Ce n’est pas une traduction mots a mots mais les livres dans les deux languages mis côte a côte. Vous pouvez le lire en Français, en russe ou parallèlement.
Это не дословный перевод, а книга Невский проспект на двух языках, вышедшие бок о бок. Вы можете прочитать его на французском, русском или на обоих языках.
Идиот. Роман Федора Достоевского
| Идиот. Роман Федора Достоевского | L’Idiot, de Fédor Dostoïevski |
| < < < | > > > |
| * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. * | QUATRIÈME PARTIE |
| Глава I. | Chapter I. |
| I. | I. |
| Прошло с неделю после свидания двух лиц нашего рассказа на зеленой скамейке. В одно светлое утро, около половины одиннадцатого, Варвара Ардалионовна Птицына, вышедшая посетить кой-кого из своих знакомых, возвратилась домой в большой и прискорбной задумчивости. | Une semaine s’était écoulée depuis l’entrevue des deux héros de notre récit sur le banc vert. C’était par une radieuse matinée, Barbe Ardalionovna Ptitsine était allée faire quelques visites à des connaissances. Elle rentra, d’humeur fort chagrine, sur les dix heures et demie. |
| Есть люди, о которых трудно сказать что-нибудь такое, что представило бы их разом и целиком, в их самом типическом и характерном виде; это те люди, которых обыкновенно называют людьми “обыкновенными”, “большинством”, и которые, действительно, составляют огромное большинство всякого общества. Писатели в своих романах и повестях большею частию стараются брать типы общества и представлять их образно и художественно, – типы, чрезвычайно редко встречающиеся в действительности целиком, и которые тем не менее почти действительнее самой действительности. | Il y a des gens dont il est malaisé de dire quelque chose qui les dépeigne d’emblée sous leur aspect le plus typique et le mieux caractérisé. Ce sont ceux qu’on est convenu d’appeler les gens « ordinaires », le « commun » et qui constituent, en effet, l’immense majorité de la société. Dans leurs romans et leurs nouvelles, les littérateurs s’évertuent en général à choisir des types sociaux et à les représenter sous la forme la plus pittoresque et la plus esthétique. Dans la vie, ces types ne se rencontrent aussi complets qu’à l’état d’exception, ce qui ne les empêche pas d’être presque plus réels que la réalité elle-même. |
| Подколесин в своем типическом виде, может быть, даже и преувеличение, но отнюдь не небывальщина. Какое множество умных людей, узнав от Гоголя про Подколесина, тотчас же стали находить, что десятки и сотни их добрых знакомых и друзей ужасно похожи на Подколесина. Они и до Гоголя знали, что эти друзья их такие, как Подколесин, но только не знали еще, что они именно так называются. | Podkoliossine, en tant que type, est peut-être exagéré, mais ce n’est point une fiction. Combien de gens d’esprit, quand ils ont connu le Podkoliossine de Gogol, ont immédiatement trouvé, danse leurs amis et connaissances, des dizaines, voire des centaines d’individus qui ressemblaient à ce personnage comme une goutte d’eau à une autre goutte d’eau ? Même avant Gogol, ils savaient que leurs amis ressemblaient à Podkoliossine ; ce qu’ils ignoraient, c’était le nom à donner à ce type. |
| В действительности женихи ужасно редко прыгают из окошек пред своими свадьбами, потому что это, не говоря уже о прочем, даже и неудобно; тем не менее сколько женихов, даже людей достойных и умных, пред венцом сами себя в глубине совести готовы были признать Подколесиными. Не все тоже мужья кричат на каждом шагу: “Tu l’as voulu George Dandin!” Но, боже, сколько миллионов и биллионов раз повторялся мужьями целого света этот сердечный крик после их медового месяца, и кто знает, может быть, и на другой же день после свадьбы. | Dans la réalité, il est bien rare que les fiancés se sauvent en sautant par la fenêtre au moment de se marier, car, toute autre considération à part, c’est un geste qui n’est pas à la portée de chacun. Cependant, beaucoup de fiancés, entre les gens estimables et non dépourvus d’esprit, se sont sentis, au moment de se marier, dans l’état d’âme de Podkoliossine. Tous les maris ne crient pas non plus, à tout propos : « Tu l’as voulu, George Dandin ». Mais, mon Dieu, combien de millions et de millions de fois les maris de tout l’univers n’ont-ils pas répété ce cri du cœur après leur lune de miel, quand ce n’était pas le lendemain de leur noce ? |
| Итак, не вдаваясь в более серьезные объяснения, мы скажем только, что в действительности типичность лиц как бы разбавляется водой, и все эти Жорж-Дандены и Подколесины существуют действительно, снуют и бегают пред нами ежедневно, но как бы несколько в разжиженном состоянии. Оговорившись, наконец, в том, для полноты истины, что и весь Жорж-Данден целиком, как его создал Мольер, тоже может встретиться в действительности, хотя и редко, мы тем закончим наше рассуждение, которое начинает становиться похожим на журнальную критику. | Ainsi, sans nous étendre davantage sur cette question, bornons-nous à constater que, dans la vie réelle, les reliefs caractéristiques de ces personnages s’estompent, mais que tous ces George Dandin et tous ces Podkoliossine existent en vérité : ils s’agitent et circulent quotidiennement devant nous, mais sous des traits atténués. Ajoutons, pour en finir et épuiser ce sujet, que le type intégral de George Dandin, tel que l’a créé Molière, peut bien se rencontrer dans la vie, mais rarement ; et terminons là-dessus ce développement qui commence à tourner à la critique littéraire de revue. |
| Тем не менее, все-таки пред нами остается вопрос: что делать романисту с людьми ординарными, совершенно “обыкновенными”, и как выставить их перед читателем, чтобы сделать их хоть сколько-нибудь интересными? | Néanmoins, une question se pose toujours à nous : que doit faire un romancier qui présente à ses lecteurs des types tout à fait « ordinaires » pour les rendre tant soit peu intéressants ? |
| Совершенно миновать их в рассказе никак нельзя, потому что ординарные люди поминутно и в большинстве необходимое звено в связи житейских событий; миновав их, стало быть, нарушим правдоподобие. Наполнять романы одними типами или даже просто, для интереса, людьми странными и небывалыми было бы неправдоподобно, да пожалуй, и не интересно. По-нашему, писателю надо стараться отыскивать интересные и поучительные оттенки даже и между ординарностями. | Il est absolument impossible de les exclure du récit, car ces gens ordinaires constituent à chaque instant, et pour la plupart, une trame nécessaire aux divers événements de la vie ; en les éliminant, on nuirait à la véracité de l’œuvre. D’autre part, peupler les romans de types ou simplement de personnages étranges et extraordinaires, serait tomber dans l’invraisemblance, voire dans l’insipidité. À notre avis, l’auteur doit s’efforcer de découvrir des nuances intéressantes et suggestives, même chez les gens ordinaires. |
| Когда же, например, самая сущность некоторых ординарных лиц именно заключается в их всегдашней и неизменной ординарности или, что еще лучше, когда, несмотря на все чрезвычайные усилия этих лиц выйти во что бы ни стало из колеи обыкновенности и рутины, они все-таки кончают тем, что остаются неизменно и вечно одною только рутиной, тогда такие лица получают даже некоторую своего рода и типичность, – как ординарность, которая ни за что не хочет остаться тем, что она есть, и во что бы то ни стало хочет стать оригинальною и самостоятельною, не имея ни малейших средств к самостоятельности. | Mais lorsque, par exemple, la caractéristique même de ces gens réside dans leur sempiternelle vulgarité, ou, mieux encore, lorsqu’en dépit de tous leurs efforts pour sortir de la banalité et de la routine, ils y retombent irrémédiablement, alors ils acquièrent une certaine valeur typique ; ils deviennent représentatifs de la médiocrité qui ne veut pas rester ce qu’elle est et qui vise à tout prix à l’originalité et à l’indépendance, sans disposer d’aucun moyen pour y parvenir. |
| К этому-то разряду “обыкновенных” или “ординарных” людей принадлежат и некоторые лица нашего рассказа, доселе (сознаюсь в том) мало разъясненные читателю. Таковы именно Варвара Ардалионовна Птицына, супруг ее, господин Птицын, Гаврила Ардалионович, ее брат. | À cette catégorie de gens « vulgaires » ou « ordinaires » appartiennent quelques personnages de notre récit, sur lesquels (je l’avoue) le lecteur n’a guère été éclairé. Ce sont notamment Barbare Ardalionovna Ptitsine, son époux M. Ptitsine et son frère Gabriel Ardalionovitch. |
| В самом деле, нет ничего досаднее как быть, например, богатым, порядочной фамилии, приличной наружности, недурно образованным, не глупым, даже добрым, и в то же время не иметь никакого таланта, никакой особенности, никакого даже чудачества, ни одной своей собственной идеи, быть решительно “как и все”. Богатство есть, но не Ротшильдово; фамилия честная, но ничем никогда себя не ознаменовавшая; наружность приличная, но очень мало выражающая; образование порядочное, но не знаешь, на что его употребить; ум есть, но без своих идей; сердце есть, но без великодушия, и т. д., и т. д. во всех отношениях. | Il n’y a riene de plus vexant que d’être, par exemple, riche, de bonne famille, d’extérieur avenant, passablement instruit, pas sot, même bon, et de n’avoir néanmoins aucun talent, aucun trait personnel, voire aucune singularité, de ne rien penser en propre ; enfin, d’être positivement « comme tout le monde ». On est riche, mais pas autant que Rothschild ; on a un nom honorable, mais sans lustre ; on se présente bien, mais sans produire aucune impression ; on a reçu une éducation convenable, mais qui ne trouve pas son emploi ; on n’est pas dénué d’intelligence, mais on n’a pas d’idées à soi ; on a du cœur, mais aucune grandeur d’âme ; et ainsi de suite sous tous les rapports. |
| Таких людей на свете чрезвычайное множество и даже гораздо более, чем кажется; они разделяются, как и все люди, на два главные разряда: одни ограниченные, другие “гораздо поумней”. Первые счастливее. Ограниченному “обыкновенному” человеку нет, например, ничего легче, как вообразить себя человеком необыкновенным и оригинальным и усладиться тем без всяких колебаний. Стоило некоторым из наших барышень остричь себе волосы, надеть синие очки и наименоваться нигилистками, чтобы тотчас же убедиться, что, надев очки, они немедленно стали иметь свои собственные “убеждения”. | Il y a, de par le monde, une foule de gens de cet acabit, plus même qu’on ne le saurait croire. Ils se divisent, comme tous les hommes, en deux catégories principales : ceux qui sont bornés et ceux qui sont « plus intelligents ». Ce sont les premiers les plus heureux. Un homme « ordinaire » d’esprit borné peut fort aisément se croire extraordinaire et original, et se complaire sans retenue dans cette pensée. Il a suffi à certaines de nos demoiselles de se couper les cheveux, de porter des lunettes bleues et de se dire nihilistes pour se persuader aussitôt que ces lunettes leur conféraient des « convictions » personnelles. |
| Стоило иному только капельку почувствовать в сердце своем что-нибудь из какого-нибудь обще-человеческого и доброго ощущения, чтобы немедленно убедиться, что уж никто так не чувствует, как он, что он передовой в общем развитии. Стоило иному на-слово принять какую-нибудь мысль или прочитать страничку чего-нибудь без начала и конца, чтобы тотчас поверить, что это “свои собственные мысли” и в его собственном мозгу зародились. Наглость наивности, если можно так выразиться, в таких случаях доходит до удивительного; все это невероятно, но встречается поминутно. | Il a suffi à tel homme de découvrir dans son cœur un atome de sentiment humanitaire et de bonté pour s’assurer incontinent que personne n’éprouve un sentiment pareil et qu’il est un pionnier du progrès social. Il a suffi à un autre de s’assimiler une pensée qu’il a entendue formuler ou lue dans un livre sans commencement ni fin, pour s’imaginer que cette pensée lui est propre et qu’elle a germé dans son cerveau. C’est un cas étonnant d’impudence dans la naïveté, s’il est permis de s’exprimer ainsi ; pour invraisemblable qu’il paraisse, on le rencontre constamment. |
| Эта наглость наивности, эта несомневаемость глупого человека в себе и в своем таланте, превосходно выставлена Гоголем в удивительном типе поручика Пирогова. Пирогов даже и не сомневается в том, что он гений, даже выше всякого гения; до того не сомневается, что даже и вопроса себе об этом ни разу не задает; впрочем, вопросов для него и не существует. Великий писатель принужден был его, наконец, высечь для удовлетворения оскорбленного нравственного чувства своего читателя, но, увидев, что великий человек только встряхнулся и для подкрепления сил после истязания съел слоеный пирожок, развел в удивлении руки и так оставил своих читателей. | Cette foi candide et outrecuidante d’un soi qui ne doute ni de lui ni de son talent a été admirablement rendue par Gogol dans le type étonnant du lieutenant Pirogov. Pirogov ne doute pas qu’il soit un génie et même plus qu’un génie ; il en doute si peu qu’il ne se pose même pas la question ; d’ailleurs, il n’y a pas de questions pour lui. Le grand écrivain s’est vu obligé, au bout du compte, de lui administrer une correction pour donner satisfaction au sentiment moral de son lecteur. Mais il a constaté que son héros n’en avait pas été autrement affecté et que, s’étant secoué après sa correction, il avait tout bonnement mangé un petit pâté pour se remettre. Aussi a-t-il perdu courage et planté là ses lecteurs. |
| Я всегда горевал, что великий Пирогов взят Гоголем в таком маленьком чине, потому что Пирогов до того самоудовлетворим, что ему нет ничего легче как вообразить себя, по мере толстеющих и крутящихся на нем с годами и “по линии” эполет, чрезвычайным, например, полководцем; даже и не вообразить, а просто не сомневаться в этом: произвели в генералы, как же не полководец? И сколько из таких делают потом ужасные фиаско на полеe брани? А сколько было Пироговых между нашими литераторами, учеными, пропагандистами. Я говорю “было”, но уж, конечно, есть и теперь… | J’ai toujours regretté que Gogol ait pris son Pirogov dans un grade aussi bas, car ce personnage est si plein de lui-même que rien ne pourrait l’empêcher de se croire, par exemple, un grand capitaine, à mesure que grossiraient ses épaulettes, selon le temps de service et l’avancement Que dis-je, se croire ? Il n’en douterait point : si on le nomme général, que lui manque-t-il pour être grand capitaine ? Et combien de guerriers de cette trempe n’aboutissent-ils pas à d’épouvantables fiascos sur les champs de bataille ? Et combien de Pirogov, n’y a-t-il pas eu parmi nos littérateurs, nos savants, nos propagandistes. J’ai dit : « n’y a-t-il pas eu » ; mais il en existe certainement encore à présent… |
| Действующее лицо нашего рассказа, Гаврила Ардалионович Иволгин, принадлежал к другому разряду; он принадлежал к разряду людей “гораздо поумнее”, хотя весь, с ног до головы, был заражен желанием оригинальности. Но этот разряд, как мы уже и заметили выше, гораздо несчастнее первого. | Gabriel Ardalionovitch Ivolguine, qui est un des héros de notre roman, appartenait à la seconde catégorie, celle des médiocres « plus intelligents », encore que, de la tête aux pieds, il fût travaillé du désir d’être original. Nous avons observé plus haut que cette seconde catégorie est beaucoup plus malheureuse que la première. |
| В том-то и дело, что умный “обыкновенный” человек, даже если б и воображал себя мимоходом (а пожалуй, и во всю свою жизнь) человеком гениальным и оригинальнейшим, тем не менее сохраняет в сердце своем червячка сомнения, который доводит до того, что умный человек кончает иногда совершенным отчаянием; если же и покоряется, то уже совершенно отравившись вогнанным внутрь тщеславием. | Cela tient à ce qu’un homme « ordinaire » mais intelligent, même s’il se croit à l’occasion (voire pendant toute sa vie) doué de génie et d’originalité, n’en garde pas moins dans son cœur le ver du doute qui le ronge au point de finir parfois par le jeter dans un complet désespoir. S’il se résigne, il reste néanmoins définitivement intoxiqué par le sentiment de la vanité refoulée. |
| Впрочем, мы во всяком случае взяли крайность: в огромном большинстве этого умного разряда людей дело происходит вовсе не так трагически; портится разве под конец лет печенка, более или менее, вот и все. Но все-таки, прежде чем смириться и покориться, эти люди чрезвычайно долго иногда куралесят, начиная с юности до покоряющегося возраста, и все из желания оригинальности. | Du reste, nous avons pris un cas extrême : la plupart du temps, le sort de cette catégorie intelligente d’hommes médiocres est loin d’être aussi tragique ; tout au plus leur arrive-t-il de souffrir peu ou prou du foie au bout d’un certain nombre d’années : à cela se réduit leur malheur. Toutefois, avant de se calmer et de prendre leur parti, ces gens font parfois des bêtises pendant très longtemps, depuis leur jeunesse jusqu’à leur maturité, et sans autre mobile que leur désir de déployer de l’originalité. |
| Встречаются даже странные случаи: из-за желания оригинальности иной честный человек готов решиться даже на низкое дело; бывает даже и так, что, иной из этих несчастных не только честен, но даже и добр, провидение своего семейства, содержит и питает своими трудами даже чужих, не только своих, и что же? всю-то жизнь не может успокоиться! Для него нисколько не успокоительна и не утешительна мысль, что он так хорошо исполнил свои человеческие обязанности; даже, напротив, она-то и раздражает его: “ | On rencontre même des cas étranges ; on voit de braves gens, en mal d’originalité, devenir parfois capables d’une bassesse. Voici un de ces malheureux qui est un homme honnête et même bon, qui est la providence de sa famille, qui entretient et fait vivre avec son travail non seulement les siens, mais encore des étrangers. Que lui advient-il ? Il n’a pas de tranquillité pendant toute sa vie ! La conscience d’avoir si bien rempli ses devoirs d’homme n’arrive pas à le rasséréner ; au contraire, cette pensée l’irrite : |
| Вот, дескать, на что ухлопал я всю мою жизнь, вот что связало меня по рукам и по ногам, вот что помещало мне открыть порох! Не было бы этого, я, может быть, непременно бы открыл – либо порох, либо Америку, – наверно еще не знаю что, но только непременно бы открыл!” Всего характернее в этих господах то, что они действительно всю жизнь свою никак не могут узнать наверно, что именно им так надо открыть, и что именно они всю жизнь наготове открыть: порох или Америку? Но страдания тоски по открываемому, право, достало бы в них на долю Колумба или Галилея. | « Voilà, dit-il, à j’ai gâché mon existence ; voilà ce qui m’a lié bras et jambes ; voilà ce qui m’a empêché d’inventer la poudre ! Sans ces obligations, j’aurais peut-être découvert la poudre ou l’Amérique, je ne sais pas au juste quoi, mais j’aurais sûrement découvert quelque chose ! » Le plus caractéristique chez ces gens-là, c’est qu’ils passent en effet leur vie sans parvenir à savoir exactement ce qu’ils doivent découvrir et qu’ils sont toujours à la veille de découvrir : la poudre ou l’Amérique ? Mais la souffrance où les plonge l’attente angoissée de cette découverte eût suffi à la destinée d’un Colomb ou d’un Galilée. |
| Гаврила Ардалионович именно начинал в этом роде, но только что еще начинал. Долго еще предстояло ему куралесить. Глубокое и беспрерывное самоощущение своей бесталанности и, в то же время, непреодолимое желание убедиться в том, что он человек самостоятельнейший, сильно поранили его сердце, даже чуть ли еще не с отроческого возраста. Это был молодой человек с завистливыми и порывистыми желаниями и, кажется, даже так и родившийся с раздраженными нервами. Порывчатость своих желаний он принимал за их силу. | Gabriel Ardalionovitch s’était engagé dans cette voie, mais n’y avait jamais fait que les premiers pas. Il avait devant lui une longue perspective d’incohérences. Presque depuis l’enfance, son cœur avait été ulcéré par le sentiment profond et constant de sa médiocrité, joint à un désir irrésistible de se convaincre de sa pleinee indépendance. C’était un jeune homme envieux, d’appétits violents, qui semblait être né avec une nervosité exacerbée. Il prenait pour de l’énergie la fougue de ses impulsions. |
| При своем страстном желании отличиться, он готов был иногда на самый безрассудный скачек; но только что дело доходило до безрассудного скачка, герой наш всегда оказывался слишком умным, чтобы на него решиться. Это убивало его. Может быть, он даже решился бы, при случае, и на крайне низкое дело, лишь бы достигнуть чего-нибудь из мечтаемого; но как нарочно, только что доходило до черты, он всегда оказывался слишком честным для крайне низкого дела. (На маленькое низкое дело он, впрочем, всегда готов был согласиться.) С отвращением и с ненавистью смотрел он на бедность и на упадок своего семейства. | Son ambition effrénée de se distinguer le portait parfois aux incartades les plus inconsidérées, mais, au moment de faire le saut, sa raison reprenait toujours le dessus. Cela le tuait. Peut-être se serait-il, à l’occasion, résolu à commettre la plus basse des vilenies pour réaliser tel ou tel de ses rêves ; mais, comme par un fait exprès, dès qu’il touchait au moment décisif, le sentiment de l’honnêteté reprenait en lui le dessus et le détournait d’une pareille turpitude. (Les petites vilenies, il est vrai, le trouvaient toujours consentant.) La pauvreté et la déchéance dans lesquelles était tombée sa famille lui inspiraient du dégoût et de l’aversion. |
| Даже с матерью обращался свысока и презрительно, несмотря на то, что сам очень хорошо понимал, что репутация и характер его матери составляли покамест главную опорную точку и его карьеры. Поступив к Епанчину, он немедленно сказал себе: “Коли уж подличать, так уж подличать до конца, лишь бы выиграть”, и – почти никогда не подличал до конца. Да и почему он вообразил, что ему непременно надо было подличать? Аглаи он просто тогда испугался, но не бросил с нею дела, а тянул его, на всякий случай, хотя никогда не верил серьезно, что она снизойдет до него. | Même à l’égard de sa mère, il affectait la hauteur et le mépris, tout en se rendant parfaitement compte que la réputation et le caractère de celle-ci étaient pour le moment le meilleur épaulement de sa carrière. Aussitôt entré au service d’Epantchine, il s’était dit : « Puisqu’il faut faire des bassesses, faisons-les jusqu’au bout, pourvu que j’en tire parti ! » Mais il ne les faisait presque jamais jusqu’au bout. Pourquoi même s’être mis en tête qu’il lui fallait absolument faire des bassesses ? Aglaé, par son refus, l’avait simplement effrayé ; il n’avait pas renoncé pour cela à ses vues sur la jeune fille et il patientait à tout hasard, sans cependant jamais croire sérieusement qu’elle pût condescendre jusqu’à agréer ses avances. |
| Потом, во время своей истории с Настасьей Филипповной, он вдруг вообразил себе, что достижение всего в деньгах. “Подличать, так подличать”, повторял он себе тогда каждый день с самодовольствием, но и с некоторым страхом; “уж коли подличать, так уж доходить до верхушки, ободрял он себя поминутно; рутина в этих случаях оробеет, а мы не оробеем!” Проиграв Аглаю и раздавленный обстоятельствами, он совсем упал духом и действительно принес князю деньги, брошенные ему тогда сумасшедшею женщиной, которой принес их тоже сумасшедший человек. | Puis, lors de son histoire avec Nastasie Philippovna, il s’était soudain avisé que l’argent était le moyen d’arriver à tout. À cette époque-là, il ne se passait pas de jour qu’il ne se répétât : « S’il faut faire une vilenie, faisons-la ! » Il éprouvait à se tenir ce langage une satisfaction mêlée d’une certaine appréhension. « Si une vilenie est nécessaire, qu’elle soit au moins poussée à fond ! » se disait-il à chaque instant pour se donner du cœur. « La routine hésite en pareil cas ; mais nous, nous n’hésiterons point ! » Ayant échoué auprès d’Aglaé et se sentant accablé par les circonstances, il avait perdu tout courage et porté au prince l’argent que lui avait jeté une femme démente après l’avoir reçu d’un homme non moins fou. |
| В этом возвращении денег он потом тысячу раз раскаивался, хотя и непрестанно этим тщеславился. Он действительно плакал три дня, пока князь оставался тогда в Петербурге, но в эти три дня он успел и возненавидеть князя за то, что тот смотрел на него слишком уж сострадательно, тогда как факт, что он возвратил такие деньги, “не всякий решился бы сделать”. Но благородное самопризнание в том, что вся тоска его есть только одно беспрерывно-раздавливаемое тщеславие, ужасно его мучило. Только уже долгое время спустя разглядел он и убедился, как серьезно могло бы обернуться у него дело с таким невинным и странным существом как Аглая. Раскаяние грызло его; он бросил службу и погрузился в тоску и уныние. | Par la suite, il se repentit mille fois de cette restitution, mais sans jamais cesser d’en tirer vanité. Il pleura sans répit pendant les trois jours que le prince passa à Pétersbourg. Mais ce fut aussi pendant ces trois jours que mûrit sa haine à l’égard de celui-ci ; il ne lui pardonnait point la commisération déplacée avec laquelle il l’avait regardé faire un acte – la restitution d’une pareille somme – « dont bien des gens n’auraient pas eu le courage ». Il s’avouait noblement que l’unique cause de toute son angoisse était le déchirement incessant de sa vanité, et ce sentiment le torturait. Ce n’est que beaucoup plus tard qu’il se rendit compte et se convainquit de la tournure sérieuse qu’auraient pu prendre ses affaires avec une créature aussi pure et aussi étrange qu’Aglaé. Alors le repentir le rongea ; il abandonna son service et tomba dans la mélancolie et l’abattement. |
| Он жил у Птицына на его содержании, с отцом и матерью, и презирал Птицына открыто, хотя в то же время слушался его советов и был настолько благоразумен, что всегда почти спрашивал их у него. Гаврила Ардалионович сердился, например, и на то, что Птицын не загадывает быть Ротшильдом и не ставит себе этой цели. “Коли уж ростовщик, так уж иди до конца, жми людей, чекань из них деньги, стань характером, стань королем иудейским!” Птицын был скромен и тих; он только улыбался, но раз нашел даже нужным объясниться с Ганей серьезно и исполнил это даже с некоторым достоинством. | Il vivait maintenant chez Ptitsine, qui l’entretenait ainsi que son père et sa mère. Il affichait du mépris pour lui, mais écoutait ses conseils et était presque toujours assez prudent pour les solliciter. Une chose entre autres le fâchait, c’était de voir que Ptitsine ne se souciait pas de devenir un Rothschild et n’assignait pas ce but à son ambition. « Puisque tu es un usurier, sois-le aumoins jusqu’au bout ; pressure les gens, soutire-leur de l’argent, sois un caractère, deviens roi en Israël ! » Ptitsine était un homme modeste et paisible : il se contentait de sourire ; un jour cependant, il jugea nécessaire d’avoir une explication sérieuse avec Gania et s’en acquitta avec une certaine dignité. |
| Он доказал Гане, что ничего не делает бесчестного, и что напрасно тот называет его жидом; что если деньги в такой цене, то он не виноват; что он действует правдиво и честно и, по-настоящему, он только агент по “этим” делам, и наконец что благодаря его аккуратности в делах он уже известен с весьмаe хорошей точки людям превосходнейшим, и дела его расширяются. “Ротшильдом не буду, да и не для чего, – прибавил он смеясь, – а дом на Литейной буду иметь, даже, может, и два, и на этом кончу”. | Il lui démontra qu’il ne faisait rien que d’honnête et qu’il n’y avait aucune raison de le traiter de juif ; que si l’argent était à ce taux-là, il n’y était pour rien ; que sa façon de procéder était correcte et probe ; qu’en somme, il n’était qu’un courtier dans ces sortes de transactions et qu’enfin, grâce à sa ponctualité en affaires, il commençait à jouir d’une excellente réputation auprès de gens tout à fait distingués, si bien que la champ de ses opérations s’élargissait. « Je ne deviendrai pas Rothschild, ajoutait-il en souriant, et n’ai pas de motif de le devenir ; j’aurai une maison, peut-être même deux, sur la Liteinaia, et je m’en tiendrai là. » Il pensait à part soi : |
| “А кто знает, может, и три!” – думал он про себя, но никогда недоговаривал вслух и скрывал мечту. Природа любит и ласкает таких людей: она вознаградит Птицына не тремя, а четырьмя домами наверно, и именно за то, что он с самого детства уже знал, что Ротшильдом никогда не будет. Но зато дальше четырех домов природа ни за что не пойдет, и с Птицыным тем дело и кончится. | « qui sait ? peut-être bien trois aussi ! » mais il n’exprimait jamais ce rêve et le gardait dans son for intérieur. La nature aime et choie les gens de cette espèce ; elle gratifiera Ptitsine non de trois mais de quatre maisons, précisément parce que, dès son enfance, il s’est rendu compte qu’il ne serait jamais un Rothschild. Par contre, elle n’ira certainement pas au delà de quatre maisons ; ce sera la limite de la fortune de Ptitsine. |
| Совершенно другая особа была сестрица Гаврилы Ардалионовича. Она тоже была с желаниями сильными, но более упорными, чем порывистыми. В ней было много благоразумия, когда дело доходило до последней черты, но оно же не оставляло ее и до черты. Правда, и она была из числа “обыкновенных” людей, мечтающих об оригинальности, но зато она очень скоро успела сознать, что в ней нет ни капли особенной оригинальности, и горевала об этом не слишком много, – кто знает, может быть, из особого рода гордости. | D’un caractère tout différent était la sœur de Gabriel Ardalionovitch. Elle aussi avait de véhéments désirs, mais plus opiniâtres encore que fougueux. Elle avait beaucoup de bon sens dans la conduite d’une affaire et ne s’en départait point quand cette affaire touchait à son terme. Elle aussi, à la vérité, était de ces gens « médiocres » qui rêvent d’être originaux ; mais, en revanche, elle s’était très vite rendu compte qu’elle n’avait pas une ombre d’originalité personnelle et elle ne s’en affligeait pas outre mesure ; qui sait ? peut-être par l’effet d’un sentiment particulier d’orgueil. |
| Она сделала свой первый практический шаг с чрезвычайною решимостью, выйдя замуж за господина Птицына; но выходя замуж она вовсе не говорила себе: “подличать, так уж подличать, лишь бы цели достичь”, как не преминул бы выразиться при таком случае Гаврила Ардалионович (да чуть ли и не выразился даже при ней самой, когда одобрял ее решение, как старший брат). Совсем даже напротив: Варвара Ардалионовна вышла замуж после того, как уверилась основательно, что будущий муж ее человек скромный, приятный, почти образованный и большой подлости ни за что никогда не сделает. О мелких подлостях Варвара Ардалионовна не справлялась, как о мелочах; да где же и нет таких мелочей? | Elle fit, avec beaucoup de décision, ses premiers pas dans la vie pratique en épousant M. Ptitsine. Mais, à cette occasion, elle ne se dit point : « puisqu’il faut faire des bassesses, faisons-les jusqu’au bout, pourvu que j’atteigne mon but », comme n’eût pas manqué de s’exprimer en pareil cas Gabriel Ardalionovitch (c’étaient même presque les termes dont il s’était servi en donnant, comme frère aîné, son approbation au mariage). Bien loin de là : Barbe Ardalionovna s’était mariée après s’être positivement assurée que son futur époux était un homme modeste, agréable, presque cultivé et incapable pour rien au monde de commettre une grosse vilenie. Des petites vilenies, Barbe Ardalionovna n’avait cure : ce sont des bagatelles, et qui, d’ailleurs, en est exempt ? |
| Не идеала же искать! К тому же она знала, что, выходя замуж, дает тем угол своей матери, отцу, братьям. Видя брата в несчастии, она захотела помочь ему, несмотря на все прежние семейные недоумения. Птицын гнал иногда Ганю, дружески, разумеется, на службу. “Ты, вот, презираешь и генералов, и генеральство, – говорил он ему иногда шутя, – а посмотри, все “они” кончат тем, что будут в свою очередь генералами; доживешь, так увидишь”. | On ne peut prétendre à l’idéal ! En outre, elle savait qu’en se mariant, elle assurerait un asile à sa mère, à son père et à ses frères. Voyant son frère malheureux, elle voulait lui venir en aide, en dépit de tous les précédents malentendus de famille. Ptitsine poussait Gania, amicalement cela va de soi, à entrer dans l’administration. Il lui disait parfois, sur un ton de plaisanterie : « Tu méprises les généraux et le généralat, mais regarde bien : « ils » finiront tous par devenir généraux à leur tour ; si tu vis, tu le verras. » |
| “Да с чего они берут, что я презираю генералов и генеральство?” – саркастически думал про себя Ганя. Чтобы помочь брату, Варвара Ардалионовна решилась расширить круг своих действий: она втерлась к Епанчиным, чему много помогли детские воспоминания; и она, и брат еще в детстве играли с Епанчиными. Заметим здесь, что если бы Варвара Ардалионовна преследовала какую-нибудь необычайную мечту, посещая Епанчиных, то она, может быть, сразу вышла бы тем самым из того разряда людей, в который сама заключила себя; но преследовала она не мечту; тут был даже довольно основательный расчет с ее стороны: она основывалась на характере этой семьи. Характер же Аглаи она изучала без устали. | – « Mais, pensait sarcastiquement Gania, où prennent-ils que je méprise les généraux et le généralat ? » Pour pouvoir aider son frère, Barbe Ardalionovna avait résolu d’élargir son champ d’action ; elle s’introduisit chez les Epantchine en se prévalant surtout de souvenirs d’enfance ; elle et son frère avaient joué, quand ils étaient en bas âge, avec les demoiselles Epantchine. Remarquons ici que, si elle avait poursuivi quelque chimère en se faisant recevoir chez les Epantchine, elle serait peut-être sortie de la catégorie dans laquelle elle-même s’était confinée ; mais ce n’était pas une chimère qu’elle poursuivait ; elle se guidait d’après un calcul assez raisonnable qu’elle fondait sur la manière d’être de cette famille. Elle avait étudié sans relâche le caractère d’Aglaé. |
| Она задала себе задачу обернуть их обоих, брата и Аглаю, опять друг к другу. Может быть, она кое-чего и действительно достигла; может быть, и впадала в ошибки, рассчитывая, например, слишком много на брата и ожидая от него того, чего он никогда и никоим образом не мог бы дать. | Elle s’était assigné pour tâche de les ramener tous deux, Aglaé et son frère, l’un vers l’autre. Peut-être obtint-elle quelque résultat. Peut-être aussi commit-elle l’erreur de faire trop de fond sur Gania et d’attendre de lui ce qu’il ne pouvait donner en aucun temps ni sous aucune forme. |
| Во всяком случае, она действовала у Епанчиных довольно искусно: по неделям не упоминала о брате, была всегда чрезвычайно правдива и искренна, держала себя просто, но с достоинством. Что же касается глубины своей совести, то она не боялась в нее заглянуть и совершенно ни в чем не упрекала себя. Это-то и придавало ей силу. Одно толькоe иногда замечала в себе, что и она, пожалуй, злится, что и в ней очень много самолюбия и чуть ли даже не раздавленного тщеславия; особенно замечала она это в иные минуты, почти каждый раз, как уходила от Епанчиных. | En tout cas, elle manœuvra assez adroitement du côté des Epantchine : des semaines se passaient sans qu’elle prononçât le nom de son frère ; elle se montrait toujours d’une droiture et d’une sincérité parfaites ; sa contenance était simple, mais digne. Elle ne craignait point de scruter le fond de sa conscience, car elle n’y trouvait rien à se reprocher, et c’était pour elle un surcroît de force. Parfois seulement elle se découvrait un certain penchant à la colère, un très vif amour-propre et peut-être même une vanité piétinée ; elle en faisait l’observation surtout à certains moments, entre autres presque chaque fois qu’elle sortait de chez les Epantchine. |
| И вот теперь она возвращалась от них же и, как мы уже сказали, в прискорбной задумчивости. В этом прискорбии проглядывало кое-что и горько-насмешливое. Птицын проживал в Павловске в невзрачном, но поместительном деревянном доме, стоявшем на пыльной улице, и который скоро должен был достаться ему в полную собственность, так что он уже его, в свою очередь, начинал продавать кому-то. Подымаясь на крыльцо, Варвара Ардалионовна услышала чрезвычайный шум вверху дома и различила кричавшие голоса своего брата и папаши. | Et voici que, cette fois encore, elle était d’humeur chagrine en revenant de chez eux. Sous cette humeur perçait une expression d’arrière raillerie. Ptitsine habitait à Pavlovsk une maison de bois de piètre apparence mais spacieuse, qui donnait sur une route poussiéreuse. Cette maison allait bientôt devenir sa propriété, si bien qu’il était déjà en train de la revendre à un tiers. En gravissant le perron, Barbe Ardalionovna entendit un tapage extraordinaire à l’étage supérieur ; c’étaient son frère et son père qui vociféraient. |
| Войдя в залу и увидев Ганю, бегавшего взад и вперед по комнате, бледного от бешенства и чуть не рвавшего на себе волосы, она поморщилась и опустилась с усталым видом на диван, не снимая шляпки. Очень хорошо понимая, что если она еще промолчит с минуту и не спросит брата, зачем он так бегает, то тот непременно рассердится, Варя поспешила наконец произнести в виде вопроса: | Elle entra dans la salle et aperçut Gania qui courait d’un bout de la pièce à l’autre, pâle de colère et prêt à s’arracher les cheveux. À cette vue, son visage s’assombrit et elle se laissa tomber d’un air las sur le divan, sans ôter son chapeau. Elle savait que, si elle se taisait une minute de plus et ne s’enquérait pas de la cause de cette agitation, son frère ne manquerait pas de se fâcher ; aussi s’empressa-t-elle de le questionner : |
| – Все прежнее? | – Toujours la même histoire ? |
| – Какое тут прежнее! – воскликнул Ганя: – Прежнее! Нет, уж тут чорт знает что такое теперь происходит, а не прежнее! Старик до бешенства стал доходить… мать ревет. Ей богу, Варя, как хочешь, я его выгоню из дому или… или сам от вас выйду, – прибавил он, вероятно, вспомнив, что нельзя же выгонять людей из чужого дома. | – Comment, la même histoire ! s’écria Gania. La même histoire ? Non, ce n’est plus la même histoire ; c’est maintenant le diable sait quoi ! Le vieux est en train de devenir enragé… La mère hurle. Par Dieu ! Barbe, tu le prendras comme tu voudras, mais je le flanquerai à la porte, ou bien… ou bien je vous quitterai moi-même ! ajouta-t-il, sans doute en s’avisant qu’on ne peut chasser les gens d’un logis qui n’est pas le sien. |
| – Надо иметь снисхождение, – пробормотала Варя. | – Il faut avoir de l’indulgence, murmura Barbe. |
| – К чему снисхождение? К кому? – вспыхнул Ганя: – к его мерзостям? Нет, уж как хочешь, этак нельзя! Нельзя, нельзя, нельзя! И какая манера: сам виноват и еще пуще куражится. “Не хочу в ворота, разбирай забор!..” Что ты такая сидишь? На тебе лица нет? | – De l’indulgence pour quoi ? pour qui ? repartit Gania, enflammé de colère. Pour ses turpitudes ? Non, dis ce que tu voudras, c’est impossible ! Impossible, impossible, impossible ! Et quelles manières ! c’est lui qui se met dans son tort et il le prend d’encore plus haut : « Je ne veux pas passer par la porte, abats la muraille ! »… Qu’as-tu ? Ton visage est tout défait. |
| – Лицо как лицо, – с неудовольствием ответила Варя. Ганя попристальнее поглядел на нее. | – Mon visage n’a rien d’extraordinaire, répliqua Barbe avec humeur. Gania la regarda plus attentivement. |
| – Там была? – спросил он вдруг. | – Tu as été là-bas ? demanda-t-il soudain. |
| – Там. | – Oui. |
| – Стой, опять кричат! Этакой срам, да еще в такое время! | – Attends un instant, les cris recommencent. Quelle honte, et dans un pareil moment encore ! |
| – Какое такое время? Никакого такого особенного времени нет. | – Un pareil moment ? Le moment présent n’a rien de particulier. |
| Ганя еще пристальней оглядел сестру. | Gania fixa sur sa sœur un regard encore plus pénétrant. |
| – Что-нибудь узнала? – спросил он. | – Tu as appris quelque chose ? demanda-t-il. |
| – Ничего неожиданного, по крайней мере. Узнала, что все это верно. Муж был правее нас обоих; как предрек с самого начала, так и вышло. Где он? | – Bien d’inattendu, du moins. J’ai appris que tout ce que l’on supposait était vrai. Mon mari a été plus clairvoyant que nous deux ; ce qu’il a prédit dès le début est un fait accompli. Où est-il ? |
| – Нет дома. Что вышло? | – Il est sorti. Qu’est-ce qui est un fait accompli ? |
| – Князь жених формальный, дело решенное. Мне старшие сказали. Аглая согласна; даже и скрываться перестали. (Ведь там все такая таинственность была до сих пор.) Свадьбу Аделаиды опять оттянут, чтобы вместе обе свадьбы разом сделать, в один день, – поэзия какая! На стихи похоже. Вот сочини-ка стихи на бракосочетание, чем даром-то по комнате бегать. Сегодня вечером у них Белоконская будет; кстати приехала; гости будут. Его Белоконской представят, хоть он уже с ней и знаком; кажется, вслух объявят. Боятся только, чтоб он чего не уронил и не разбил, когда в комнату при гостях войдет, или сам бы не шлепнулся; от него станется. | – Le prince est officiellement fiancé ; c’est une affaire réglée. Ce sont les aînées qui me l’ont dit. Aglaé a donné son consentement ; on a même cessé de faire des cachotteries. (Jusqu’ici tout était là-bas entouré de mystère.) Le mariage d’Adélaïde est encore différé afin que les deux noces puissent être célébrées simultanément, le même jour ; quelle poésie ! Un vrai poème ! Tu ferais mieux de composer un épithalame que de courir inutilement à travers la chambre. La Biélokonski sera ce soir chez eux ; elle est arrivée à propos ; il y aura des invités. On le présentera à la princesse, bien qu’elle le connaisse déjà ; on annoncera, semble-t-il, à cette occasion la nouvelle des fiançailles. On craint seulement qu’en entrant dans le salon où se tiendront les invités il ne fasse tomber et ne casse quelque objet, ou bien que lui-même ne s’étale par terre ; il en est bien capable. |
| Ганя выслушал очень внимательно, но, к удивлениюe сестры, это поразительное для него известие, кажется, вовсе не произвело на него такого поражающего действия. | Gania écouta avec beaucoup d’attention, mais, au grand étonnement de sa sœur, cette nouvelle si accablante pour lui n’eut pas autrement l’air de l’accabler. |
| – Что ж, это ясно было, – сказал он, подумав, – конец, значит! – прибавил он с какою-то странною усмешкой, лукаво заглядывая в лицо сестры и все еще продолжая ходить взад и вперед по комнате, но уже гораздо потише. | – Eh bien ! c’était clair ! dit-il après un moment de réflexion. – Ainsi tout est fini ! ajouta-t-il avec un sourire étrange en regardant la figure de sa sœur d’un air astucieux et en continuant à arpenter la chambre de long en large, quoique avec moins d’agitation. |
| – Хорошо еще, что ты принимаешь философом; я, право, рада, – сказала Варя. | – C’est encore heureux, que tu prennes la chose avec philosophie ; vraiment j’en suis bien aise, dit Barbe. |
| – Да с плеч долой; с твоих, по крайней мере. | – Oui, on en est débarrassé ; toi du moins. |
| – Я, кажется, тебе искренно служила, не рассуждая и не докучая; я не спрашивала тебя, какого ты счастья хотел у Аглаи искать. | – Je crois t’avoir servi sincèrement, sans discuter ni t’importuner ; je ne t’ai pas demandé quel bonheur, tu comptais trouver auprès d’Aglaé. |
| – Да разве я… счастья у Аглаи искал? | – Mais est-ce que j’ai… cherché le bonheur auprès d’Aglaé ? |
| – Ну, пожалуста, не вдавайся в философию! Конечно, так. Кончено, и довольно с нас: в дураках. Я на это дело, признаюсь тебе, никогда серьезно не могла смотреть; только “на всякий случай” взялась за него, на смешной ее характер рассчитывая, а главное, чтобы тебя потешить; девяносто шансов было, что лопнет. Я даже до сих пор сама не знаю, чего ты и добивался-то. | – Allons, je t’en prie, ne joue pas au philosophe ! Il en était certainement ainsi. Mais notre compte est réglé : nous avons été des dupes. Je t’avouerai que je n’ai jamais regardé ce mariage comme une affaire sérieuse ; si je m’en suis occupée, c’est seulement « à tout hasard » et en tablant sur le drôle de caractère d’Aglaé ; je voulais surtout t’être agréable. Il y avait quatre-vingt-dix chances sur cent pour que ce projet avortât. Maintenant encore, je ne sais pas moi-même ce que tu en attendais. |
| – Теперь пойдете вы с мужем меня на службу гнать; лекции про упорство и силу воли читать: малым не пренебрегать и так далее, наизусть знаю, – захохотал Ганя. | – À présent vous allez me pousser, ton mari et toi, à prendre du service ; je vais entendre des sermons sur la persévérance et la force de volonté, sur la nécessité de me contenter de peu, et ainsi de suite ; je connais cela par cœur, fit Gania en éclatant de rire. |
| “Что-нибудь новое у него на уме!” – подумала Варя. Akirill.com | « Il a une nouvelle idée en tête ! » pensa Barbe. |
| – Что ж там – рады, отцы-то? – спросил вдруг Ганя. | – Et là-bas, comment les parents prennent-ils la chose ? Ils sont contents ? demanda brusquement Gania. |
| – Н-нет, кажется. Впрочем, сам заключить можешь; Иван Федорович доволен; мать боится; и прежде с отвращением на него как на жениха смотрела; известно. | – Ils n’en ont guère l’air. D’ailleurs, tu peux en juger par toi-même ; si Ivan Fiodorovitch est satisfait, la mère a des appréhensions ; déjà auparavant elle répugnait à voir en lui un fiancé pour sa fille ; c’est chose connue. |
| – Я не про то; жених невозможный и немыслимый, это ясно. Я про теперешнее спрашиваю, теперь-то там как? Формальное дала согласие? | – Ce n’est pas ce qui m’intéresse ; le prince est un fiancé impossible, inimaginable, c’est clair. Je parle de la situation présente : où en est-on maintenant ? A-t-elle donné son consentement formel ? |
| – Она не сказала до сих пор: “нет”, – вот и все; но иначе и не могло от нее быть. Ты знаешь, до какого сумасбродства она до сих пор застенчива и стыдлива: в детстве она в шкап залезала и просиживала в нем часа по два, по три, чтобы только не выходить к гостям; дылда выросла, а ведь и теперь то же самое. Знаешь, я почему-то думаю, что там действительно что-то серьезное, даже с ее стороны. Над князем она, говорят, смеется изо всех сил, с утра до ночи, чтобы виду не показать, но уж наверно умеет сказать ему каждый день что-нибудь потихоньку, потому что он точно по небу ходит, сияет… Смешон, говорят, ужасно. От них же и слышала. Мне показалось тоже, что они надо мной в глаза смеялись, старшие-то. | – Jusqu’ici elle n’a pas dit « non » ; voilà tout. Mais avec elle il n’en pouvait être autrement. Tu sais à quelles extravagances l’ont portée jusqu’ici sa timidité et sa pudeur. Dans son enfance elle se fourrait dans les armoires et y restait blottie deux ou trois heures, rien que pour éviter de paraître devant le monde. Depuis elle a grandi comme une perche, mais le caractère est resté le même. Tu sais, j’ai des raisons de croire qu’il y a en effet dans cette affaire quelque chose de sérieux, même de son côté. Il paraît que du matin au soir elle rit à gorge déployée en pensant au prince ; c’est pour donner le change ; elle trouve sûrement l’occasion de lui glisser chaque jour un petit mot dans le creux de l’oreille, car il est aux anges, il rayonne… On dit qu’il est impayable. C’est d’eux que je le tiens. Il m’a semblé aussi que les aînées se moquaient ouvertement de moi. |
| Ганя, наконец, стал хмуриться; может, Варя и нарочно углублялась в эту тему, чтобы проникнуть в его настоящие мысли. Но раздался опять крик наверху. | La figure de Gania finit par s’assombrir. Peut-être Barbe s’était-elle à dessein étendue sur ce chapitre pour sonder les véritables pensées de son frère. Mais à ce moment les vociférations reprirent à l’étage supérieur. |
| – Я его выгоню! – так и рявкнул Ганя, как будто обрадовавшись сорвать досаду. | – Je le mettrai à la porte, rugit Gania, comme enchanté de trouver un dérivatif à son dépit. |
| – И тогда он пойдет опять нас повсеместно срамить, как вчера. | – Et alors il recommencera à déblatérer partout contre nous, comme il l’a fait hier ? |
| – Как, как вчера? Что такое: как вчера? Да разве… – испугался вдруг ужасно Ганя. | – Comment hier ? Qu’est-ce à dire ? Hier ? Mais est-ce que… demanda Gania avec une soudaine épouvante. |
| – Ах, боже мой, разве ты не знаешь? – спохватилась Варя. | – Ah ! mon Dieu ! est-ce que tu ne sais pas ! se reprit Barbe. |
| – Как… так неужели правда, что он там был? – воскликнул Ганя, вспыхнув от стыда и бешенства: – боже, да ведь ты оттуда! Узнала ты что-нибудь? Был там старик? Был или нет? | – Comment… alors, c’est vrai qu’il est allé là-bas ? s’exclama Gania, pourpre de honte et de colère. – Mon Dieu, mais, toi qui en reviens, as-tu appris quelque chose ? Le vieux y est-il allé ? Oui ou non ? |
| И Ганя бросился к дверям; Варя кинулась к нему и схватила его обеими руками. | Et il se précipita vers la porte. Barbe s’élança derrière lui et le saisit de ses deux mains. |
| – Что ты? Ну, куда ты? – говорила она: – выпустишь его теперь, он еще хуже наделает, по всем пойдет!.. | – Eh bien ! quoi ? Où vas-tu ? dit-elle. Si tu le mets dehors en ce moment, il nous en fera encore voir de pires. Il ira chez tout le monde !… |
| – Что он там наделал? Что говорил? | – Qu’a-t-il fait là-bas ? Qu’a-t-ile dit ? |
| – Да они и сами не умели рассказать и не поняли; только всех напугал. Пришел к Ивану Федоровичу, – того не было; потребовал Лизавету Прокофьевну. Сначала места просил у ней, на службу поступить, а потом стал на нас жаловаться, на меня, на мужа, на тебя особенно… много чего наговорил. | – Elles n’ont pas su me le répéter clairement parce qu’elles ne l’ont pas compris. Je sais seulement qu’il leur a fait peur à toutes. Il venait pour Ivan Fiodorovitch, mais celui-ci était absent ; alors il a demandé Elisabeth Prokofievna. Il a commencé par la prier de lui trouver une place, de le faire entrer dans l’administration ; puis il s’est mis à se plaindre de nous, de moi, de mon mari, de toi surtout… Il a débité un tas de choses. |
| – Ты не могла узнать? – трепетал как в истерике Ганя. | – Tu n’as pas pu savoir lesquelles ? demanda Gania, secoué d’un tremblement convulsif. |
| – Да где уж тут! Он и сам-то вряд ли понимал, что говорил, а, может, мне и не передали всего. | – Ce n’était guère aisé ! Lui-même ne devait pas bien comprendre ce qu’il disait ; peut-être aussi ne m’ont-elles pas tout raconté. |
| Ганя схватился за голову и побежал к окну; Варя села у другого окна. | Gania se prit la tête dans les mains et courut vers une fenêtre. Barbe s’assit auprès de l’autre fenêtre. |
| – Смешная Аглая, – заметила она вдруг, – останавливает меня и говорит: “передайте от меня особенное, личное уважение вашим родителям; я наверно найду на-днях случай видеться с вашим папашей”. И этак серьезно говорит. Странно ужасно… | – Elle est drôle, cette Aglaé ! observa-t-elle à brûle-pourpoint. – Elle m’a arrêtée pour me dire : « Présentez à vos parents l’hommage particulier de ma considération personnelle ; je trouverai certainement ces jours-ci l’occasion de voir votre papa. » Et elle a proféré cela sur un ton si sérieux ! C’est bien étrange… |
| – Не в насмешку? Не в насмешку? | – N’était-ce pas une moquerie ? En es-tu sûre ? |
| – То-то и есть что нет; тем-то и странно. | – Non, ce n’était pas une moquerie, et c’est ce qu’il y a d’étrange. |
| – Знает она или не знает про старика, как ты думаешь? | – Est-elle ou non au courant de l’affaire du vieux ? qu’en penses-tu ? |
| – Что в доме у них не знают, так в этом нет для меня и сомнения; но ты мне мысль подал: Аглая, может быть, и знает. Одна она и знает, потому что сестры были тоже удивлены, когда она так серьезно передавала поклон отцу. И с какой стати именно ему? Если знает, так ей князь передал! | – On ignore cette affaire chez eux ; cela ne fait aucun doute pour moi. Mais tu me donnes l’idée qu’Aglaé, elle, pourrait bien la connaître. Elle est seule au courant, car ses sœurs ont également été surprises de l’entendre me charger avec autant de sérieux de saluer notre père. Et pourquoi serait-ce justement à lui qu’elle enverrait ses salutations ? Si elle connaît l’affaire, c’est que le prince la lui a racontée ! |
| – Не хитро узнать, кто передал! Вор! Этого еще недоставало. Вор в нашем семействе, “глава семейства”! | – Point n’est besoin d’être malin pour savoir qui la lui a racontée ! Un voleur ! Il ne manquait plus que cela. Un voleur dans notre famille, et le « chef de familier ! |
| – Ну, вздор! – крикнула Варя совсем рассердившись: – пьяная история, больше ничего. И кто это выдумал? Лебедев, князь… сами-то они хороши: ума палата. Я вот во столечко это ценю. | – Allons, c’est un enfantillage ! s’écria Barbe en se fâchant pour tout de bon. – Une histoire d’ivrognes, rien de plus. Et qui l’a inventée ? Lébédev, le prince… de jolis personnages eux-mêmes, des phénix d’intelligence ! Je n’attache pas la moindre importance à cet incident. |
| – Старик вор и пьяница, – желчно продолжал Ганя, – я нищий, муж сестры ростовщик, – было на что позариться Аглае! Нечего сказать, красиво! | – Le vieux est un voleur et un ivrogne, poursuivit Gania en épanchant sa bile ; – moi, je suis un gueux ; le mari de ma sœur est un usurier. Il y avait chez nous de quoi séduire Aglaé : une belle famille en vérité ! |
| – Этот муж сестры, ростовщик, тебя… | – Ce mari de ta sœur, cet usurier te… |
| – Кормит, что ли? Ты не церемонься, пожалуста. | – Me nourrit, n’est-ce pas ? Ne te gêne pas, je t’en prie. |
| – Чего ты злишься? – спохватилась Варя. – Ничего-то не понимаешь, точно школьник. Ты думаешь, все это могло повредить тебе в глазах Аглаи? Не знаешь ты ее характера; она от первейшего жениха отвернется, а к студенту каком-нибудь умирать с голоду, на чердак, с удовольствием бы побежала, – вот ее мечта! Ты никогда и понять не мог, как бы ты в ее глазах интересен стал, если бы с твердостью и гордостью умел переносить нашу обстановку. Князь ее на удочку тем и поймал, что, во-первых, совсем и не ловил, а во-вторых, что он на глаза всех идиот. Уж одно то, что она семью из-за него перемутит, – вот что ей теперь любо. Э-эх, ничего-то вы не понимаете! | – Pourquoi t’emportes-tu ? fit Barbe en se ressaisissant. Tu ne comprends rien ; tu es comme un écolier. Tu crois que tout ceci a pu te nuire aux yeux d’Aglaé ? Tu ne connais pas son caractère ; elle est capable de repousser le parti le plus magnifique pour s’enfuir avec un étudiant et accepter de mourir de faim auprès de lui dans un grenier ; voilà son rêve ! Tu ne t’es jamais avisé à quel point tu te serais rendu intéressant à ses yeux si tu avais été capable de supporter notre situation avec fermeté et fierté. Le prince l’a empaumée d’abord parce qu’il ne l’a pas cherchée, ensuite parce qu’il passe auprès de tout le monde pour un idiot. La seule perspective de mettre sa famille sens dessus dessous à cause de lui, voilà ce qui l’enchante à présent ! Ah ! vous autres hommes, vous ne comprenez rien ! |
| – Ну, еще увидим, понимаем или не понимаем, – загадочно пробормотал Ганя, – только я все-таки бы не хотел, чтоб она узнала о старике. Я думал, князь удержится и не расскажет. Он и Лебедева сдержал; он и мне не хотел всего выговорить, когда я пристал… | – C’est bien, nous verrons si nous comprenons ou ne comprenons pas, murmura Gania d’un air énigmatique. Mais j’aurais tout de même bien voulu qu’elle ne connût pas l’affaire du vieux. Je pensais que le prince tiendrait sa langue et n’ébruiterait rien, Il avait réussi à contenir Lébédev ; même à moi, en dépit de mon insistance, il n’a pas voulu tout raconter… |
| – Стало быть, сам видишь, что и мимо его все уже известно. Да и чего тебе теперь? Чего надеешься? А если б и оставалась еще надежда, то это бы только страдальческий вид тебе в ее глазах придало. | – Tu vois donc toi-même que l’affaire a été colportée sans qu’il y ait contribué. Mais que t’importe maintenant ? Qu’espères-tu ? Et s’il te restait une espérance, cela ne pourrait que te donner à ses yeux l’auréole du martyre. |
| – Ну, скандалу-то и она бы струсила, несмотря на весь романизм. Все до известной черты, и все до известной черты; все вы таковы. | – Allons, malgré tout son romantisme elle aurait peur du scandale ! Tout a ses limites, et nul ne s’engage au delà d’une certaine mesure ; vous êtes toutes les mêmes. |
| – Аглая-то бы струсила? – вспылила Варя, презрительно поглядев на брата: – а низкая, однако же, у тебя душонка! Не стоите вы все ничего. Пусть она смешная и чудачка, да зато благороднее всех нас в тысячу раз. | – Peur, Aglaé ? s’écria Barbe en lançante à son frère un regard de mépris. – Ton âme est bien basse ! Vous ne valez pas plus cher les uns que les autres. Qu’on la regarde comme ridicule et extravagante, passe ! Mais elle est en revanche mille fois plus noble de caractère que nous tous. |
| – Ну, ничего, ничего, не сердись, – самодовольно пробормотал опять Ганя. | – Bon, cela va bien, ne te fâche pas ! murmura de nouveau Gania d’un air suffisant. |
| – Мне мать только жаль, – продолжала Варя, – боюсь, чтоб эта отцовская история до нее не дошла, ах, боюсь! | – Je plains seulement ma mère, poursuivit Barbe. Je crains que l’histoire de mon père ne soit arrivée à ses oreilles. J’en ai bien peur ! |
| – И наверно дошла, – заметил Ганя. | – Elle la connaît sûrement, fit observer Gania. |
| Варя было встала, чтоб отправиться на верх к Нине Александровне, но остановилась и внимательно посмотрела на брата. | Barbe s’était levée pour monter à l’étage supérieur, chez Nina Alexandrovna. Elle s’arrêta et regarda son frère d’un air intrigué. |
| – Кто же ей мог сказать? | – Qui donc a pu le lui dire ? |
| – Ипполит, должно быть. Первым удовольствием, я думаю, почел матери это отрапортовать, как только к нам переехал. | – Hippolyte, probablement. Je présume qu’aussitôt installé chez nous, il n’aura rien eu de plus pressé que de raconter cela à notre mère. |
| – Да почему он-то знает, скажи мне, пожалуста? Князь и Лебедев никому решили не говорить, Коля даже ничего не знает. | – Mais dis-moi, je te prie, comment il peut connaître cette affaire ? Le prince et Lébédev sont convenus de n’en parler à personne, et Kolia lui-même l’ignore. |
| – Ипполит-то? Сам узнал. Представить не можешь, до какой степени это хитрая тварь; какой он сплетник, какой у него нос, чтоб отыскать чутьем все дурное, все что скандально. Ну, верь не верь, а я убежден, что он Аглаю успел в руки взять! А не взял, так возьмет. Рогожин с ним тоже в сношения вошел. Как это князь не замечает! И уж как ему теперь хочется меня подсидеть! За личного врага меня почитает, я это давно раскусил, и с чего, что ему тут, ведь умрет, я понять не могу! Но я его надую; увидишь, что не он меня, а я его подсижу. | – Hippolyte ? Il a appris cela tout seul. Tu ne peux te figurer combien cet être-là est rusé et cancanier, ni quel flair il possède pour découvrir toutes les histoires malpropres, tout ce qui a un caractère scandaleux. Tu peux le croire ou ne pas le croire, moi je suis convaincu qu’il a déjà réussi à prendre de l’ascendant sur Aglaé. Si ce n’est pas, ce sera. Rogojine est également entré en rapport avec lui. Comment le prince ne s’en aperçoit-il pas ? Et quelle envie cet Hippolyte a maintenant de me jouer un mauvais tour ! Il me regarde comme un ennemi personnel ; je l’ai compris depuis longtemps, mais je me demande à quoi cela rime de la part d’un moribond ! Il a affaire à forte partie ; tu verras : ce n’est pas à lui mais à moi que restera le dernier mot. |
| – Зачем же ты переманил его, когда так ненавидишь? И стоит он того, чтоб его подсиживать? | – Pourquoi l’avoir fait venir ici, si tu le hais à ce point ? Et est-ce la peine de vouloir avoir le dernier mot avec lui ? |
| – Ты же переманить его к нам посоветовала. | – C’est toi-même qui m’as conseillé de l’amener ici. |
| – Я думала, что он будет полезен; а знаешь, что он сам теперь влюбился в Аглаю и писал к ней? Меня расспрашивали… чуть ли он к Лизавете Прокофьевне не писал. | – Je pensais qu’il serait utile. Mais sais-tu qu’il est lui-même tombé amoureux d’Aglaé et qu’il lui a écrit ? On m’a interrogée… C’est tout juste s’il n’a pas écrit à Elisabeth Prokofievna. |
| – В этом смысле неопасен! – сказал Ганя, злобно засмеявшись, – впрочем, верно что-нибудь да не то. Что он влюблен, это очень может быть, потому что мальчишка! Но… он не станет анонимные письма старухе писать. Это такая злобная, ничтожная, самодовольная посредственность!.. Я убежден, я знаю наверно, что он меня пред нею интриганом выставил, с того и начал. Я, признаюсь, как дурак ему проговорился сначала; я думал, что он из одного мщения к князю в мои интересы войдет; он такая хитрая тварь! О, я раскусил его теперь совершенно. А про эту покражу он от своей же матери слышал, от капитанши. Старик, если и решился на это, так для капитанши. | – Sous ce rapport il n’est pas dangereux ! dit Gania en ricanant malignement. – D’ailleurs il doit s’agir d’autre chose. Qu’il soit amoureux, c’est bien possible, car c’est un gamin ! Mais… il ne se mettra pas à écrire des lettres anonymes à la vieille. C’est une nullité si fielleuse, si infatuée d’elle-même !… Je suis certain, je sais à n’en pas douter qu’il m’a dépeint à elle comme un intrigant, c’est par là qu’il a commencé. J’ai été assez bête, je l’avoue, pour avoir au début la langue trop longue avec lui ; je pensais qu’il servirait mes intérêts, ne fût-ce que pour se venger du prince ; c’est un individu si sournois ! Oh ! maintenant, je sais à quoi m’en tenir sur lui ! Quant à ce vol, c’est par sa mère, la capitaine, qu’il en a eu connaissance. C’est pour elle que le vieux s’est décidé à faire le coup. |
| Вдруг мне, ни с того ни с сего, сообщает, что “генерал” его матери четыреста рублей обещал, и совершенно этак ни с того, ни с сего, безо всяких церемоний. Тут я все понял. И так мне в глаза и заглядывает, с наслаждением с каким-то; мамаше он, наверно, то же сказал, единственно из удовольствия сердце ей разорвать. И чего он не умирает, скажи мне, пожалуста? Ведь обязался чрез три недели умереть, а здесь еще потолстел! Перестает кашлять; вчера вечером сам говорил, что другой уже день кровью не кашляет. | De but en blanc Hippolyte m’a appris que le « général » avait promis quatre cents roubles à sa mère. Il a dit cela tout de go, sans circonlocutions. Alors j’ai tout compris. Il me regardait dans les yeux avec une sorte de volupté. Il l’a sûrement répété à maman, rien que pour le plaisir de lui déchirer le cœur. Et pourquoi ne meurt-il pas, dis-le-moi, je t’en prie ? Ne s’était-il pas engagé à mourir dans les trois semaines ? Et depuis qu’il est ici, il a engraissé ! Sa toux commence à passer ; il a même dit hier soir que, depuis deux jours déjà, il ne crachait plus le sang. |
| – Выгони его. | – Mets-le dehors. |
| – Я не ненавижу его, а презираю, – гордо произнес Ганя. – Ну да, да, пусть я его ненавижу, пусть! – вскричал он вдруг с необыкновенною яростью; – и я ему выскажу это в глаза, когда он даже умирать будет, на своей подушке! Если бы ты читала его исповедь, – боже! какая наивность наглости! Это поручик Пирогов, это Ноздрев в трагедии, а главное – мальчишка! О, с каким бы наслаждением я тогда его высек, именно чтоб удивить его. Теперь он всем мстит, за то что тогда не удалось… Но что это? Там опять шум! Да что это, наконец, такое? Я этого, наконец, не потерплю. Птицын! – вскричал он входящему в комнату Птицыну: – что это, до чего у нас дело дойдет, наконец? Это… это… | – Je ne le hais pas, je le méprise, fit Gania d’un air superbe. – Et puis, oui, je le hais, soit ! s’exclama-t-il subitement dans un transport de colère. – Et je le lui dirai en face, même s’il est sur son lit d’agonie ! Si tu pouvais lire sa confession, Dieu ! quelle naïve impudence ! C’est le lieutenant Pirogov, c’est Nozdriov au tragique, et surtout c’est un gamin ! Avec quel plaisir je l’aurais fessé à ce moment-là, justement pour l’étonner. Maintenant il veut se venger sur tout le monde d’avoir raté son effet l’autre jour… Mais qu’est-ce qu’il y a ? le vacarme recommence là-haut ! Voyons, à la fin, qu’est-ce que cela signifie ? je ne tolérerai pas cela ! s’écria-t-il en s’adressant à Ptitsine qui rentrait dans la pièce. – Qu’est-ce que c’est ? À quoi n’en arrivera-t-on pas chez nous ?… C’est… c’est… |
| Но шум быстро приближался, дверь вдруг распахнулась, и старик Иволгин, в гневе, багровый, потрясенный, вне себя, тоже набросился на Птицына. За стариком следовали Нина Александровна, Коля и сзади всех Ипполит. | Mais le bruit se rapprochait rapidement. La porte s’ouvrit soudain et le vieil Ivolguine, plein de colère, congestionné, bouleversé, hors de lui, s’élança lui aussi vers Ptitsine. À sa suite entrèrent Nina Alexandrovna, Kolia et, en dernier, Hippolyte. |
| II. | II. |
| Ипполит уже пять дней как переселился в дом Птицына. Это случилось как-то натурально, без особых слов и без всякой размолвки между ним и князем; они не только не поссорились, но, с виду, как будтоe даже расстались друзьями. Гаврила Ардалионович, так враждебный к Ипполиту на тогдашнем вечере, сам пришел навестить его, уже на третий, впрочем, день после происшествия, вероятно, руководимый какою-нибудь внезапною мыслью. | Hippolyte s’était installé depuis déjà cinq jours dans la maison de Ptitsine. La séparation s’était arrangée assez naturellement, sans tiraillements ni brouille, entre le prince et lui ; non seulement ils n’avaient pas eu de discussion, mais encore ils donnaient l’impression de s’être quittés en bons termes. Gabriel Ardalionovitch lui-même, si hostile à l’égard d’Hippolyte dans la soirée que nous avons relatée, était allé lui rendre visite deux jours après l’événement ; il obéissait sans doute à une arrière-pensée qui lui était venue inopinément. |
| Почему-то и Рогожин стал тоже приходить к больному. Князю в первое время казалось, что даже и лучше будет для “бедного мальчика”, если он переселится из его дома. Но и во время своего переселения Ипполит уже выражался, что он переселяется к Птицыну, “который так добр, что дает ему угол”, и ни разу, точно нарочно, не выразился, что переезжает к Гане, хотя Ганя-то и настоял, чтоб его приняли в дом. Ганя это тогда же заметил и обидчиво заключил в свое сердце. | Rogojine se mit aussi à fréquenter le malade, on ne sait trop pour quel motif. Au début, le prince avait pensé que le « pauvre garçon » trouverait lui-même avantage à déménager de chez lui. Mais, quand il changea de logis, Hippolyte souligna qu’il allait s’installer chez Ptitsine « qui avait eu la bonté de lui offrir un abri » ; comme à dessein, il ne souffla pas mot de Gania, bien que ce dernier eût insisté pour qu’on le reçût à la maison. Gania s’en était aperçu et cette offense lui était restée sur le cœur. |
| Он был прав, говоря сестре, что больной поправился, Действительно, Ипполиту было несколько лучше прежнего, что заметно было с первого на него взгляда. Он вошел в комнату не торопясь, позади всех, с насмешливою и недоброю улыбкой. Нина Александровна вошла очень испуганная. (Она сильно переменилась в эти полгода, похудела; выдав замуж дочь и переехав к ней жить, она почти перестала вмешиваться наружно в дела своих детей.) | l avait dit vrai quand il avait annoncé à sa sœur que le malade se rétablissait. En effet Hippolyte se sentait un peu mieux qu’auparavant et l’on pouvait s’en rendre compte au premier coup d’œil. Il entra dans la chambre sans se presser, à la suite de tous les autres, un sourire ironique et malveillant sur les lèvres. Nina Alexandrovna donnait les signes d’une vive frayeur. (Elle avait considérablement changé et maigri au cours des six derniers mois ; depuis qu’elle avait marié sa fille et était venue habiter chez elle, elle avait l’air de ne plus se mêler des affaires de ses enfants.) |
| Коля был озабочен и как бы в недоумении; он многого не понимал в “сумасшествии генерала”, как он выражался, конечно, не зная основных причин этой новой сумятицы в доме. Но ему ясно было, что отец до того уже вздорит, ежечасно и повсеместно, и до того вдруг переменился, что как будто совсем стал не тот человек, как прежде. Беспокоило его тоже, что старик в последние три дня совсем даже перестал пить. Он знал, что он разошелся и даже поссорился с Лебедевым и с князем. Коля только что воротился домой с полуштофом водки, который приобрел на собственные деньги. | Kolia était soucieux et comme perplexe ; bien des choses lui échappaient dans cette « folie du général », comme il disait, car il ignorait naturellement les raisons véritables du nouveau désarroi qui régnait dans la maison. Mais, à voir son père manifester à tout moment et à tout propos une humeur si querelleuse, il devenait clair pour lui que celui-ci avait brusquement changé et n’était pour ainsi dire plus le même homme. Le fait même que le vieillard eût complètement cessé de boire depuis trois jours avivait son inquiétude. Il savait qu’il avait rompu avec Lébédev et avec le prince, et même qu’il s’était disputé avec eux. Il venait justement de rapporter un demi-stof d’eau-de-vie acheté de ses propres deniers. |
| – Право, мамаша, – уверял он еще наверху Нину Александровну, – право, лучше пусть выпьет. Вот уже три дня как не прикасался; тоска, стало быть. Право, лучше; я ему и в долговое носил… | – Je t’assure, maman, affirmait-il à Nina Alexandrovna quand ils étaient encore à l’étage supérieur, je t’assure qu’il vaut mieux le laisser boire. Voilà trois jours qu’il n’a rien bu ; de là vient son humeur noire. Vraiment, cela vaudrait mieux ; je lui portais de l’eau-de-vie même quand il était à la prison pour dettes… |
| Генерал растворил дверь наотлет и стал на пороге, как бы дрожа от негодования. | Le général ouvrit la porte toute grande et s’arrêta sur le seuil ; il avait l’air frémissant d’indignation. |
| – Милостивый государь! – закричал он громовым голосом Птицыну: – если вы действительно решились пожертвовать молокососу и атеисту почтенным стариком, отцом вашим, то-есть по крайней мере отцом жены вашей, заслуженным у государя своего, то нога моя, с сего же часу, перестанет быть в доме вашем. Избирайте, сударь, избирайте немедленно: или я, или этот… винт! Да, винт! Я сказал нечаянно, но это – винт! Потому что он винтом сверлит мою душу, и безо всякого уважения… винтом! | – Mon cher monsieur, cria-t-il à Ptitsine d’une voix tonitruante, si réellement vous avez résolu de sacrifier à ce blanc-bec et à cet athée le respectable vieillard qui est votre père, ou du moins le père de votre femme, et qui a loyalement servi son souverain, sachez qu’à partir de maintenant mes pieds ne fouleront plus le sol de votre logis. Choisissez, monsieur, choisissez séance tenante : ou moi, ou… cette vis. Oui, cette vis ! Ce mot m’est venu par hasard ; mais c’est bien une vis ! Car il perce mon âme à la manière d’une vis et sans aucun égard… tout comme une vis ! |
| – Не штопор ли? – вставил Ипполит. | – Pourquoi pas un tire-bouchon ? intervint Hippolyte. |
| – Нет, не штопор, ибо я пред тобой генерал, а не бутылка. Я знаки имею, знаки отличия… а ты шиш имеешь. Или он, или я! Решайте, сударь, сейчас же, сей же час! – крикнул он опять в исступлении Птицыну. Тут Коля подставил ему стул, и он опустился на него почти в изнеможении. | – Non, pas un tire-bouchon, car tu n’as pas devant toi une bouteille, mais un général. J’ai des décorations, des distinctions honorifiques… et toi, tu n’as rien. Ou lui, ou moi ! Décidez-vous, monsieur, et sur-le-champ ! cria-t-il de nouveau à Ptitsine sur un ton d’exaspération. Kolia lui approcha une chaise sur laquelle il se laissa choir, presque à bout de forces. |
| – Право бы, вам лучше… заснуть, – пробормотал было ошеломленный Птицын. | – En vérité, celae vous vaudrait mieux de faire un somme, marmonna Ptitsine abasourdi. |
| – Он же еще и угрожает! – проговорил сестре вполголоса Ганя. | – Il a encore le toupet de proférer des menaces ! chuchota Gania à sa sœur. |
| – Заснуть! – крикнул генерал: – я не пьян, милостивый государь, и вы меня оскорбляете. Я вижу, – продолжал он, вставая опять, – я вижу, что здесь все против меня, все и все, Довольно! Я ухожу… Но знайте, милостивый государь, знайте… | – Faire un somme ! s’exclama le général. Je ne suis pas ivre, mon cher monsieur, et vous m’insultez. Je vois, poursuivit-il en se levant de nouveau, qu’ici tout et tous sont contre moi. J’en ai assez ! Je m’en vais… Mais sachez, mon cher monsieur, sachez… |
| Ему не дали договорить и усадили опять; стали упрашивать успокоиться. Ганя в ярости ушел в угол. Нина Александровна трепетала и плакала. | On le fit rasseoir sans le laisser achever et on le supplia de se calmer. Gania, furieux, se retira dans un coin. Nina Alexandrovna tremblait et sanglotait. |
| – Да что я сделал ему? На что он жалуется? – вскричал Ипполит, скаля зубы. | – Mais que lui ai-je fait ? De quoi se plaint-il ? dit Hippolyte sur un ton de persiflage. |
| – А разве не сделали? заметила вдруг Нина Александровна; – уж вам-то особенно стыдно и… бесчеловечно старика мучить… да еще на вашем месте. | – Prétendez-vous ne lui avoir rien fait ? intervint soudain Nina Alexandrovna. – C’est surtout vous qui devriez avoir honte et… c’est de la cruauté de tourmenter un vieillard… plus spécialement quand on est dans votre situation. |
| – Во-первых, какое такое мое место, сударыня! Я вас очень уважаю, вас именно, лично, но… | – D’abord, madame, quelle est donc ma situation ? J’ai un vif respect pour vous, pour vous en particulier et personnellement, mais… |
| – Это винт! – кричал генерал: – он сверлит мою душу и сердце! Он хочет, чтоб я атеизму поверил! Знай, молокосос, что еще ты не родился, а я уже был осыпан почестями; а ты только завистливый червь, перерванный надвое, с кашлем… и умирающий от злобы и от неверия… И зачем тебя Гаврила перевел сюда? Все на меня, от чужих до родного сына! | – C’est une vis ! s’écria le général. Il me perfore l’âme et le cœur ! Il veut me gagner à l’athéisme ! Sache, blanc-bec, que j’étais déjà comblé d’honneurs alors que tu n’étais pas né. Tu n’es qu’un ver travaillé par l’envie, un ver coupé en deux, un ver qui tousse… et qui se meurt de haine et d’impiété… Pourquoi Gabriel t’a-t-il amené ici ? Tout le monde est contre moi, depuis les étrangers jusqu’à mon propre fils ! |
| – Да полноте, трагедию завел! – крикнул Ганя: – не срамили бы нас по всему городу, так лучше бы было! | – Assez joué la tragédie ! cria Gania ; si vous ne nous aviez pas déshonorés aux yeux de toute la ville, cela n’en eût que mieux valu ! |
| – Как, я срамлю тебя, молокосос! Тебя? Я честь только сделать могу тебе, а не обесчестить тебя! | – Comment ? moi, te déshonorer, blanc-bec ! Toi ? Je ne puis que te faire honneur, et nullement te déshonorer ! |
| Он вскочил, и его уже не могли сдержать; но и Гаврила Ардалионович, видимо, прорвался. | Il avait bondi ; on ne pouvait plus le retenir ; mais Gabriel Ardalionovitch avait, lui aussi, visiblement perdu la mesure. |
| – Туда же о чести! – крикнул он злобно. | – Il a le front de parler d’honneur ! s’écria malignement ce dernier. |
| – Что ты сказал? – загремел генерал, бледнея и шагнув к нему шаг. | – Qu’as-tu dit ? tonna le général, blême de colère, en faisant un pas vers lui. |
| – А то, что мне стоит только рот открыть, чтобы… – завопил вдруг Ганя и не договорил. Оба стояли друг пред другом, не в меру потрясенные, особенно Ганя. | – Je dis qu’il me suffirait d’ouvrir la bouche pour que… commença brusquement Gania, qui n’acheva point. Ils étaient tous deux face à face, en proie à une véhémente commotion, surtout Gania. |
| – Ганя, что ты? – крикнула Нина Александровна, бросаясь останавливать сына. | – Gania, que fais-tu ? s’exclama Nina Alexandrovna en s’élançant pour retenir son fils. |
| – Экой вздор со всех сторон! – отрезала в негодовании Варя: – полноте, мамаша, – схватила она ее. | – Ce ne sont que des bêtises de tous côtés, s’écria Barbe indignée. – Allons, maman, calmez-vous ! Et elle se cramponna à sa mère. |
| – Только для матери и щажу, – трагически произнес Ганя. | – Si je vous épargne, c’est par égard pour ma mère, proféra Gania sur un ton tragique. |
| – Говори! – ревел генерал в совершенном исступлении: – говори, под страхом отцовского проклятия… говори! | – Parle ! hurla le général au comble de l’exaspération. Parle, sous peine d’être maudit par ton père… parle ! |
| – Ну вот, так я испугался вашего проклятия! И кто в том виноват, что вы восьмой день как помешанный? Восьмой день, видите, я по числам знаю… Смотрите, не доведите меня до черты; все скажу… Вы зачем к Епанчиным вчера потащились? Еще стариком называется, седые волосы, отец семейства! Хорош! | – Ah ouiche ! j’ai bien peur de votre malédiction ! À qui la faute si depuis huit jours vous êtes comme fou ? Je dis : depuis huit jours ; voyez, je connais la date… Prenez garde de me pousser à bout, je dirais tout… Pourquoi vous êtes-vous traîné hier chez les Epantchine ? Et vous voudriez encore qu’on respectât votre vieillesse, vos cheveux blancs, votre dignité de père de famille ? C’est du joli ! |
| – Молчи, Ганька! – закричал Коля: – молчи, дурак! | – Tais-toi, Gania ! s’écria Kolia. Tais-toi, imbécile ! |
| – Да чем я-то, я-то чем его оскорбил? – настаивал Ипполит, но все как-будто тем же насмешливым тоном. – Зачем он меня винтом называет, вы слышали? Сам ко мне пристал; пришел сейчас и заговорил о каком-то капитане Еропегове. Я вовсе не желаю вашей компании, генерал; избегал и прежде, сами знаете. Что мне за дело до капитана Еропегова, согласитесь сами? Я не для капитана Еропегова сюда переехал. Я только выразил ему вслух мое мнение, что, может, этого капитана Еропегова совсем никогда не существовало. Он и поднял дым коромыслом. | – En quoi donc l’ai-je offensé ? insista Hippolyte, toujours sur un ton qui frisait l’insolence. – Pourquoi me traite-t-il de vis, vous l’avez entendu ? C’est lui qui m’a harcelé : il est venu tout à l’heure me raconter l’histoire d’un certain capitaine Iéropiégov. Je ne tiens nullement à faire partie de votre société, général ; vous-même savez que je l’ai naguère évitée. Que m’importe le capitaine Iéropiégov ? avouez-le vous-même… Ce n’est pas pour le capitaine Iéropiégov que je suis venu m’installer ici. Je me suis borné à exprimer tout haut au général l’opinion que ce capitaine Iéropiégov pouvait bien n’avoir jamais existé. Là-dessus la moutarde lui est montée au nez. |
| – Без сомнения, не существовало! – отрезал Ганя. | – Il n’y a pas de doute : ce capitaine n’a jamais existé, fit Gania d’un ton tranchant. |
| Но генерал стоял как ошеломленный и только бессмысленно озирался кругом. Слова сына поразили его своею чрезвычайною откровенностью. В первое мгновение он не мог даже и словe найти. И наконец только, когда Ипполит расхохотался на ответ Гани и прокричал: “Ну, вот, слышали, собственный ваш сын тоже говорит, что никакого капитана Еропегова не было”, – старик проболтал, совсем сбившись: | Le général demeura interloqué. Il jeta autour de lui des regards hébétés. Les paroles de son fils l’avaient saisi par leur brutale assurance. Sur le moment il ne trouva pas un mot à répliquer. Mais la réflexion de Gania provoqua un éclat de rire d’Hippolyte. – Vous l’avez entendu ? fit ce dernier. – Votre propre fils vous dit qu’il n’y a jamais eu de capitaine Iéropiégov. Complètement décontenancé, le vieillard marmonna. |
| – Капитона Еропегова, а не капитана… Капитона… подполковник в отставке, Еропегов… Капитон. | – J’ai parlé de Capiton Iéropiégov et non d’un capitaine… Capiton… lieutenant-colonel en retraite, Iéropiégov… Capiton. |
| – Да и Капитона не было! – совсем уж разозлился Ганя. | – Il n’y a pas eu davantage de Capiton ! reprit Gania hors de lui. |
| – По… почему не было? – пробормотал генерал, и краска бросилась ему в лицо. | – Comment… pourquoi n’y en aurait-il pas eu ? balbutia le général, tandis que le rouge lui montait au visage. |
| – Да полноте! – унимали Птицын и Варя. | – Allons, calmez-vous ! intervinrent Ptitsine et Barbe. |
| – Молчи, Ганька! – крикнул опять Коля. | – Tais-toi, Gania ! cria de nouveau Kolia. |
| Но заступничество как бы опамятовало и генерала. | Mais ces interventions rendirent au général son aplomb. |
| – Как не было? Почему не существовало? – грозно вскинулся он на сына. | – Comment il n’a pas existé ? Pourquoi n’aurait-il pas existé ? jeta-t-il sur un ton de menace à son fils. |
| – Так, потому что не было. Не было да и только, да совсем и не может быть! Вот вам. Отстаньте, говорю вам. | – Parce qu’il n’a pas existé, voilà tout. Il n’a pas existé, c’est tout à fait impossible ! Tenez-vous-le pour dit. N’insistez pas, je vous le répète. |
| – И это сын… это мой родной сын, которого я… о боже! Еропегова, Ерошки Еропегова не было! | – Et dire que c’est mon fils… c’est mon propre fils, celui que je… Oh ! mon Dieu ! Il ose prétendre que Iéropiégov, Iérochka Iéropiégov n’a pas existé ! |
| – Ну, вот, то Ерошки, то Капитошки! – ввернул Ипполит. | – Allons bon ! tout à l’heure c’était Capitochka, maintenant c’est Iérochka ! lança Hippolyte. |
| – Капитошки, сударь, Капитошки, а не Ерошки! Капитон, Капитан Алексеевич, то бишь, Капитон… подполковник… в отставке… женился на Марье… на Марье Петровне Су… Су… друг и товарищ… Сутуговой… с самого даже юнкерства. Я за него пролил… я заслонил… убит. Капитошки Еропегова не было! Не существовало! | – Je parle de Capitochka, mon petit monsieur, et non de Iérochka ! Il s’agit de Capiton, Capitan Alexéïévitch, je veux dire Capiton… lieutenant-colonel… en retraite… qui a épousé Marie… Marie Pétrovna Sou… Sou… bref mon ami et mon camarade… Soutougov… Nous étions ensemble à l’école des cadets. J’ai versé pour lui… je l’ai protégé de mon corps… mais il a été tué. On ose dire qu’il n’y a pas eu de Capitochka Iéropiégov ! qu’il n’a pas existé ! |
| Генерал кричал в азарте, но так, что можно было подумать, что дело шло об одном, а крик шел о другом. Правда, в другое время он, конечно, вынес бы что-нибудь и гораздо пообиднее известия о совершенном небытии Капитона Еропегова, покричал бы, затеял бы историю, вышел бы из себя, но все-таки в конце концов удалился бы к себе на верх спать. Но теперь, по чрезвычайной странности сердца человеческого, случилось так, что именно подобная обида, как сомнение в Еропегове, и должна была переполнить чашу. Старик побагровел, поднял руки и прокричал: | Le général vociférait avec fureur, mais on sentait que son émoi procédait d’une tout autre cause que de la question en litige. À la vérité il aurait certainement toléré en d’autres temps une supposition beaucoup plus blessante que celle de l’inexistence de Capiton Iéropiégov. Il aurait crié, ergoté ; il se serait emporté, mais aurait fini par monter à l’étage au-dessus pour aller se coucher. Cette fois, par une singulière étrangeté du cœur humain, la coupe déborda du seul fait que l’on eût mis en doute l’existence d’Iéropiégov, si anodine que fût cette offense. Le vieillard devint pourpre, leva les bras au ciel et hurla : |
| – Довольно! Проклятие мое… прочь из этого дома! Николай, неси мой сак, иду… прочь! | – Assez ! Ma malédiction… Je sors de cette maison ! Nicolas, prends mon sac de voyage… je pars. |
| Он вышел, торопясь и в чрезвычайном гневе. За ним бросились Нина Александровна, Коля и Птицын. | Il se précipita dehors, au paroxysme de la colère. Nina Alexandrovna, Kolia et Ptitsine s’élancèrent sur ses pas. |
| – Ну что ты наделал теперь! – сказала Варя брату: – он опять, пожалуй, туда потащится. Сраму-то, сраму-то! | – Tu viens de faire un joli coup ! dit Barbe à son frère. Qui sait ? il va peut-être retourner là-bas. Quelle honte ! quelle honte ! |
| – А не воруй! – крикнул Ганя, чуть не захлебываясь от злости; вдруг взгляд его встретился с Ипполитом; Ганя чуть не затрясся. – А вам, милостивый государь, – крикнул он, – следовало бы помнить, что вы все-таки в чужом доме и… пользуетесь гостеприимством, а не раздражать старика, который, очевидно, с ума сошел… | – Il n’avait qu’à ne pas voler ! s’écria Gania, étranglant presque de rage. Soudain son regard rencontra celui d’Hippolyte ; il fut pris d’une sorte de tremblement. – Quant à vous, mon cher monsieur, s’écria-t-il, vous auriez dû vous rappeler qu’après tout vous êtes sous le toit d’autrui et… qu’y jouissant de l’hospitalité, ce n’était pas à vous d’irriter un vieillard évidemment devenu fou. |
| Ипполита тоже как-будто передернуло, но он мигом сдержал себя. | Hippolyte fut, lui aussi, sur le point de s’emporter ; mais il se contint aussitôt. |
| – Я не совсем с вами согласен, что ваш папаша с ума сошел, – спокойно ответил он; – мне кажется напротив, что ему ума даже прибыло за последнее время, ей богу; вы не верите? Такой стал осторожный, мнительный, все-то выведывает, каждое слово взвешивает… Об этом Капитошке он со мной ведь с целью заговорил; представьте, он хотел навести меня на… | – Je ne suis pas tout à fait de votre avis quant à la prétendue folie de votre papa, dit-il avec calme. J’ai au contraire l’impression qu’il est plus sensé que dans ces derniers temps. Ma parole ! vous ne trouvez pas ? Il est devenu si cauteleux, si défiant, il a l’oreille aux aguets, il pèse chacun de ses mots… Quand il m’a parlé de ce Capitochka, il avait son idée : figurez-vous qu’il voulait m’amener à… Akirill.com |
| – Э, чорт ли мне в том, на что он хотел вас навести! Прошу вас не хитрить и не вилять со мной, сударь! – взвизгнул Ганя: – если вы тоже знаете настоящую причину, почему старик в таком состоянии (а вы так у меня шпионили в эти пять дней, что наверно знаете), то вам вовсе бы не следовало раздражать… несчастного и мучить мою мать преувеличением дела, потому что все это дело вздор, одна только пьяная история, больше ничего, ничем даже не доказанная,, и я вот во столечко ее не ценю… Но вам надо язвить и шпионить, потому что вы… вы… | – Du diable si je tiens à savoir à quoi il voulait vous amener ! Je vous prie de ne pas faire le malin et de ne pas finasser avec moi, monsieur ! dit Gania d’un ton criard. Si vous connaissiez, vous aussi, la véritable raison pour laquelle ce vieillard se met dans un pareil état (et vous avez si bien espionné chez moi durant ces cinq jours que vous nee pouvez manquer de la connaître), vous deviez vous abstenir rigoureusement d’irriter ce… malheureux et de tourmenter ma mère en exagérant une affaire qui n’a rien de sérieux ; c’est une simple histoire d’ivrognes, rien de plus ; elle n’est nullement prouvée et je n’en fais aucun cas… Mais vous, il faut que vous rongiez, que vous espionniez, parce que vous… vous êtes… |
| – Винт, – усмехнулся Ипполит. | – Une vis, ricana Hippolyte. |
| – Потому что вы дрянь, полчаса мучили людей, думая испугать их, что застрелитесь вашим незаряженным пистолетом, с которым вы так постыдно сбрендили, манкированный самоубийца, разлившаяся жолчь… на двух ногах. Я вам гостеприимство дал, вы потолстели, кашлять перестали, и вы же платите… | – Parce que vous êtes un vilain personnage ; vous avez tourmenté les gens pendant une demi-heure et cherché à les affoler en faisant le geste de vous tuer avec un pistolet qui n’était même pas chargé. Vous avez joué une comédie honteuse ; vous êtes un simulateur du suicide… un sac à bile monté sur deux jambes ! C’est moi qui vous ai donné l’hospitalité ; vous avez engraissé ici ; vous ne toussez plus, et voilà votre façon de reconnaître… |
| – Два слова только, позвольте-с; я у Варвары Ардалионовны, а не у вас; вы мне не давали никакого гостеприимства, и я даже думаю, что вы сами пользуетесь гостеприимством господина Птицына. Четыре дня тому я просил мою мать отыскать в Павловске для меня квартиру и самой переехать, потому что я, действительно, чувствую себя здесь легче, хотя вовсе не потолстел и все-таки кашляю. Мать уведомила меня вчера вечером, что квартира готова, а я спешу вас уведомить с своей стороны, что, отблагодарив вашу маменьку и сестрицу, сегодня же переезжаю к себе, о чем и решил еще вчера вечером. Извините, я вас прервал; вам, кажется, хотелось еще много сказать. | – Deux mots seulement, je vous prie ; je suis l’hôte de Barbe Ardalionovna et non le vôtre. Vous ne m’avez donné aucune hospitalité, et je crois de plus que vous-même bénéficiez de celle de M. Ptitsine. Il y a quatre jours, j’ai prié ma mère de me chercher un logement à Pavlovsk et de venir elle-même s’y installer, parce qu’en effet je me sens mieux ici, encore que je n’y aie pas engraissé et que je tousse toujours. Ma mère m’a fait savoir hier soir que le logement était prêt et je m’empresse de vous annoncer à mon tour que je vais m’y transporter aujourd’hui même, après avoir remercié votre maman et votre sœur ; ma décision est prise depuis hier soir. Excusez-moi de vous avoir interrompu ; vous aviez, si je ne me trompe, encore bien des choses à dire. |
| – О, если так… – задрожал Ганя. | – Oh ! s’il en est ainsi… dit Gania dans un frémissement. |
| – А если так, то позвольте мне сесть, – прибавил Ипполит, преспокойно усаживаясь на стуле, на котором сидел генерал, – я ведь все-таки болен; ну, теперь готов вас слушать, тем более, что это последний наш разговор и даже, может быть, последняя встреча. | – S’il en est ainsi, permettez-moi de m’asseoir, ajouta Hippolyte, en prenant tranquillement la chaise qu’avait occupée le général. – Car enfin je suis malade. Là, maintenant je suis prêt à vous écouter, d’autant que ce sera notre dernier entretien et peut-être même notre dernière rencontre. |
| Гане вдруг стало совестно. | Gania eut soudain un scrupule. |
| – Поверьте, что я не унижусь до счетов с вами, – сказал он, – и если вы… | – Croyez bien que je ne m’abaisserai pas à avoir un règlement de comptes avec vous, dit-il, et si vous… |
| – Напрасно вы так свысока, – прервал Ипполит; – я, с своей стороны, еще в первый день переезда моего сюда, дал себе слово не отказать себе в удовольствии отчеканить вам все и совершенно откровеннейшим образом, когда мы будем прощаться. Я намерен это исполнить именно теперь, после вас, разумеется. | – Vous avez tort de le prendre de si haut, coupa Hippolyte ; moi, de mon côté, je me suis promis, dès le jour de mon arrivée ici, de ne pas me refuser le plaisir de vous dire vos quatre vérités lorsque nous nous séparerions. Voici justement le moment de mettre ce projet à exécution, quand vous aurez fini de parler, bien entendu. |
| – А я прошу вас оставить эту комнату. | – Et moi, je vous prie de sortir de cette chambre. |
| – Лучше говорите, ведь будете раскаиваться, что не высказались. | – Mieux vaut que vous parliez ; après, vous vous repentiriez de ne pas avoir dit tout ce que vous aviez sur le cœur. |
| – Перестаньте, Ипполит; все это ужасно стыдно; сделайте одолжение, перестаньте! – сказала Варя. | – Finissez, Hippolyte ; tout cela est profondément honteux ; faites-moi le plaisir de cesser ! dit Barbe. |
| – Разве только для дамы, – рассмеялся Ипполит, вставая. – Извольте, Варвара Ардалионовна, для вас я готов сократить, но только сократить, потому что некоторое объяснение между мной и вашим братцем стало совершенно необходимым, а я ни за что не решусь уйти, оставив недоумения. | Hippolyte se leva. – Si je cesse, ce sera par pure déférence pour une dame, fit-il en riant. Comme il vous plaira, Barbe Ardalionovna ; pour vous je suis prêt à abréger, mais seulement à abréger cet entretien, car une explication entre votre frère et moi est devenue absolument indispensable et je ne me résignerais pour rien au monde à partir sur un malentendu. |
| – Просто-за-просто, вы сплетник, – вскричал Ганя, – оттого и не решаетесь без сплетен уйти! | – Disons le mot tout simplement : vous êtes un cancanier, s’écria Gania ; c’est pourquoi vous ne vous décidez pas à partir sans avoir débité vos commérages. |
| – Вот видите, – хладнокровно заметил Ипполит, – вы уж и не удержались. Право, будете раскаиваться, что не высказались. Еще раз уступаю вам слово. Я подожду. | – Vous voyez que vous n’êtes plus maître de vous, fit observer froidement Hippolyte. – Franchement, vous aurez des regrets si vous n’exprimez pas tout ce que vous avez à dire. Encore une fois, je vous cède la parole. Je parlerai après vous. |
| < < < | > > > |
| Двуязычный текст, подготовленный Akirill.com , размещенные на сайте Akirill.com 17 июня 2022 года. Каждую из книг (на французском или русском языках) можно забрать отдельно и повторно использовать в личных и некоммерческих целях. Они свободны от авторского права. При любом совместном использовании двух книг должно быть указано их происхождение https://www.Akirill.com | Texte bilingue préparé par Akirill.com , déposé sur le site Akirill.com le 17 juin 2022. Chacun des livres (russe ou français) peut être repris séparément et réutilisé à des fins personnelles et non commerciales. Ils sont libres de droits d’auteur. Toute utilisation des deux livres côte à côte doit mentionner leur origine https://www.Akirill.com |
L’Idiot, de Fédor Dostoïevski
| If you liked this page, don’t forget to like and share. Si vous avez aimé cette page, n’oublier pas d’aimer et de partager. |
| Subscribe to not miss anything Abonnez-vous pour ne rien manquer |
| Check out our latest posts |
| Découvrez nos derniers articles |
AKirill, Learn, apprenez, translation, traduction, livres bilingues, bilingual books 