mais… pas pour une lecture. Eugène Pavlovitch se leva de sa chaise en sursaut ; Gania se rapprocha vivement de la table ; Rogojine fit de même, mais avec la moue dégoûtée et maussade de l’homme qui sait de quoi il retourne. Lébédev, qui se trouvait près de là, s’avança avec un regard fouinard et se mit à examiner le paquet en essayant d’en deviner le contenu. |
| – Что это у вас? – спросил с беспокойством князь. | – Qu’est-ce que vous avez là ? demanda le prince d’un ton inquiet. |
| – С первым краюшком солнца я улягусь, князь, я сказал; честное слово: увидите! – вскричал Ипполит: – но… но… неужели вы думаете, что я не в состоянии распечатать этот пакет? – прибавил он, с каким-то вызовом обводя всех кругом глазами и как будто обращаясь ко всем безразлично. Князь заметил, что он весь дрожал. | – Aux premières lueurs du soleil je me coucherai, prince ; je l’ai dit ; parole d’honneur, vous verrez ! s’écria Hippolyte. Mais… mais… est-ce que vous me croyez hors d’état de décacheter ce paquet ? ajouta-t-il en jetant autour de lui un regard de défi qui paraissait s’adresser à tout le monde sans distinction. Le prince remarqua qu’il tremblait de tous ses membres. Il prit la parole au nom de l’assistance. |
| – Мы никто этого и не думаем, – ответил князь за всех, – и почему вы думаете, что у кого-нибудь есть такая мысль, и что… что у вас за странная идея читать? Что у вас тут такое, Ипполит? | – Aucun de nous n’a cette pensée. Pourquoi nous l’attribuez-vous et croyez-vous que… Quelle drôle d’idée de vouloir nous faire une lecture ! Qu’avez-vous là, Hippolyte ? |
| – Что тут такое? Что с ним опять приключилось? – спрашивали кругом. Все подходили, иные еще закусывая; пакет с красною печатью всех притягивал, точно магнит. | – Qu’est-ce que c’est ? Qu’est-ce qui lui prend encore ? demandait-on autour de lui. Tous s’approchèrent : quelques-uns mangeaient déjà. Le paquet et son cachet rouge attiraient les convives comme un aimant. |
| – Это я сам вчера написал, сейчас после того, как дал вам слово, что приеду к вам жить, князь. Я писал это вчера весь день, потом ночь и кончил сегодня утром; ночью под утро я видел сон… | – C’est ce que j’ai écrit moi-même hier, aussitôt après vous avoir donné ma parole que je viendrais m’installer chez vous, prince. J’y ai passé toute la journée d’hier, puis la nuit ; je l’ai terminé ce matin. Avant le petit jour, j’ai fait un rêve… |
| – Не лучше ли завтра? – робко перебил князь. | – Ne vaut-il pas mieux remettre cela à demain. ? interrompit timidement le prince. |
| < < < | > > > |
| Двуязычный текст, подготовленный Akirill.com , размещенные на сайте Akirill.com 17 июня 2022 года. Каждую из книг (на французском или русском языках) можно забрать отдельно и повторно использовать в личных и некоммерческих целях. Они свободны от авторского права. При любом совместном использовании двух книг должно быть указано их происхождение https://www.Akirill.com | Texte bilingue préparé par Akirill.com , déposé sur le site Akirill.com le 17 juin 2022. Chacun des livres (russe ou français) peut être repris séparément et réutilisé à des fins personnelles et non commerciales. Ils sont libres de droits d’auteur. Toute utilisation des deux livres côte à côte doit mentionner leur origine https://www.Akirill.com |
L’Idiot, de Fédor Dostoïevski
| If you liked this page, don’t forget to like and share. Si vous avez aimé cette page, n’oublier pas d’aimer et de partager. |
| Subscribe to not miss anything Abonnez-vous pour ne rien manquer |
| Check out our latest posts |
| Découvrez nos derniers articles |
AKirill, Learn, apprenez, translation, traduction, livres bilingues, bilingual books 