Ce n’est pas une traduction mots a mots mais les livres dans les deux languages mis côte a côte. Vous pouvez le lire en Français, en russe ou parallèlement.
Это не дословный перевод, а книга Невский проспект на двух языках, вышедшие бок о бок. Вы можете прочитать его на французском, русском или на обоих языках.
Идиот. Роман Федора Достоевского
| Идиот. Роман Федора Достоевского | L’Idiot, de Fédor Dostoïevski |
| < < < | > > > |
| ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ | TROISIÈME PARTIE |
| Глава IX | Chapter IX |
| – Пропажа четырехсот рублей из бокового кармана, многоуважаемый князь, окрестили! – прибавил Лебедев с кислою усмешкой. | – Quatre cents roubles ont disparu de la poche intérieure de mon vêtement. Très honoré prince, j’ai été refait ! ajouta Lébédev avec un sourire amer. |
| – Вы потеряли четыреста рублей? Это жаль. | – Vous avez perdu quatre cents roubles ? C’est dommage. |
| – И особенно бедному, благородно живущему своим трудом человеку. | – Surtout pour un pauvre homme qui vit noblement de son travail. |
| – Конечно, конечно; как так? | – Sans doute, sans doute. Comment la chose est-elle arrivée ? |
| – Вследствие вина-с. Я к вам, как к провидению, многоуважаемый князь. Сумму четырехсот рублей серебром получил я вчера в пять часов пополудни от одного должника, и с поездом воротился сюда. Бумажник имел в кармане. Переменив вицмундир на сюртук, переложил деньги в сюртук, имея в виду держать при себе, рассчитывая вечером же выдать их по одной просьбе… ожидая поверенного. | – La faute en est au vin. Je m’adresse à vous comme à la providence, très honoré prince. Cette somme de quatre cents roubles m’a été remise hier soir à cinq heures par un débiteur. Je suis rentré ici par le train. Mon portefeuille était dans ma poche. En ôtant mon uniforme pour passer ma redingote, j’ai placé mon argent dans celle-ci, avec l’intention de le garder sur moi. Je comptais le remettre dans la soirée à quelqu’un qui me l’avait demandé… J’attendais l’homme d’affaires. |
| – Кстати, Лукьян Тимофеич, правда, что вы в газетах публиковались, что даете деньги под золотые и серебряные вещи? | – À propos, Loukiane Timoféïévitch, est-il exact que vous ayez fait annoncer dans les journaux que vous prêtiez sur les objets d’or et d’argent ? |
| – Чрез поверенного; собственного имени моего не означено, ниже адреса. Имея ничтожный капитал и в видах приращения фамилии, согласитесь сами, что честный процент… | – Cette annonce a été passée par l’entremise d’un homme d’affaires ; elle ne porte ni mon nom ni mon adresse. Comme je n’ai qu’un tout petit capital et que ma famille s’est accrue, vous conviendrez qu’un honnête intérêt… |
| – Ну да, ну да; я только чтоб осведомиться; извините, что прервал. | – Mais oui, mais oui ! il ne s’agit que d’un renseignement ; excusez-moi de vous avoir interrompu. |
| – Поверенный не явился. Тем временем привезли несчастного; я уже был в форсированном расположении пообедав; зашли эти гости, выпили… чаю, и… я повеселелe к моей пагубе. Когда же, уже поздно, вошел этот Келлер и возвестил о вашем торжественном дне и о распоряжении насчет шампанского, то я, дорогой и многоуважаемый князь, имея сердце (что вы уже, вероятно, заметили, ибо я заслуживаю), имея сердце, не скажу чувствительное, но благодарное, чем и горжусь, – я, для пущей торжественности изготовляемой встречи и во ожидании лично поздравить вас, вздумал пойти переменить старую рухлядь мою на снятый мною по возвращении моем виц-мундир, что и исполнил, как, вероятно, князь, вы и заметили, видя меня в виц-мундире весь вечер. | – L’homme d’affaires n’est pas venu. Là-dessus on a amené ici ce malheureux. Après le dîner j’étais déjà pas mal en train. Puis sont venus nos visiteurs ; on a bu… du thé et… pour mon malheur je suis tombé dans un excès de gaieté. Quand Keller est arrivé, tard dans la soirée, il nous a annoncé que c’était votre anniversaire et qu’il fallait servir du champagne ; alors, mon cher et très honoré prince, moi qui ai un cœur (vous l’avez sans doute déjà remarqué, car je le mérite) je ne dirai pas sentimental mais reconnaissant, ce dont je m’enorgueillis, j’ai cru devoir enlever mes vieilles frusques et remettre mon uniforme pour attendre le moment de vous féliciter en personne et vous fêter d’une manière plus solennelle. Ainsi ai-je fait, prince, et vous avez bien dû remarquer que je suis resté en uniforme toute la soirée. |
| Переменяя одежду, забыл в сюртуке бумажник… Подлинно, когда бог восхощет наказать, то прежде всего восхитит разум. И только сегодня, уже в половине восьмого, пробудясь, вскочил как полоумный, схватился первым делом за сюртук, – один пустой карман! Бумажника и след простыл. | Mais en changeant de vêtement j’ai oublié le portefeuille dans ma redingote…. On a raison de dire que, lorsque Dieu veut punir quelqu’un, il commence par lui ôter la raison. Ce matin, à sept heures et demie, en me réveillant, j’ai sauté comme un fou pour aller prendre ma redingote. La poche était vide ! Pas trace de portefeuille. |
| – Ах, это неприятно! | – Ah ! c’est désagréable ! |
| – Именно неприятно; и вы с истинным тактом нашли сейчас надлежащее выражение, – не без коварства прибавил Лебедев. | – Voilà le mot : c’est désagréable. Avec le tact qui vous caractérise, vous avez tout de suite trouvé l’expression appropriée, ajouta Lébédev non sans malice. |
| – Как же, однако… – затревожился князь, задумываясь, – ведь это серьезно. | – Mais pourtant, comment… fit après un instant de réflexion le prince inquiet, – cela est sérieux ? |
| – Именно серьезно – еще другое отысканное вами слово, князь, для обозначения… | – C’est le mot : sérieux ; encore une expression heureuse, prince, pour caractériser… |
| – Ах, полноте, Лукьян Тимофеич, что тут отыскивать? важность не в словах… Полагаете вы, что вы могли в пьяном виде выронить из кармана? | – Voyons, Loukiane Timoféïévitch, à quoi bon éplucher, les mots ? Ce ne sont pas les mots qui importent… Admettez-vous qu’étant en état d’ivresse, vous ayez pu laisser tomber le portefeuille de votre poche ? |
| – Мог. Все возможно в пьяном виде, как вы с искренностью выразились, многоуважаемый князь! Но прошу рассудить-с: если я вытрусил бумажник из кармана, переменяя сюртук, то вытрушенный предмет должен был лежать тут же на полу. Где же этот предмет-с? | – C’est possible. Tout est possible dans l’état d’ivresse, pour employer l’expression dont vous vous êtes servi avec tant de franchise, très honoré prince. Mais jugez-en vous-même ; si j’ai fait tomber mon portefeuille de ma poche en ôtant ma redingote, l’objet aurait dû se retrouver sur le parquet. Où est-il donc ? |
| – Не заложили ли вы куда-нибудь в ящик, в стол? | – Ne l’auriez-vous pas serré dans le tiroir de quelque table ? |
| – Все переискал, везде перерыл, тем более, что никуда не прятал и никакого ящика не открывал, о чем ясно помню. | – J’ai tout fouillé, tout exploré. D’ailleurs je ne l’ai mis nulle part et n’ai ouvert aucun tiroir ; je m’en souviens parfaitement. |
| – В шкапчике смотрели? | – Avez-vous regardé dans la petite armoire ? |
| – Первым делом-с, и даже несколько раз уже сегодня… Да и как бы мог я заложить в шкапчик, истинно уважаемый князь? | – C’est la première chose que j’ai faite et j’y ai même regardé plusieurs fois ce matin… Et puis, pourquoi aurais-je été le fourrer dans la petite armoire, très honoré prince ? |
| – Признаюсь, Лебедев, это меня тревожит. Стало быть, кто-нибудь нашел на полу? | – J’avoue, Lébédev, que cela me tracasse. Quelqu’un l’aurait donc trouvé par terre ? |
| – Или из кармана похитил! Две альтернативы-с. | – Ou bien tiré de ma poche ! Il n’y a pas d’autre explication. |
| – Меня это очень тревожит, потому что кто именно… Вот вопрос! | – Cela m’inquiète vivement, car qui a bien pu faire cela ?… Voilà la question ! |
| – Без всякого сомнения, в этом главный вопрос; вы удивительно точно находите слова и мысли и определяете положения, сиятельнейший князь. | – À n’en pas douter, c’est la question essentielle. Vous tombez avec une étonnante justesse, illustre prince, sur les mots, les idées et les définitions qui peignent la situation. |
| – Ах, Лукьян Тимофеич, оставьте насмешки, тут… | – Ah ! Loukiane Timoféïévitch, trêve de moquerie ! ici… |
| – Насмешки! – вскричал Лебедев, всплеснув руками. | – Des moqueries ! s’écria Lébédev en levant les bras. |
| – Ну-ну-ну, хорошо, я ведь не сержусь; тут совсем другое… Я за людей боюсь. Кого вы подозреваете? | – Allons, allons ! c’est bon, je ne me fâchee pas. Ma préoccupation est tout autre… Je crains de voir accuser les gens. Qui soupçonnez-vous ? |
| – Вопрос труднейший и… сложнейший! Служанку подозревать не могу: она в своей кухне сидела. Детей родных тоже… | – La question est très délicate et… fort compliquée ! Je ne puis soupçonner la servante ; elle est restée tout le temps dans sa cuisine. Mes enfants sont, eux aussi, hors de soupçon… |
| – Еще бы. | – Cela va sans dire. |
| – Стало быть, кто-нибудь из гостей-с. | – Par conséquent, ce ne peut être qu’un des visiteurs. |
| – Но возможно ли это? | – Mais est-ce possible ? |
| – Совершенно и в высшей степени невозможно, но непременно так должно быть. Согласен однако же допустить и даже убежден, что если была покража, то совершилась не вечером, когда все были в сборе, а уже ночью или даже под утро, кем-нибудь из заночевавших. | – C’est de la plus absolue et de la plus complète impossibilité. Cependant la chose n’a pu se passer autrement. Je veux bien admettre toutefois et je suis même convaincu que le vol, si vol il y a eu, a été commis, non pas dans la soirée, lorsque tout le monde était réuni, mais plutôt la nuit ou même vers le matin, par une des personnes qui ont passé la nuit ici. |
| – Ах, боже мой! | – Ah ! mon Dieu ! |
| – Бурдовского и Николая Ардалионовича я естественно исключаю; они и не входили ко мне-с. | – Je mets naturellement hors de cause Bourdovski et Nicolas Ardalionovitch, qui ne sont d’ailleurs pas même entrés chez moi. |
| – Еще бы, да если бы даже и входили! Кто у вас ночевал? | – Cela irait de soi, même s’ils y étaient entrés ! Qui a passé la nuit chez vous ? |
| – Считая со мной ночевало нас четверо, в двух смежных комнатах: я, генерал, Келлер и господин Фердыщенко. Один, стало быть, из нас четверых-с! | – En me comptant, nous sommes quatre à avoir passé la nuit dans deux chambres contiguës : le général, Keller, M. Ferdistchenko et moi. C’est donc l’un de nous quatre qui a fait le coup. |
| – Из трех, то-есть; но кто же? | – Vous voulez dire l’un des trois ; mais lequel ? |
| – Я причел и себя для справедливости и для порядку; но согласитесь, князь, что я обокрасть себя сам не мог, хотя подобные случаи и бывали на свете… | – Je me suis compté pour être juste et faire les choses régulièrement ; mais vous conviendrez, prince, que je n’ai pu me voler moi-même, bien qu’on ait déjà vu des cas de ce genre dans le monde… |
| – Ах, Лебедев, как это скучно! – нетерпеливо вскричал князь, – к делу, чего вы тянете!.. | – Ah ! Lébédev, que votre bavardage est ennuyeux ! s’écria le prince impatienté ; allez donc au fait ; pourquoi lanternez-vous ainsi ?… |
| – Остаются, стало быть, трое-с, и во-первых, господин Келлер, человек непостоянный, человек пьяный и в некоторых случаях либерал, то-есть насчет кармана-с; в остальном же с наклонностями, так сказать, более древне-рыцарскими, чем либеральными. Он заночевал сначала здесь, в комнате больного, и уже ночью лишь перебрался к нам, под предлогом, что на голом полу жестко спать. | – Restent donc trois personnes. Commençons par M. Keller, homme versatile, adonné à la boisson et dans certains cas suspect de libéralisme, tout au moins en ce qui concerne la poche d’autrui ; au demeurant il a plutôt le caractère d’un chevalier d’autrefois que celui d’un libéral. Il a passé la première partie de la nuit dans la chambre du malade et ce n’est qu’à une heure assez avancée qu’il s’est rendu auprès de nous sous, prétexte qu’il ne pouvait pas dormir sur le plancher. |
| – Вы подозреваете его? | – Vous le soupçonnez ? |
| – Подозревал-с. Когда я в восьмом часу утра вскочил как полоумный и хватил себя по лбу рукой, то тотчас же разбудил генерала, спавшего сном невинности. Приняв в соображение странное исчезновение Фердыщенка, что уже одно возбудило в нас подозрение, оба мы тотчас же решились обыскать Келлера, лежавшего как… как… почти подобно гвоздю-с. | – Je l’ai soupçonné. Lorsqu’après sept heures du matin j’ai bondi comme un fou et me suis frappé le front, je suis allé réveiller sur-le-champ le général qui dormait du sommeil de l’innocence. Prenant en considération l’étrange disparition de Ferdistchenko, circonstance qui était déjà de nature à faire naître nos soupçons, nous décidâmes tous deux de fouiller Keller qui était étendu comme… comme… presque comme un clou. |
| Обыскали совершенно: в карманах ни одного сантима, и даже ни одного кармана не дырявого не нашлось. Носовой платок синий, клетчатый, бумажный, в состоянии неприличном-с. Далее любовная записка одна, от какой-то горничной, с требованием денег и угрозами, и клочки известного вам фельетона-с. Генерал решил, что невинен. Для полнейших сведений мы его самого разбудили, насилу дотолкались; едва понял в чем дело, разинул рот, вид пьяный, выражение лица нелепое и невинное, даже глупое, – не он-с! | Nous explorâmes consciencieusement ses poches sans y trouver un centime ; il n’y en avait pas même une qui ne fût percée. Un mouchoir en coton bleu à carreaux à ne pas prendre avec des pincettes ; un billet doux écrit par quelque femme de chambre qui réclamait de l’argent et formulait des menaces ; enfin des pages détachées du feuilleton que vous savez ; voilà tout ce que nous découvrîmes. Le général décida que Keller, était innocent. Pour mieux tirer la chose au clair, nous le réveillâmes, non sans difficulté ; c’est à peine s’il comprit de quoi il s’agissait ; il était là, la bouche grande ouverte, avec sa face d’ivrogne, son air bête et innocent, même stupide ; ce n’était pas lui ! |
| – Ну, как я рад! – радостноe вздохнул князь: – я таки за него боялся! | – Ah ! que je suis content ! s’écria le prince avec un joyeux soupir de soulagement. Je craignais pour lui ! |
| – Боялись? Стало быть, уже имели основания к тому? – прищурился Лебедев. | – Vous craigniez pour lui ? Donc vous aviez des raisons pour cela ? insinua Lébédev en plissant les paupières. |
| – О, нет, я так, – осекся князь, – я ужасно глупо сказал, что боялся. Сделайте одолжение, Лебедев, не передавайте никому… | – Oh ! non, j’ai dit cela sans réfléchir, reprit le prince. Je me suis très sottement exprimé en disant que je craignais. Je vous prie, Lébédev, de ne répéter à personne… |
| – Князь, князь! Слова ваши в моем сердце… в глубине моего сердца! Там могила-с!.. – восторженно проговорил Лебедев, прижимая шляпу к сердцу. | – Prince, prince ! Vos paroles resteront dans mon cœur… dans le fond de mon cœur. Elles y sont dans un tombeau ! proféra Lébédev avec solennité en pressant son chapeau contre sa poitrine. |
| – Хорошо, хорошо… Стало быть, Фердыщенко? То-есть, я хочу сказать, вы подозреваете Фердыщенка? | – C’est bon, c’est bon… Donc c’est Ferdistchenko ? Je veux dire que vous soupçonnez Ferdistchenko ? |
| – Кого же более? – тихо произнес Лебедев, пристально смотря на князя. | – Qui pourrais-je soupçonner en dehors de lui ? fit Lébédev en baissant la voix et en regardant fixement le prince. |
| – Ну да, разумеется… кого же более… то-есть, опять-таки, какие же улики? | – Oui, cela va de soi… quel autre soupçonner ? Néanmoins, où sont les preuves ? |
| – Улики есть-с. Во-первых, исчезновение в семь часов или даже в седьмом часу утра. | – Les preuves existent. D’abord, sa disparition à sept heures ou même avant sept heures du matin. |
| – Знаю, мне Коля говорил, что он заходил к нему и сказал, что идет доночевывать к… забыл к кому, к своему приятелю. | – Je sais : Kolia m’a raconté que Ferdistchenko était entré chez lui pour lui annoncer qu’il allait finir la nuit chez… j’ai oublié le nom, enfin un de ses amis. |
| – Вилкину-с. Так, стало быть, Николай Ардалионович говорил уже вам? | – Vilkine. Ainsi Nicolas Ardalionovitch vous avait déjà parlé de cela ? |
| – Он ничего не говорил о покраже. | – Il ne m’a rien dit du vol. |
| – Он и не знает, ибо я пока держу дело в секрете. Итак, идет к Вилкину; казалось бы, что мудреного, что пьяный человек идет к такому же, как и он сам, пьяному человеку, хотя бы даже и чем свет, и безо всякого повода-с? Но вот здесь-то и след открывается: уходя, он оставляет адрес… Теперь следите, князь, вопрос: зачем он оставил адрес? Зачем он заходит нарочно к Николаю Ардалионовичу, делая крюк-с, и передает ему, что, “иду, дескать, доночевывать к Вилкину”. | – Il ne le connaît pas parce que, pour l’instant, je tiens la chose secrète. Donc Ferdistchenko se rend chez Vilkine ; il n’y a rien de surprenant, semble-t-il, à ce qu’un ivrogne aille chez un autre ivrogne, même au point du jour et sans motif plausible, n’est-ce pas ? Mais ici une piste se dessine ; en partant il indique où il va… Maintenant, prince, suivez-moi bien : pourquoi a-t-il fait cela ? Pourquoi entre-t-il exprès chez Nicolas Ardalionovitch, en faisant un détour, pour lui annoncer qu’il « va finir la nuit chez Vilkine » ? |
| И кто станет интересоваться тем, что он уходит и даже именно к Вилкину? К чему возвещать? Нет, тут тонкость-с, воровская тонкость! Это значит: “вот, дескать, нарочно не утаиваю следов моих, какой же я вор после этого? Разве бы вор возвестил куда он уходит?” Излишняя заботливость отвести подозрения и, так сказать, стереть свои следы на песке… Поняли вы меня, многоуважаемый князь? | Qui peut avoir intérêt à savoir qu’il sort et, plus précisément, qu’il va chez Vilkine ? À quoi bon faire part de cela ? Non, c’est une finauderie, une finauderie de voleur ! Cela veut dire : « Voyez, je m’applique à ne pas dissimuler ma trace ; comment pourrais-je après cela être suspecté de vol ? Est-ce qu’un voleur indique l’endroit où il va ? » C’est un excès de précaution pour détourner les soupçons et effacer, pour ainsi dire, ses pas sur le sable… M’avez-vous compris, très honorée prince ? |
| – Понял, очень хорошо понял, но ведь этого мало? | – J’ai compris, fort bien compris. Mais c’est une preuve bien mince. |
| – Вторая улика-с: след оказывается ложный, а данный адрес неточный. Час спустя, то-есть в восемь часов, я уже стучался к Вилкину; он тут в Пятой улице-с, и даже знаком-с. Никакого не оказалось Фердыщенка. Хоть и добился от служанки, совершенно глухой-с, что назад тому час, действительно, кто-то стучался и даже довольно сильно, так что и колокольчик сорвал. Но служанка не отворила, не желая будить господина Вилкина, а, может быть, и сама не желая подняться. Это бывает-с. | – En voici une seconde : la piste se révèle fausse et l’adresse donnée inexacte. Une heure après, c’est-à-dire à huit heures, je suis allé frapper chez Vilkine ; il demeure par ici, dans la Cinquième rue ; d’ailleurs je le connais. Pas de Ferdistchenko. J’ai réussi, il est vrai, à savoir d’une servante sourde comme un pot qu’une heure auparavant quelqu’un avait en effet fait de violents efforts pour entrer et même arraché la sonnette. Mais la domestique n’avait pas ouvert, soit qu’elle ne voulût pas éveiller M. Vilkine, soit peut-être qu’elle n’eût guère envie de sortir du lit. Cela se voit. |
| – И тут все ваши улики? Этого мало. | – Et ce sont là toutes vos preuves ? C’est peu. |
| – Князь, но кого же подозревать-с, рассудите? – умилительно заключил Лебедев, и что-то лукавое проглянуло в его усмешке. | – Prince, sur qui donc porter mes soupçons ? Réfléchissez, conclut Lébédev sur un ton de larmoyante obséquiosité, mais avec un sourire légèrement insidieux. |
| – Осмотрели бы вы еще раз комнаты и в ящиках! – озабоченно произнес князь после некоторой задумчивости. | – Vous devriez effectuer une nouvelle recherche dans les chambres et les tiroirs, articula le prince d’un air préoccupé après un instant de réflexion. |
| – Осматривал-с! – еще умилительнее вздохнул Лебедев. | – C’est déjà fait ! soupira Lébédev avec une expression encore plus attendrissante. |
| – Гм!.. и зачем, зачем вам было переменять этот сюртук! – воскликнул князь, в досаде стукнув по столу. | – Hum !… Mais pourquoi, pourquoi avoir ôté votre redingote ? s’écria le prince en frappant avec colère sur la table. |
| – Вопрос из одной старинной комедии-с. Но, благодушнейший князь! Вы уже слишком принимаете к сердцу несчастье мое! Я не стою того. То-есть, я один не стою того; но вы страдаете и за преступника… за ничтожного господина Фердыщенка? | – On entend cette question-là dans une vieille comédie. Mais, excellent prince, vous prenez mon infortune trop à cœur ! Je n’en mérite pas tant. Je veux dire qu’à moi seul, je ne mérite pas cela. Toutefois, vous vous faites aussi du mauvais sang pour le coupable… pour l’être insignifiant qu’est M. Ferdistchenko ? |
| – Ну да, да, вы действительно меня озаботили, – рассеянно и с неудовольствием прервал его князь. – Итак, что же вы намерены делать… если вы так уверены, что это Фердыщенко? | – Eh ! oui, en effet ! vous m’avez rendu soucieux, interrompit le prince d’un air distrait et mécontent. – En somme, que comptez-vous faire… si vous êtes aussi convaincu de la culpabilité de Ferdistchenko ? |
| – Князь, многоуважаемый князь, кто же другой-с? – с возраставшим умилением извивался Лебедев, – ведь неимение другого на кого помыслить и, так сказать, совершенная невозможность подозревать кого-либо кроме господина Фердыщенка, ведь это, так сказать, еще улика против господина Фердыщенка, уже третья улика! Ибо опять-таки кто же другой? Ведь не господина же Бурдовского мне заподозрить, хе-хе-хе? | – Prince, très honoré prince, quel autre accuser ? dit Lébédev en faisant des contorsions et en prenant un ton toujours plus pathétique. – On ne peut pas penser à un autre, et l’impossibilité absolue de soupçonner personne hormis M. Ferdistchenko constitue, pour ainsi dire, une charge de plus contre celui-ci ; c’est la troisième preuve ! Car, encore une fois, quel autre accuser ? Je ne peux pourtant pas soupçonner M. Bourdovski, hé, hé ? |
| – Ну, вот, вздор какой! | – Allons, quelle absurdité ! |
| – Не генерала же наконец, хе-хе-хе! | – Pas davantage le général, hé, hé ? |
| – Что за дичь! – почти сердито проговорил князь, нетерпеливо поворачиваясь на месте. | – Quelle sottise est-ce là ! dit le prince presque d’un ton de colère, en se retournant avec impatience sur sa couchette. |
| – Еще бы не дичь! Хе-хе-хе! И насмешил же меня человек, то-есть генерал-то-с! Идем мы с ним давеча по горячим следам к Вилкину-с… а надо вам заметить, что генерал был еще более моего поражен, когда я, после пропажи, первым делом его разбудил, даже так, что в лице изменился, покраснел, побледнел, и, наконец, вдруг в такое ожесточенное и благородное негодование вошел, что я даже и не ожидал такой степени-с. Наиблагороднейший человек! | – Bien sûr que c’est une sottise ! Hé ! hé ! hé ! Quel original que ce général, et comme il m’a fait rire ! Nous sommes allés tout à l’heure ensemble en quête de Ferdistchenko chez Vilkine… Il faut vous dire qu’il a été encore plus surpris que moi quand je suis allé le réveiller, aussitôt ma perte constatée. C’est au point qu’il a changé de figure, rougi, pâli, et qu’enfin il a été saisi d’un si noble accès d’indignation que je n’en revenais pas. C’est un bien beau caractère ! |
| Лжет он беспрерывно, по слабости, но человек высочайших чувств, человек при этом малосмысленный-с, внушающий полнейшее доверие своею невинностью. Я вам уже говорил, многоуважаемый князь, что имею к нему не только слабость, а даже любовь-с. Вдруг останавливается посредине улицы, распахивает сюртук, открывает грудь: “Обыскивай меня, говорит, ты Келлера обыскивал, зачем же ты меня не обыскиваешь? | Il ment continuellement, par faiblesse, mais c’est un homme de sentiments très élevés ; avec cela il est si ingénu que son innocence même inspire la plus entière confiance. Je vous ai déjà dit, très honoré prince, que j’ai pour lui non seulement un faible, mais même de l’affection. Il s’est arrêté brusquement en pleine rue, il a entr’ouvert son vêtement et montré sa poitrine. « Fouille-moi ! me dit-il ; tu as fouillé Keller, pourquoi ne me fouilles-tu pas ? |
| Того требует, говорит, справедливость!” У самого и руки, и ноги трясутся, даже весь побледнел, грозный такой. Я засмеялся и говорю: “Слушай, говорю, генерал, если бы кто другой мне это сказал про тебя, то я бы тут же собственными руками мою голову снял, положил бы ее на большое блюдо и сам бы поднес ее на блюде всем сомневающимся: “вот, дескать, видите эту голову, так вот этою собственною своею головой я за него поручусь, и не только голову, но даже в огонь”. | La justice l’exige ! » Ses bras et ses jambes tremblaient, son visage était tout pâle et faisait même peur à voir. Je me mis à rire et lui dis : « Écoute, général, si un autre m’avait dit cela de toi, je me serais sur-le-champ tranché la tête de mes propres mains, je l’aurais mise sur un grand plat et je l’aurais moi-même présentée à tous ceux qui t’auraient soupçonné : « Voyez-vous cette tête, leur aurais-je dit : je réponds « sur elle de sa probité. Et non seulement je donne ma tête en gage, mais même je me mettrais au feu pour lui. » |
| Вот как я, говорю, за тебя ручаться готов!” Тут он бросился мне в объятия, все среди улицы-с, прослезился, дрожит и так крепко прижал меня к груди, что я едва даже откашлялся: “ты, говорит, единственный друг, который остался мне в несчастиях моих!” Чувствительный человек-с! Ну, разумеется, тут же дорогой и анекдот к случаю рассказал о том, что его тоже будто бы раз, еще в юности, заподозрили в покраже пятисот тысяч рублей, но что он на другой же день бросился в пламень горевшего дома и вытащил из огня подозревавшего его графа и Нину Александровну, еще бывшую в девицах. | Voilà, ajoutai-je, comment je répondrais de toi ! » Alors il s’est jeté dans mes bras, toujours au milieu de la rue, il a versé quelques larmes et, en tremblant, il m’a serré si fort sur sa poitrine que j’ai failli étouffer d’une quinte de toux. « Tu es, m’a-t-il dit, l’unique ami qui me reste dans mon infortune ! » C’est un homme si sensible ! Naturellement il en a profité pour me raconter, chemin faisant, une anecdote de circonstance : on l’avait aussi une fois soupçonné, dans sa jeunesse, d’avoir volé cinq cent mille roubles ; mais, le lendemain même, il s’était jeté dans une maison en flammes et avait sauvé le comte qui l’avait soupçonné, en même temps que Nina Alexandrovna, alors jeune fille. |
| Граф его обнял, и таким образом произошел брак его с Ниной Александровной, а на другой же день в пожарных развалинах нашли и шкатулку с пропавшими деньгами; была она железная, английского устройства, с секретным замком, и как-то под пол провалилась, так что никто и не заметил, и только чрез этот пожар отыскалась. Совершенная ложь-с. Но когда о Нине Александровне заговорил, то даже захныкал. Благороднейшая особа Нина Александровна, хоть на меня и сердита. | Le comte l’avait embrassé, et c’est à la suite de cet événement qu’il avait épousé Nina Alexandrovna. Le jour suivant on avait découvert dans lese décombres la cassette de fer qui contenait l’argent disparu. De fabrication anglaise, avec une fermeture à secret, cette cassette s’était glissée, on ne sait comment, sous le plancher, en sorte que jusqu’à l’incendie personne ne l’avait retrouvée. Cette histoire est inventée de toutes pièces, mais il ne s’en est pas moins mis à larmoyer en parlant de Nina Alexandrovna. C’est une bien digne femme que Nina Alexandrovna, encore qu’elle ait une dent contre moi ! |
| – Вы незнакомы? | – Vous n’avez pas de relations avec elle ? |
| – Почти что нет-с, но всею душой желал бы, хотя бы только для того, чтобы пред нею оправдаться. Нина Александровна в претензии на меня, что я будто бы развращаю теперь ее супруга пьянством. Но я не только не развращаю, но скорее укрощаю его; я его, может быть, отвлекаю от компании пагубнейшей. При том же он мне друг-с, и я, признаюсь вам, теперь уж не оставлю его-с, то-есть даже так-с: куда он, туда и я, потому что с ним только чувствительностию одною и возьмешь. | – Presque pas, mais je désirerais de tout cœur en avoir, ne serait-ce que pour me justifier à ses yeux. Nina Alexandrovna m’en veut parce qu’elle croit que je pousse maintenant son mari à l’ivrognerie. Or, je ne le débauche pas, je le réfrène plutôt ; je lui évite peut-être des fréquentations plus dangereuses. En outre, c’est pour moi un ami et je vous avoue que je ne l’abandonnerai plus désormais ; c’est au point que, là où il ira, j’irai, car on ne peut agir sur lui que par le sentiment. |
| Теперь он даже совсем не посещает свою капитаншу, хотя втайне и рвется к ней, и даже иногда стонет по ней, особенно каждое утро, вставая и надевая сапоги, не знаю уж почему в это именно время. Денег у него нет-с, вот беда, а к той без денег явиться никак нельзя-с. Не просил он денег у вас, многоуважаемый князь? | Il a maintenant cessé tout à fait de fréquenter sa « capitaine », bien qu’il brûle en secret d’aller la voir et parfois même soupire après elle, surtout le matin, quand il se lève et passe ses bottes ; je ne saurais dire pourquoi cela le prend juste à ce moment-là ; le malheur est qu’il n’a pas le sou et il ne peut se montrer chez elle sans argent. Ne vous a-t-il pas demandé de l’argent, très honoré prince ? |
| – Нет, не просил. | – Non, il ne m’a rien demandé. |
| – Стыдится. Он было и хотел; даже мне признавался, что хочет вас беспокоить, но стыдлив-с, так как вы еще недавно его одолжили, и сверх того полагает, что вы не дадите. Он мне как другу это излил. | – Il est gêné. Il voulait vous en demander ; il m’a même avoué son intention de vous importuner à ce sujet, mais il n’a pas osé, car vous lui avez prêté récemment et il a pensé que vous lui refuseriez. Il m’a confié cela en ami. |
| – А вы ему денег не даете? | – Et vous-même, ne lui donnez-vous pas de l’argent ? |
| – Князь! Многоуважаемый князь! Не только деньги, но за этого человека я, так сказать, даже жизнью… нет, впрочем, преувеличивать не хочу, – не жизнью, но если, так сказать, лихорадку, нарыв какой-нибудь, или даже кашель, – то ей богу готов буду перенести, если только за очень большую нужду; ибо считаю его за великого, но погибшего человека! Вот-с; не только деньги-с! | – Prince ! très honoré prince ! Ce n’est pas seulement de l’argent, c’est pour ainsi dire ma vie que je donnerais pour cet homme… Quand je dis ma vie, j’exagère ; sans donner ma vie je serais prêt à endurer la fièvre, ou un abcès, ou un rhume, dans le cas d’absolue nécessité bien entendu ; car je le tiens pour un grand homme, mais déclassé. Voilà. À plus forte raison s’il s’agit d’argent… |
| – Стало быть, деньги даете? | – Donc vous lui en donnez ! |
| – Н-нет-с; денег я не давал-с, и он сам знает, что я и не дам-с, но ведь единственно в видах воздержания и исправления его. Теперь увязался со мной в Петербург; я в Петербург ведь еду-с, чтобы застать господина Фердыщенка по самым горячим следам, ибо наверно знаю, что он уже там-с. Генерал мой так и кипит-с; но подозреваю, что в Петербурге улизнет от меня, чтобы посетить капитаншу. | – Pour cela non ; je ne lui ai pas donné d’argent et il sait lui-même que je ne lui en donnerai pas ; mais c’est uniquement afin de le modérer et de le corriger. Maintenant, son idée fixe est de se rendre avec moi à Pétersbourg, où je vais aller suivre la piste de M. Ferdistchenko, car je suis sûr qu’il y est. Le générai est tout feu tout flamme, mais je prévois qu’aussitôt arrivé à Pétersbourg il me lâchera pour aller retrouver sa capitaine. |
| Я, признаюсь, даже нарочно его от себя отпущу, как мы уже и условились по приезде тотчас же разойтись в разные стороны, чтоб удобнее изловить господина Фердыщенка. Так вот я его отпущу, а потом вдруг, как снег на голову, и застану его у капитанши, – собственно, чтоб его пристыдить, как семейного человека, и как человека вообще говоря. | J’avoue que je le laisserai partir à dessein et que nous sommes convenus de nous séparer dès l’arrivée pour mieux réussir, par des voies différentes, à pincer M. Ferdistchenko. Je le laisserai donc filer, puis tout à coup tomberai sur lui à l’improviste et le surprendrai chez la capitaine ; mon intention est surtout de lui faire honte en lui rappelant ses devoirs de père de famille et sa dignité d’homme en général. |
| – Только не делайте шуму, Лебедев, ради бога не делайте шуму, – вполголоса и в сильном беспокойстве проговорил князь. | – Seulement ne faites pas de bruit, Lébédev ; pour l’amour de Dieu, pas de bruit ! dit à demi-voix le prince, en proie à une vive inquiétude. |
| – О, нет-с, собственно лишь чтобы пристыдить и посмотреть, какую он физиономию сделает, – ибо многое можно по физиономии заключить, многоуважаемый князь, и особенно в таком человеке! Ах, князь! Хоть и велика мояe собственная беда, но не могу даже и теперь не подумать о нем и об исправлении его нравственности. Чрезвычайная просьба у меня к вам, многоуважаемый князь, даже признаюсь, затем собственно и пришел-с: с их домом вы уже знакомы и даже жили у них-с; то если бы вы, благодушнейший князь, решились мне в этом способствовать, собственно лишь для одного генерала и для счастия его… | – Oh ! non ; tout juste pour le confondre et voir la tête qu’il fera, car la physionomie peut révéler bien des choses, très honoré prince, notamment chez un homme comme lui ! Ah ! prince, si grand que soit mon malheur, je ne puis, même en ce moment, m’empêcher de penser à lui et à son amendement. J’ai une très grande prière à vous adresser, très honoré prince ; c’est même, je l’avoue, l’objet particulier de ma démarche. Vous connaissez la famille du général et vous en avez même été l’hôte ; si vous acceptiez, excellent prince, de me faciliter la tâche, dans le seul intérêt du général et pour son bonheur… |
| Лебедев даже руки сложил, как бы в мольбе. | Lébédev joignit les mains dans une attitude implorante. |
| – Что же? Как же способствовать? Будьте уверены, что я весьма желаю вас вполне понять, Лебедев. | – De quoi s’agit-il ? En quoi puis-je vous aider ? Soyez convaincu que je désire vivement saisir toute votre pensée, Lébédev. |
| – Единственно в сей уверенности я к вам и явился! Чрез Нину Александровну можно бы подействовать; наблюдая и, так сказать, следя за его превосходительством постоянно, в недрах собственного его семейства. Я к несчастию не знаком-с… к тому же тут и Николай Ардалионович, обожающий вас, так сказать, всеми недрами своей юной души, пожалуй, мог бы помочь… | – C’est cette seule conviction qui m’a amené auprès de vous ! On pourrait agir par l’entremise de Nina Alexandrovna afin d’instituer une surveillance et, en quelque sorte, une filature de tous les instants auprès de Son Excellence dans le sein même de sa famille. Je ne suis malheureusement pas en relation… En outre Nicolas Ardalionovitch, qui vous adore, pour ainsi dire, de toute l’ardeur de sa jeune âme, pourrait sans doute aider également… |
| – Н-нет… Нину Александровну в это дело… Боже сохрани! Да и Колю… Я, впрочем, вас еще, может быть, и не понимаю, Лебедев. | – Ah ! non !… Mêler Nina Alexandrovna à cette affaire… Dieu nous en préserve ! Et Kolia pas davantage… Peut-être d’ailleurs que je ne pénètre pas encore votre pensée, Lébédev. |
| – Да тут и понимать совсем нечего! – даже привскочил на стуле Лебедев: – одна, одна чувствительность и нежность – вот все лекарство для нашего больного. Вы, князь, позволяете мне считать его за больного? | – Mais il n’y a rien à pénétrer ! s’écria Lébédev en faisant un bond sur sa chaise ; – rien d’autre qu’un sentiment de délicatesse et de sollicitude à son égard ! C’est tout le remède qu’il faut à notre malade. Vous me permettez, prince, de le considérer comme un malade ? |
| – Это даже показывает вашу деликатность и ум. | – Cela prouve même votre bon cœur et votre esprit. |
| – Объясню вам примером, для ясности взятым из практики. Видите какой это человек-с: тут у него теперь одна слабость к этой капитанше, к которой без денег ему являться нельзя, и у которой я сегодня намерен накрыть его, для его же счастия-с; но, положим, что не одна капитанша, а соверши он даже настоящее преступление, ну, там, бесчестнейший проступок какой-нибудь (хотя он и вполне неспособен к тому), то и тогда, говорю я, одною благородною, так сказать, нежностью с ним до всего дойдешь, ибо чувствительнейший человек-с! | – Je vais m’expliquer à l’aide d’un exemple, tiré de la pratique pour plus de clarté. Vous voyez à quel homme nous avons affaire : son seul faible est pour le moment cette capitaine à laquelle il lui est interdit de se présenter sans argent et chez qui je compte le surprendre aujourd’hui, pour son bien. Admettons même qu’il ne s’agisse plus seulement de cette faiblesse, mais d’un véritable crime ou de quelque acte contraire à l’honneur (encore qu’il en soit tout à fait incapable) : même dans ce cas, je dis que l’on arriverait à tout avec lui par ce qu’on pourrait appeler un noble sentiment de tendresse, car c’est un homme d’une extrême sensibilité. |
| Поверьте, что пяти дней не выдержит, сам проговорится, заплачет и во всем сознается, – и особенно, если действовать ловко и благородно, чрез семейный и ваш надзор за всеми, так сказать, чертами и стопами его… О, благодушнейший князь! – вскочил Лебедев, даже в каком-то вдохновении: – я ведь и не утверждаю, что он наверно… Я, так сказать, всю кровь мою за него готов хоть сейчас излить, хотя согласитесь, что невоздержание и пьянство, и капитанша, и все это вместе взятое, могут до всего довести. | Croyez bien qu’avant cinq jours il n’y tiendrait plus, se mettrait à parler et avouerait tout au milieu des larmes ; surtout si l’on agit avec autant d’habileté que de noblesse et si sa famille et vous exercez une surveillance, en quelque sorte, sur tous ses pas… Oh ! excellent prince ! fit Lébédev en sursautant comme sous le coup d’une inspiration, je n’affirme certes pas qu’il soit sans aucun doute… Je reste, pour ainsi dire, prêt à verser sur-le-champ tout mon sang pour lui ; mais convenez que l’inconduite, l’ivresse, la capitaine, tout cela réuni peut mener fort loin. |
| – Такой цели я, конечно, всегда готов способствовать, – сказал князь, вставая, – только признаюсь вам, Лебедев, я в беспокойстве ужасном; скажите, ведь вы все еще… одним словом, сами же вы говорите, что подозреваете господина Фердыщенка. | – Assurément je suis toujours disposé à vous aider en cette affaire, dit le prince en se soulevant. Mais je vous avoue, Lébédev, que j’ai une terrible appréhension. Voyons : vous avez toujours l’idée… en un mot vous-même dites que vous soupçonnez M. Ferdistchenko ? |
| – Да кого же более? Кого же более, искреннейший князь? – опять умилительно сложил руки Лебедев, умиленно улыбаясь. Князь нахмурился и поднялся с места. | – Mais qui soupçonner, si ce n’est lui ? Qui, très sincère prince ? reprit Lébédev en souriant et en joignant de nouveau les mains avec un air de componction. Le prince se rembrunit et se leva. Akirill.com |
| – Видите, Лукьян Тимофеич, тут страшное дело в ошибке. Этот Фердыщенко… я бы не желал говорить про него дурного… но этот Фердыщенко… то-есть, кто знает, может быть, это и он!.. Я хочу сказать, что, может быть, он и в самом деле способнее к тому, чем… чем другой. | – Voyez-vous, Loukiane Timoféïévitch, en pareil cas c’est une chose terrible que de se tromper. Ce Ferdistchenko… je ne voudrais pas dire du mal de lui… mais ce Ferdistchenko… ma foi, qui sait ? c’est peut-être bien lui !… Je veux dire qu’il serait en effet peut-être plus capable… qu’un autre de faire cela. |
| Лебедев навострил глаза и уши. | Lébédev ouvrite tout grands les yeux et les oreilles. |
| Le prince, de plus en plus sombre, arpentait la pièce de long en large et s’efforçait de ne pas regarder son interlocuteur. | |
| – Видите, – запутывался и все более и более нахмуривался князь, расхаживая взад и вперед по комнате и стараясь не взглядывать на Лебедева, – мне дали знать… мне сказали про господина Фердыщенка, что будто бы он, кроме всего, такой человек, при котором надо воздерживаться и не говорить ничего… лишнего, – понимаете? Я к тому, что, может быть, и действительно он был способнее чем другой… чтобы не ошибиться, – вот в чем главное, понимаете? | – Voyez-vous, fit-il en s’embrouillant davantage, on m’a fait savoir… on m’a dit de M. Ferdistchenko qu’en plus de cela, ce serait un homme devant lequel il faut se tenir sur ses gardes et ne rien dire… de trop, vous me comprenez ? Je vous le répète parce que peut-être il est, en effet, plus capable qu’un autre de… enfin pour éviter une erreur, car c’est là le principal, Vous comprenez ? |
| – А кто вам сообщил это про господина Фердыщенка? – так и вскинулся Лебедев. | – Mais qui vous a fait part de cette remarque sur M. Ferdistchenko ? demanda Lébédev avec vivacité. |
| – Так, мне шепнули; я, впрочем, сам этому не верю… мне ужасно досадно, что я принужден был это сообщить, но уверяю вас, я сам этому не верю… это какой-нибудь вздор… Фу, как я глупо сделал! | – On me l’a chuchotée comme cela ; du reste je n’en crois rien moi-même… je suis très contrarié de m’être trouvé dans l’obligation de vous rapporter ce propos ; je vous assure que je ne lui accorde aucune créance… c’est quelque on-dit absurde… Oh ! que j’ai été sot de le répéter ! |
| – Видите, князь, – весь даже затрясся Лебедев, – это важно, это слишком важно теперь, то-есть не насчет господина Фердыщенка, а насчет того, как к вам дошло это известие. (Говоря это, Лебедев бегал вслед за князем взад и вперед, стараясь ступать с ним в ногу.) – Вот что, князь, и я теперь сообщу: давеча генерал, когда мы с ним шли к этому Вилкину, после того, как уже он мне рассказал о пожаре, и, кипя, разумеется, гневом, вдруг начал мне намекать то же самое про господина Фердыщенка, но так нескладно и неладно, что я поневоле сделал ему некоторые вопросы, и вследствие того убедился вполне, что все это известие единственно одно вдохновение его превосходительства… | – C’est que ce détail est important, prince, dit Lébédev tout tremblant d’émotion ; – très important en ce moment, non pas en ce qui touche M. Ferdistchenko, mais quant à la source par laquelle il est venu à votre connaissance. (Ce disant Lébédev courait autour du prince et s’efforçait de régler son pas sur le sien.) Voici, prince, ce que je dois aussi vous faire savoir maintenant : ce matin, comme nous allions ensemble chez ce Vilkine, le général, après m’avoir raconté l’histoire de l’incendie, tout frémissant encore d’une indignation bien naturelle, s’est livré inopinément à des insinuations sur le compte de M. Ferdistchenko. Mais il l’a fait avec tant d’incohérence et de maladresse que je n’ai pu m’empêcher de lui poser quelques questions ; ses réponses m’ont convaincu que toutes ces informations étaient du cru de Son Excellence… |
| Собственно, так сказать, из одного благодушия. Ибо он и лжет единственно потому, что не может сдержать умиления. Теперь изволите видеть-с: если он солгал, а я в этом уверен, то каким же образом и вы могли об этом услышать? Поймите, князь, ведь это было в нем вдохновение минуты, – то кто же, стало быть, вам-то сообщил? Это важно-с, это… это очень важно-с и… так сказать… | C’était un simple effet de son expansibilité ; car s’il ment, c’est uniquement faute de savoir contenir les épanchements de son cœur. Maintenant jugez vous-même : s’il a menti, ce dont je suis persuadé, comment son mensonge a-t-il pu arriver jusqu’à vos oreilles ? Comprenez, prince, que ce propos lui est venu sous l’inspiration du moment ; qui donc a pu vous le faire connaître ? Ce point est important et… pour ainsi dire… |
| – Мне сказал это сейчас Коля, а ему сказал давеча отец, которого он встретил в шесть часов, в седьмом, в сенях, когда вышел за чем-то. | – C’est Kolia qui vient de me répéter cela ; la réflexion lui a été faite par son père qui l’avait rencontré dans l’antichambre entre six et sept heures, au moment où il sortait on ne sait pourquoi. |
| И князь рассказал все в подробности. | Et le prince de tout raconter en détail. |
| – Ну вот-с, это что называется след-с! – потирая руки, неслышно смеялся Лебедев: – так я и думал-с! Это значит, что его превосходительство нарочно прерывали свой сон невинности, в шестом часу, чтоб идти разбудить любимого сына и сообщить о чрезвычайной опасности соседства с господином Фердыщенком! Каков же после того опасный человек господин Фердыщенко, и каково родительское беспокойство его превосходительства, хе-хе-хе!.. | – Eh bien ! voilà ce qu’on peut appeler une piste ! dit Lébédev en se frottant les mains et en riant en sourdine. – C’est ce que je pensais ! Cela veut dire que, vers les six heures du matin, Son Excellence a interrompu exprès son innocent sommeil pour aller éveiller son fils bien-aimé et l’aviser du danger extraordinaire qu’on court en la compagnie de M. Ferdistchenko ! Après cela, force est de reconnaître que M. Ferdistchenko est un homme dangereux et d’admirer la sollicitude paternelle de Son Excellence, hé, hé ! |
| – Послушайте, Лебедев, – смутился князь окончательно, – послушайте, действуйте тихо! Не делайте шуму! Я вас прошу, Лебедев, я вас умоляю… В таком случае клянусь, я буду содействовать, но чтобы никто не знал; чтобы никто не знал! | – Écoutez, Lébédev, dit le prince sur le ton de la plus vive inquiétude, écoutez : il faut aller doucement ! Ne faites pas de bruit ! Je vous en prie, Lébédev, je vous en supplie… À cette condition, je vous jure que je vous aiderai. Mais que personne ne sache rien, personne ! |
| – Будьте уверены, благодушнейший, искреннейший и благороднейший князь, – вскричал Лебедев в решительном вдохновении, – будьте уверены, что все сие умрет в моем благороднейшем сердце! Тихими стопами-с, вместе! Тихими стопами-с, вместе! Я же всю даже кровь мою… Сиятельнейший князь, я низок и душой и духом, но спросите всякого даже подлеца, не только низкого человека: с кем ему лучше дело иметь, с таким ли как он подлецом, или с наиблагороднейшим человеком как вы, искреннейший князь? Он ответит, что с наиблагороднейшим человеком, и в том торжество добродетели! До свидания, многоуважаемый князь! Тихими стопами… тихими стопами и… вместе-с. | – Soyez convaincu, très bon, très sincère et très généreux prince, s’écria Lébédev sous le coup d’une inspiration décisive, – soyez convaincu que tout cela mourra dans mon noble cœur ! Marchons à pas de loup et la main dans la main ! À pas de loup et la main dans la main ! Je donnerais même tout mon sang… Très illustre prince, j’ai l’âme basse, l’esprit bas. Mais demandez à un homme bas, mieux encore : à n’importe quel gredin, s’il préfère avoir affaire à un gredin de son espèce ou à un être de la plus parfaite grandeur d’âme tel que vous, très sincère prince ? Il répondra qu’il préfère la grandeur d’âme ; c’est là que la vertu triomphe ! Au revoir, très honoré prince ! À pas de loup… à pas de loup et… la main dans la main ! |
| X. | X. |
| Князь понял наконец почему он холодел каждый раз, когда прикасался к этим трем письмам, и почему он отдалял минуту прочесть их до самого вечера. Когда он, еще давеча утром, забылся тяжелым сном на своей кушетке, все еще не решаясь раскрыть который-нибудь из этих трех кувертов, ему опять приснился тяжелый сон, и опять приходила к нему та же “преступница”. Она опять смотрела на него со сверкавшими слезами на длинных ресницах, опять звала его за собой, и опять он пробудился, как давеча, с мучением припоминая ее лицо. Он хотелe было пойти к ней тотчас же, но не мог; наконец, почти в отчаянии, развернул письма и стал читать. | Le prince comprit enfin pourquoi il s’était senti glacé toutes les fois qu’il avait porté la main sur ces trois lettres et pourquoi il avait différé de les lire jusqu’au soir. Le matin, quand il s’était étendu sur sa couchette sans avoir pu se décider à ouvrir aucune des trois enveloppes, il avait dormi d’un sommeil agité ; un rêve pénible l’avait derechef oppressé, dans lequel il avait vu cette même « criminelle » s’avancer vers lui. Elle le regardait, tandis que des larmes brillaient sur ses longs cils ; elle l’invitait de nouveau à la suivre. Et, comme la veille, il s’était réveillé dans la douloureuse évocation de ce visage. Il voulut aller incontinent chez elle, mais n’en trouva pas la force ; alors, presque au désespoir, il finit par ouvrir les lettres et se mit à les lire. |
| Эти письма тоже походили на сон. Иногда снятся странные сны, невозможные и неестественные; пробудясь, вы припоминаете их ясно и удивляетесь странному факту: вы помните прежде всего, что разум не оставлял вас во все продолжение вашего сновидения; вспоминаете даже, что вы действовали чрезвычайно хитро и логично во все это долгое, долгое время, когда, вас окружали убийцы, когда они с вами хитрили, скрывали свое намерение, обращались с вами дружески, тогда как у них уже было наготове оружие, и они лишь ждали какого-то знака; вы вспоминаете как хитро вы их наконец обманули, спрятались от них; потом вы догадались, что они наизусть знают весь ваш обман и не показывают вам только вида, что знают, где вы спрятались; но вы схитрили и обманули их опять, все это вы припоминаете ясно. | Ces lettres aussi ressemblaient à un rêve. Parfois on fait des songes étranges, inimaginables, contraires à la nature ; au réveil on les évoque avec netteté, et alors une anomalie vous frappe. Vous vous souvenez surtout que la raison ne vous a manqué à aucun moment de votre rêve. Vous vous rappelez même avoir agi avec infiniment d’astuce et de logique pendant un temps fort long, cependant que des assassins vous entouraient, vous tendaient des embûches, dissimulaient leurs desseins et vous faisaient des avances amicales, alors que leurs armes étaient déjà prêtes et qu’ils n’attendaient plus qu’un signal. Vous vous remémorez enfin la ruse grâce à laquelle vous les avez trompés en vous dissimulant à leurs yeux ; mais vous avez deviné qu’ils avaient déjoué votre stratagème et qu’ils faisaient seulement semblant d’ignorer votre cachette ; alors vous avez eu recours à un nouveau subterfuge et réussi encore une fois à leur donner le change. Tout cela vous revient clairement en mémoire. |
| Но почему же в то же самое время разум ваш мог помириться с такими очевидными нелепостями и невозможностями, которыми, между прочим, был сплошь наполнен ваш сон? | Mais comment concevoir que, dans ce même laps de temps, votre raison ait pu admettre des absurdités et des invraisemblances aussi manifestes que celles dont fourmillait votre rêve ? |
| Один из ваших убийц в ваших глазах обратился в женщину, а из женщины в маленького, хитрого, гадкого карлика, – и вы все это допустили тотчас же, как совершившийся факт, почти без малейшего недоумения, и именно в то самое время, когда с другой стороны ваш разум был в сильнейшем напряжении, выказывал чрезвычайную силу, хитрость, догадку, логику? Почему тоже, пробудясь от сна и совершенно уже войдя в действительность, вы чувствуете почти каждый раз, а иногда с необыкновенною силой впечатления, что вы оставляете вместе со сном что-то для вас неразгаданное. | Un de vos assassins s’est transformé en femme sous vos yeux, puis cette femme en un petit nain rusé et repoussant. Et vous, vous avez accepté aussitôt tout cela comme un fait, presque sans la moindre surprise, au moment même où votre entendement se livrait, par ailleurs, à un vigoureux effort et à des prodiges d’énergie, d’astuce, de pénétration et de logique. Pourquoi encore, lorsque vous vous éveillez et réintégrez la vie réelle, sentez-vous presque toujours, et parfois avec une extraordinaire intensité d’impression, que vous venez de laisser, avec le domaine du rêve, une énigme non résolue ? |
| Вы усмехаетесь нелепости вашего сна и чувствуете в то же время, что в сплетении этих нелепостей заключается какая-то мысль, но мысль уже действительная, нечто принадлежащее к вашей настоящей жизни, нечто существующее и всегда существовавшее в вашем сердце; вам как будто было сказано вашим сном что-то новое, пророческое, ожидаемое вами; впечатление ваше сильно, оно радостное или мучительное, но в чем оно заключается и что было сказано вам – всего этого вы не можете ни понять, ни припомнить. | Vous souriez de l’absurdité de votre rêve et vous avez en même temps le sentiment que ce fatras d’extravagances enserre une sorte de pensée, une pensée réelle appartenant à votre vie actuelle, quelque chose qui existe et a toujours existé dans votre cœur. C’est comme si une révélation prophétique, attendue par vous, vous était apportée dans votre songe ; il vous en reste une forte émotion, joyeuse ou douloureuse, mais vous n’arrivez ni à comprendre ni à vous rappeler nettement en quoi elle consistait. |
| Почти то же было и после этих писем. Но еще и не развертывая их, князь почувствовал, что самый уже факт существования и возможности их похож на кошмар. Как решилась она ей писать, спрашивал он, бродя вечером один (иногда даже сам не помня, где ходит). Как могла она об этом писать, и как могла такая безумная мечта зародиться в ее голове? Но мечта эта была уже осуществлена, и всего удивительнее для него было то, что пока он читал эти письма, он сам почти верил в возможность и даже в оправдание этой мечты. | C’est à peu près ce qui se passa dans l’esprit du prince après la lecture de ces lettres. Mais, avant même de les ouvrir, il avait senti que leur seule existence, la seule possibilité de cette existence tenaient déjà du cauchemar. Comment s’était-elle décidée à lui écrire ? se demandait-il en se promenant le soir tout seul (parfois même sans se rappeler où il était). Comment avait-elle pu écrire à ce sujet et comment un rêve aussi insensé avait-il pu naître dans sa tête ? Mais ce rêve était devenu réalité et, ce qui l’étonnait davantage en lisant ces lettres, c’est que lui-même n’était pas éloigné de croire à la possibilité et même à la légitimité de ce rêve. |
| Да, конечно, это был сон, кошмар и безумие; но тут же заключалось и что-то такое, что было мучительно-действительное и страдальчески-справедливое, что оправдывало и сон, и кошмар, и безумие. Несколько часов сряду он как будто бредил тем, что прочитал, припоминал поминутно отрывки, останавливался на них, вдумывался в них. Иногда ему даже хотелось сказать себе, что он все это предчувствовал и предугадывал прежде; даже казалось ему, что как будто он уже читал это все, когда-то давно-давно, и все, о чем он тосковал с тех пор, все, чем он мучился и чего боялся, – все это заключалось в этих давно уже прочитанных им письмах. | Oui, nul doute que ce fût un songe, un cauchemar, une folie ; mais il y avait aussi là quelque chose de douloureusement réel, de cruellement juste qui légitimait songe, cauchemar et folie. Pendant plusieurs heures de suite, il fut dans un état voisin du délire en pensant à ce qu’il avait lu ; il se remémorait sans cesse certains passages, y arrêtait sa pensée et les méditait. Parfoise même il était tenté de se dire qu’il avait pressenti et conjecturé tout cela ; il lui semblait avoir lu, dans un passé lointain, ces lettres et y avoir trouvé le germe de toutes les angoisses, de toutes les souffrances et de toutes les craintes qu’il avait éprouvées depuis. La première missive commençait ainsi : |
| “Когда вы развернете это письмо (так начиналось первое послание), вы прежде всего взглянете на подпись. Подпись все вам скажет и все разъяснит, так что мне нечего пред вами оправдываться и нечего вам разъяснять. Будь я хоть сколько-нибудь вам равна, вы бы могли еще обидеться такою дерзостью; но кто я, и кто вы? Мы две такие противоположности, и я до того пред вами из ряду вон, что я уже никак не могу вас обидеть, даже если б и захотела”. | « Quand vous ouvrirez cette lettre, cherchez d’abord la signature. Cette signature vous dira tout et vous fera tout comprendre ; je n’ai donc ni à me justifier à vos yeux ni à m’expliquer. Si j’étais tant soit peu votre égale, vous pourriez vous formaliser de ma hardiesse ; mais que suis-je et qui êtes-vous ? Nous sommes si opposées et je suis si en dehors de votre orbe qu’il me serait impossible de vous offenser, même si j’en avais l’intention. » |
| Далее в другом месте она писала: | Plus loin, elle écrivait : |
| “Не считайте моих слов больным восторгом больного ума, но вы для меня – совершенство! Я вас видела, я вижу вас каждый день. Ведь я не сужу вас; я не рассудком дошла до того, что вы совершенство; я просто уверовала. Но во мне есть и грех пред вами: я вас люблю. Совершенство нельзя ведь любить; на совершенство можно только смотреть как на совершенство, не так ли? | « Ne voyez pas dans mes paroles l’exaltation morbide d’un esprit déséquilibré si je vous dis que vous êtes pour moi la perfection. Je vous ai vue, je vous vois chaque jour. Remarquez que je ne vous juge pas ; ce n’est pas le raisonnement, mais un simple acte de foi qui m’amène à vous regarder comme parfaite. Mais j’ai un tort à votre égard : je vous aime. Il est défendu d’aimer la perfection ; on doit se borner à la reconnaître pour telle, n’est-il pas vrai ? |
| А между тем я в вас влюблена. Хоть любовь и равняет людей, но не беспокойтесь, я вас к себе не приравнивала, даже в самой затаенной мысли моей. Я вам написала: “не беспокойтесь”; разве вы можете беспокоиться?.. Если бы было можно, я бы целовала следы ваших ног. О, я не равняюсь с вами… Смотрите на подпись, скорее смотрите на подпись!” | Et cependant j’éprouve de l’amour pour vous. Sans doute, l’amour institue une égalité entre les êtres ; mais soyez sans inquiétude : même dans mes plus secrètes pensées, je ne vous ai pas ravalée à mon niveau. Je viens d’écrire « soyez sans inquiétude », mais est-ce que vous pouvez ressentir de l’inquiétude ?… Si cela était possible, je baiserais les traces de vos pas. Oh ! je ne me considère nullement comme votre égale… Regardez la signature, dépêchez-vous de la regarder ! » |
| “Я однако же замечаю (писала она в другом письме), что я вас с ним соединяю, и ни разу не спросила еще, любите ли вы его? Он вас полюбил, видя вас только однажды. Он о вас как о “свете” вспоминал; это его собственные слова, я их от него слышала. Но я и без слов поняла, что вы для него свет. Я целый месяц подле него прожила и тут поняла, что и вы его любите; вы и он для меня одно”. | « Je remarque toutefois (écrivait-elle dans une autre lettre) que je vous unis à lui sans avoir jamais posé cette question : l’aimez-vous ? Il vous a aimée alors qu’il ne vous avait encore vue qu’une seule fois. Il vous a évoquée comme « la lumière » ; c’est sa propre expression, je l’ai recueillie de sa bouche. Mais je n’avais pas besoin de cela pour comprendre que vous êtes pour lui la lumière. J’ai vécu tout un mois auprès de lui et c’est alors que j’ai compris que vous l’aimiez aussi ; vous et lui ne faites qu’un à mes yeux. » |
| “Что это (пишет она еще)? вчера я прошла мимо вас, и вы как будто покраснели? Не может быть, это мне так показалось. Если вас привести даже в самый грязный вертеп и показать вам обнаженный порок, то вы не должны краснеть; вы никак не можете негодовать из-за обиды. Вы можете ненавидеть всех подлых и низких, но не за себя, а за других, за тех, кого они обижают. Вас же никому нельзя обидеть. Знаете, мне кажется, вы даже должны любить меня. Для меня вы то же, что и для него: светлый дух; ангел не может ненавидеть, не может и не любить. Можно ли любить всех, всех людей, всех своих ближних, – я часто задавала себе этот вопрос? | « Qu’est-ce à dire ? (écrivait-elle encore). Hier, j’ai passé près de vous et il m’a semblé que vous rougissiez ? C’est impossible ; il s’agit d’une apparence. Si l’on vous amenait dans le plus sordide des bouges et qu’on vous y montrât le vice à nu, vous ne sauriez rougir : vous ne pouvez vous fâcher d’une offense. Vous pouvez haïr tous les gens bas et abjects, mais par sollicitude pour les autres, pour ceux qu’ils outragent, non par ressentiment personnel. Car vous, nul ne peut vous blesser. J’ai l’impression, voyez-vous, que vous devez même m’aimer. Vous êtes pour moi ce que vous êtes pour lui : un esprit de lumière ; or, un ange ne peut haïr, mais il ne peut pas ne pas aimer. Peut-on aimer tous les hommes sans exception, tous ses semblables ? Voilà une question que je me suis souvent posée. |
| Конечно: нет, и даже неестественно. В отвлеченной любви к человечеству любишь почти всегда одного себя. Но это нам невозможно, а вы другое дело: как могли бы вы не любить хоть кого-нибудь, когда вы ни с кем себя не можете сравнивать, и когда вы выше всякой обиды, выше всякого личного негодования? Вы одни можете любить без эгоизма, вы одни можете любить не для себя самой, а для того, кого вы любите. О, как горько было бы мне узнать, что вы чувствуете из-за меня стыд или гнев! Тут ваша погибель: вы разом сравняетесь со мной… | Certainement non ; c’est même contre nature. L’amour de l’humanité est une abstraction à travers laquelle on n’aime guère que soi. Mais si cela nous est impossible, il n’en va pas de même pour vous ; comment pourriez-vous ne pas aimer n’importe qui, alors que vous n’êtes au niveau de personne et qu’aucune offense, aucune indignation ne saurait vous effleurer ? Vous seule pouvez aimer sans égoïsme ; vous seule pouvez aimer non pour vous, mais pour celui que vous aimez. Oh ! qu’il me serait cruel d’apprendre que vous éprouvez, à cause de moi, de la honte ou de la colère ! Ce serait votre perte ; vous tomberiez du coup à mon niveau… |
| “Вчера я, встретив вас, пришла домой и выдумала одну картину. Христа пишут живописцы все по евангельским сказаниям; я бы написала иначе: я бы изобразила его одного, – оставляли же его иногда ученики одного. Я оставила бы с ним только одного маленького ребенка. Ребенок играл подле него; может быть, рассказывал ему что-нибудь на своем детском языке, Христос его слушал, но теперь задумался; рука его невольно, забывчиво осталась на светлой головке ребенка. Он смотрит вдаль, в горизонт; мысль великая, как весь мир, покоится в его взгляде; лицо грустное. Akirill.com | « Hier, après vous avoir rencontrée, je suis rentrée chez moi et j’ai imaginé un tableau. Les artistes peignant toujours le Christ d’après les données de l’Évangile ; moi je l’aurais figuré autrement. Je l’aurais représenté seul, car, enfin, il y avait des moments où ses disciples le laissaient seul. Je n’aurais placé auprès de lui qu’un petit enfant. Cet enfant aurait joué à ses côtés ; peut-être lui aurait-il raconté quelque chose dans son langage ingénu. Le Christ l’a d’abord écouté, mais maintenant il médite. Sa main repose encore, dans un geste d’oubli involontaire, sur les cheveux clairs de l’enfant. Il regarde au loin, vers l’horizon ; une pensée vaste comme l’univers se reflète dans ses yeux ; son visage est triste. |
| Ребенок замолк, облокотился на его колена, и подперши ручкой щеку, поднял головку и задумчиво, как дети иногда задумываются, пристально на него смотрит. Солнце заходит… Вот моя картина! Вы невинны, и в вашей невинности все совершенство ваше. О, помните только это! Что вам за дело до моей страсти к вам? Вы теперь уже моя, я буду всю жизнь около вас… Я скоро умру”. | L’enfant s’est tu ; accoudé sur les genoux du Christ et la joue appuyée sur sa petite main, il a la tête levée et le regarde fixement, de cet air, pensif qu’ont parfois les tout petits. Le soleil se couche… Voilà mon tableau ! Vous êtes pure et toute votre perfection est dans votre pureté. Oh ! rappelez-vous seulement cela ! Que vous importe ma passion à votre égard ? Vous m’appartenez désormais et, toute ma vie, je serai auprès de vous… Je mourrai bientôt. » |
| Наконец, в самом последнем письме было: | Enfin, on lisait dans la dernière lettre : |
| “Ради бога, не думайте обо мне ничего; не думайте тоже, что я унижаю себя тем, что так пишу вам, или что я принадлежу к таким существам, которым наслаждение себя унижать, хотя бы даже и из гордости. Нет, у меня свои утешения; но мне трудно вам разъяснить это. Мне трудно было бы даже и себе сказать это ясно, хоть я и мучаюсь этим. Но я знаю, что не могу себя унизить даже и из припадка гордости. А к самоунижению от чистоты сердца я не способна. А стало быть, я вовсе и не унижаю себя. | « Pour l’amour de Dieu, ne pensez rien de moi. Ne croyez pas non plus que je m’humilie en vous écrivant ainsi, vu que je suis de ces êtres qui éprouvent à s’abaisser une volupté et même un sentiment d’orgueil. Non ; j’ai mes consolations, mais c’est une chose qu’il m’est difficile de vous expliquer ; il me serait même malaisé de m’en rendre moi-même clairement compte, bien que cela me tourmente. Mais je sais que je ne puis m’humilier, même par accès d’orgueil. De l’humilité que donne la pureté de cœur, je suis incapable. Donc, je ne m’humilie ni d’une façon ni d’une autre. |
| “Почему я вас хочу соединить: для вас, или для себя? Для себя, разумеется, тут все разрешения мои, я так сказала себе давно… Я слышала, что ваша сестра Аделаида сказала тогда про мой портрет, что с такою красотой можно мир перевернуть. Но я отказалась от мира; вам смешно это слышать от меня, встречая меня в кружевахe и бриллиантах, с пьяницами и негодяями? | « Pourquoi ai-je la volonté de vous unir : pour vous ou pour moi ? Pour moi, naturellement ; tout se résout à cela en ce qui me concerne, il y a longtemps que je me le suis dit… J’ai appris que votre sœur Adélaïde a déclaré un jour, en regardant mon portrait, qu’avec une pareille beauté on pouvait révolutionner le monde. Mais j’ai renoncé au monde. Il vous paraît ridicule de me voir écrire cela quand vous me rencontrez couverte de dentelles et parée de diamants, en compagnie d’ivrognes et de gens sans aveu ? |
| Не смотрите на это, я уже почти не существую, и знаю это; бог знает, что вместо меня живет во мне. Я читаю это каждый день в двух ужасных глазах, которые постоянно на меня смотрят, даже и тогда, когда их нет предо мной. Эти глаза теперь молчат (они все молчат), но я знаю их тайну. У него дом мрачный, скучный, и в нем тайна. Я уверена, что у него в ящике спрятана бритва, обмотанная шелком, как и у того, московского убийцы; тот тоже жил с матерью в одном доме и тоже перевязал бритву шелком, чтобы перерезать одно горло. | N’y prêtez pas attention ; je n’existe déjà presque plus et ne l’ignore point ; Dieu sait ce qui a pris en moi la place de ma personnalité. Je lis mon sort chaque jour dans des yeux terribles toujours braqués sur moi, même quand ils ne sont pas devant moi. Ces yeux, maintenant, se taisent (ils se taisent toujours), mais je connais leur secret. Sa maison est sombre et morne d’ennui ; elle cache un mystère. Je suis convaincue qu’il a, dans un tiroir, un rasoir dont la lame est enveloppée de soie, comme celui de cet assassin de Moscou qui, lui aussi, vivait avec sa mère et méditait de trancher une gorge. |
| Все время, когда я была у них в доме, мне все казалось, что где-нибудь, под половицей, еще отцом его, может быть, спрятан мертвый и накрыт клеенкой, как и тот московский, и также обставлен кругом стклянками со ждановскою жидкостью, я даже показала бы вам угол. Он все молчит; но ведь я знаю, что он до того меня любит, что уже не мог не возненавидеть меня. Ваша свадьба и моя свадьба – вместе: так мы с ним назначили. У меня тайн от него нет. Я бы его убила со страху… Но он меня убьет прежде… он засмеялся сейчас и говорит, что я брежу; он знает, что я к вам пишу”. | Tout le temps que j’ai demeuré dans leur maison, j’ai eu constamment l’impression qu’il devait y avoir quelque part, sous le plancher, un cadavre caché peut-être par son père, recouvert de toile cirée, comme celui qu’on a trouvé à Moscou, et également entouré de flacons d’élixir de Jdanov ; je pourrais même vous montrer le coin où doit être ce cadavre. Il se tait toujours, mais je sais bien que sa passion pour moi est telle qu’elle ne pouvait pas ne pas tourner à la haine. Votre mariage et le mien auront lieu le même jour ; il en a été décidé ainsi avec lui. Je n’ai pas de secret pour lui. Je serais capable de le tuer par peur… Mais il me tuera avant que je m’y résolve… Il vient de rire en me voyant écrire cela et il prétend que je divague. Il sait que c’est à vous que j’écris. » |
| И много, много было такого же бреду в этих письмах. Одно из них, второе, было на двух почтовых листах, мелко исписанных, большого формата. | Il y avait dans ces lettres encore bien d’autres pensées délirantes. L’une de ces lettres, la seconde, couvrait d’une écriture très fine deux feuilles de papier de grand format. |
| Князь вышел, наконец, из темного парка, в котором долго скитался, как и вчера. Светлая, прозрачная ночь показалась ему еще светлее обыкновенного; “неужели еще так рано?” подумал он. (Часы он забыл захватить.) Где-то будто послышалась ему отдаленная музыка; “в воксале должно быть”, подумал он опять; – “конечно, они не пошли туда сегодня”. Сообразив это, он увидал, что стоит у самой их дачи; он так и знал, что должен был непременно очутиться, наконец, здесь и, замирая сердцем, ступил на террасу. Никто его не встретил, терраса была пуста. | Le prince sortit enfin du parc obscur où, comme la veille, il avait longuement erré. La nuit pâle et transparente lui parut plus claire que de coutume. « Se peut-il qu’il soit encore si tôt ? » pensa-t-il. (Il avait oublié de prendre sa montre.) Il crut entendre une musique lointaine « C’est probablement au vauxhall, se dit-il encore ; ils n’y sont sûrement pas allés aujourd’hui. » Au moment où il faisait cette réflexion, il s’aperçut qu’il était devant leur maison, il s’était bien douté qu’il finirait par aboutir là. Le cœur défaillant, il gravit la terrasse. Elle était déserte ; personne ne vint au-devant de lui. |
| Он подождал и отворил дверь в залу. “Эта дверь никогда у них не затворялась”, мелькнуло в нем, но и зала была пуста; в ней было совсем почти темно. Он стал среди комнаты в недоумении. Вдруг отворилась дверь, и вошла Александра Ивановна со свечой в руках. Увидев князя, она удивилась и остановилась пред ним, как бы спрашивая. Очевидно, она проходила только чрез комнату, из одной двери в другую, совсем не думая застать кого-нибудь. | Il attendit un moment, puis ouvrit la porte qui donnait accès à la salle. « Cette porte n’est jamais fermée », pensa-t-il rapidement. La salle aussi était vide ; l’obscurité y était presque complète. Debout au milieu de la pièce, le prince se tenait indécis. Soudain, une porte s’ouvrit et Alexandra Ivanovna entra, une bougie à la main. À la vue du prince, elle eut un mouvement de surprise et s’arrêta dans une attitude interrogative. Évidemment, elle ne faisait que traverser la pièce d’une porte à l’autre, et ne s’attendait pas à trouver quelqu’un. |
| – Как вы здесь очутились? – проговорила она, наконец. | – Comment se fait-il que vous soyez ici ? dit-elle enfin. |
| – Я… зашел… | – Je… suis entré en passant… |
| – Maman не совсем здорова, Аглая тоже. Аделаида ложится спать, я тоже иду. Мы сегодня весь вечер дома одни просидели. Папаша и князь в Петербурге. | – Maman n’est pas très bien, Aglaé non plus. Adélaïde est en train de se mettre au lit et je vais faire de même Nous sommes restées seules toute la soirée à la maison. Papa et le prince Stch… sont à Pétersbourg. |
| – Я пришел… я пришел к вам… теперь… | – Je suis venu… je suis venu chez vous… maintenant… |
| – Вы знаете, который час? | – Vous savez quelle heure il est ? |
| – Н-нет… | – Ma foi non… |
| – Половина первого. Мы всегда в час ложимся. | – Minuit et demi. Nous nous couchons toujours à une heure. |
| – Ах, я думал, что… половина десятого. | – Ah ! Moi qui croyais qu’il était… neuf heures et demie. |
| – Ничего! – засмеялась она. – А зачем вы давеча не пришли? Вас, может быть, и ждали. | – Cela ne fait rien ! dit-elle en riant. – Mais pourquoi n’êtes-vous pas venu tantôt ? Peut-être vous a-t-on attendu. |
| – Я… думал… – лепетал он уходя. | – Je… pensais…, balbutia-t-il en s’en allant. |
| – До свиданья! Завтра всех насмешу. | – Au revoir ! Tout le monde en rira demain. |
| Он пошел по дороге, огибающей парк, к своей даче. Сердце его стучало, мысли путались, и все кругом него как бы походило на сон. И вдруг, так же как и давеча, когда он оба раза проснулся на одном и том же видении, то же видение опять предстало ему. Та же женщина вышла из парка и стала пред ним, точно ждала его тут. Он вздрогнул и остановился; она схватила его руку и крепко сжала ее. “Нет, это не видение!” | Il s’en retourna chez lui par le chemin qui contournait le parc. Son cœur battait, ses idées se brouillaient et tout revêtait autour de lui l’apparence du rêve. Tout à coup, cette même visione qui lui était déjà apparue deux fois au moment où il s’éveillait s’offrit à ses regards. La même femme sortit du parc et se campa devant lui, comme si elle l’avait attendu à cet endroit. Il tressaillit et s’arrêta ; elle lui prit la main et la lui serra avec force. « Non, ce n’est pas une apparition ! » |
| И вот, наконец, она стояла пред ним лицом к лицу, в первый раз после их разлуки; она что-то говорила ему, но он молча смотрел на нее; сердце его переполнилось и заныло от боли. О, никогда потом не мог он забыть эту встречу с ней и вспоминал всегда с одинаковою болью. Она опустилась пред ним на колена, тут же на улице, как исступленная; он отступил в испуге, а она ловила его руку, чтобы целовать ее, и точно так же, как и давеча в его сне, слезы блистали теперь на ее длинных ресницах. | Et voici qu’elle était enfin face à face avec lui pour la première fois depuis leur séparation. Elle lui parlait, mais il la regardait en silence ; son cœur gonflé lui faisait mal. Jamais il ne devait oublier cette rencontre et il éprouverait toujours la même douleur en l’évoquant. Comme une folle, elle se mit à genoux devant lui, au beau milieu de la route. Il recula avec épouvante, tandis qu’elle cherchait à ressaisir sa main pour l’embrasser. Et, de même que naguère dans son rêve, il voyait maintenant perler des larmes sur ses longs cils. |
| – Встань, встань! – говорил он испуганным шепотом, подымая ее: – встань скорее! | – Lève-toi ! Lève-toi ! lui chuchota-t-il avec effroi en cherchant à la redresser. – Lève-toi vite ! |
| – Ты счастлив? Счастлив? – спрашивала она. – Мне только одно слово скажи, счастлив ты теперь? Сегодня, сейчас? У ней? Что она сказала? | – Tu es heureux ? Es-tu heureux ? demanda-t-elle. Dis-moi seulement un mot : es-tu heureux maintenant ? Aujourd’hui, en ce moment ? Tu es allé chez elle ? Que t’a-t-elle dit ? |
| Она не подымалась, она не слушала его; она спрашивала спеша и спешила говорить, как будто за ней была погоня. | Elle ne se relevait pas, elle ne l’écoutait pas. Elle l’interrogeait fébrilement et parlait d’un ton précipité, comme si quelqu’un l’eût poursuivie. |
| – Я еду завтра, как ты приказал. Я не буду… В последний ведь раз я тебя вижу, в последний! Теперь уж совсем ведь в последний раз! | – Je pars demain, comme tu l’as ordonné. Je ne reparaîtrai plus… C’est la dernière fois que je te vois, la dernière ! C’est bien maintenant la dernière fois ! |
| – Успокойся, встань! – проговорил он в отчаянии. | – Calme-toi. Relève-toi ! proféra-t-il sur un ton de désespoir. |
| Она жадно всматривалась в него, схватившись за его руки. | Elle le contemplait avidement en lui étreignant les mains. |
| – Прощай! – сказала она наконец, встала и быстро пошла от него, почти побежала. Князь видел, что подле нее вдруг очутился Рогожин, подхватил ее под руку и повел. | – Adieu ! dit-elle enfin. Elle se leva et s’éloigna en toute hâte, presque en courant. Le prince vit surgir soudain, à côté d’elle, Rogojine qui la prit par la main et l’emmena. |
| – Подожди, князь, – крикнул Рогожин, – я через пять минут ворочусь на время. | – Attends-moi, prince ! cria ce dernier ; je reviens dans cinq minutes. |
| Через пять минут он пришел действительно; князь ждал его на том же месте. | Il réapparut en effet au bout de cinq minutes. Le prince patientait au même endroit. |
| – В экипаж посадил, – сказал он; – там на углу с десяти часов коляска ждала. Она так и знала, что ты у той весь вечер пробудешь. Давешнее, что ты мне написал, в точности передал. Писать она к той больше не станет; обещалась; и отсюда, по желанию твоему, завтра уедет. Захотела тебя видеть напоследях, хоть ты и отказался; тут на этом месте тебя и поджидали, как обратно пойдешь, вот там, на той скамье. | – Je l’ai mise en voiture, dit Rogojine ; la calèche attendait là-bas, au coin de la route, depuis dix heures. Elle se doutait que tu passerais toute la soirée chez l’autre. Je lui ai communiqué exactement ce que tu m’as écrit tantôt. Elle ne lui adressera plus de lettres ; c’est promis. Et, suivant ton désir, elle quittera demain Pavlovsk. Elle voulait te voir une dernière fois, bien que tu lui eusses refusé une entrevue ; c’est ici que nous t’avons attendu, sur ce banc auprès duquel tu devais passer en revenant. |
| – Она сама тебя с собой взяла? | – C’est elle qui t’a amené ? |
| – А что ж? – осклабился Рогожин: – увидел то, что и знал. Письма-то прочитал знать? | – Et puis après ? fit Rogojine avec un sourire. – Ce que j’ai vu ici ne m’a rien appris. N’as-tu donc pas lu les lettres ? |
| – А ты разве их вправду читал? – спросил князь, пораженный этою мыслью. | – Et toi, vraiment, tu les as lues ? demanda le prince, frappé de cette idée. |
| – Еще бы; всякое письмо мне сама показывала. Про бритву-то помнишь, хе-хе! | – Je crois bien ! Elle-même me les a toutes montrées. Tu te rappelles l’allusion au rasoir, hé ! hé ! |
| – Безумная! – вскричал князь, ломая свои руки. | – Elle est folle ! s’exclama le prince en se tordant les main… |
| – Кто про то знает, может и нет, – тихо проговорил Рогожин, как бы про себя. | – Qui sait ? peut-être pas, murmura Rogojine à demi-voix, comme en aparté. |
| Князь не ответил. | Le prince ne répliqua point. |
| – Ну, прощай, – сказал Рогожин, – ведь и я завтра поеду; лихом не поминай! А что, брат, – прибавил он, быстро обернувшись, – что ж ты ей в ответ ничего не сказал? Ты-то счастлив или нет?” | – Allons, adieu ! dit Rogojine ; moi aussi je pars demain. N’aie pas un mauvais souvenir de moi ! Mais, dis-moi, mon cher, ajouta-t-il en faisant une brusque volte-face, – pourquoi n’as-tu pas répondu à sa question ? Es-tu heureux ou non ? |
| – Нет, нет, нет! – воскликнул князь с беспредельною скорбью. | – Non, non et non ! s’écria le prince avec l’expression d’un immense chagrin. |
| – Еще бы сказал: “да”! – злобно рассмеялся Рогожин и пошел не оглядываясь. | – Il ne manquerait plus que tu me dises « oui » ! fit Rogojine en ricanant. Et il s’éloigna sans se retourner. |
| < < < | > > > |
| Двуязычный текст, подготовленный Akirill.com , размещенные на сайте Akirill.com 17 июня 2022 года. Каждую из книг (на французском или русском языках) можно забрать отдельно и повторно использовать в личных и некоммерческих целях. Они свободны от авторского права. При любом совместном использовании двух книг должно быть указано их происхождение https://www.Akirill.com | Texte bilingue préparé par Akirill.com , déposé sur le site Akirill.com le 17 juin 2022. Chacun des livres (russe ou français) peut être repris séparément et réutilisé à des fins personnelles et non commerciales. Ils sont libres de droits d’auteur. Toute utilisation des deux livres côte à côte doit mentionner leur origine https://www.Akirill.com |
L’Idiot, de Fédor Dostoïevski
| If you liked this page, don’t forget to like and share. Si vous avez aimé cette page, n’oublier pas d’aimer et de partager. |
| Subscribe to not miss anything Abonnez-vous pour ne rien manquer |
| Check out our latest posts |
| Découvrez nos derniers articles |
AKirill, Learn, apprenez, translation, traduction, livres bilingues, bilingual books 