Ce n’est pas une traduction mots a mots mais les livres dans les deux languages mis côte a côte. Vous pouvez le lire en Français, en russe ou parallèlement.
Это не дословный перевод, а книга Невский проспект на двух языках, вышедшие бок о бок. Вы можете прочитать его на французском, русском или на обоих языках.
Идиот. Роман Федора Достоевского
| Идиот. Роман Федора Достоевского | L’Idiot, de Fédor Dostoïevski |
| < < < | > > > |
| ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ | QUATRIÈME PARTIE |
| Глава VII | Chapter VII |
| Еще несколько слов объяснения, крайне спокойного со стороны Ивана Петровича и удивительно взволнованного со стороны князя, и оказалось, что две барыни, пожилые девушки, родственницы покойного Павлищева, проживавшие в его имении Златоверховом, и которым князь поручен был на воспитание, были в свою очередь кузинами Ивану Петровичу. Иван Петрович, тоже как и все, почти ничего не мог объяснить из причин, по которым Павлищев так заботился о маленьком князе, своем приемыше. | Ivan Pétrovitch ajouta très posément quelques mots d’explication qui surprirent et émurent le prince : les deux vieilles demoiselles, parentes de feu Pavlistchev, qui vivaient dans son bien de Zlatoverkhovo et auxquelles il avait confié l’éducation du prince, se trouvaient être en même temps ses propres cousines. Comme tout le monde, Ivan Pétrovitch ne savait à peu près rien des motifs auxquels Pavlistchev avait obéi en s’intéressant ainsi au petit prince, son pupille. |
| “Да и забыл тогда об этом поинтересоваться”, но все-таки оказалось, что у него превосходная память, потому что он даже припомнил, как строга была к маленькому воспитаннику старшая кузина, Марфа Никитишна, “так что я с ней даже побранился раз из-за вас за систему воспитания, потому что все розги и розги больному ребенку – ведь это… согласитесь сами…” и как, напротив, нежна была к бедному мальчику младшая кузина, Наталья Никитишна… | « Je n’ai pas pensé alors à me renseigner là-dessus », dit-il ; toutefois il montra qu’il avait une excellente mémoire, car il se rappelait même que l’aînée des cousines, Marthe Nikitichna, était très sévère avec le petit prince qui leur était confié ; « au point, ajouta-t-il, que je me suis disputé une fois avec elle à propos de vous, parce que je désapprouvais son système d’éducation qui consistait à prodiguer les verges à un enfant malade, ce qui… convenez-en vous-même… » Au contraire, la cadette, Natalie Nikitichna, était pleine de tendresse pour le pauvre enfant… |
| “Обе они теперь, пояснил он дальше, проживают уже в -ской губернии (вот не знаю только, живы ли теперь?), где им от Павлищева досталось весьма и весьма порядочное маленькое имение. Марфа Никитишна, кажется, в монастырь хотела пойти; впрочем, не утверждаю; может, я о другом о ком слышал… да, это я про докторшу намедни слышал…” | « Elles doivent être maintenant toutes deux dans la province de Z. où elles ont hérité de Pavlistchev un très joli petit bien (mais sont-elles encore en vie ? je n’en sais rien). Marthe Nikitichna avait, je crois, l’intention d’entrer au couvent ; au reste je ne l’affirme pas ; il se peut que j’aie entendu cela à propos d’une autre personne… Ah ! j’y suis : on l’a dit en parlant de la femme d’un médecin… |
| Князь выслушал это с глазами, блестевшими от восторга и умиления. С необыкновенным жаром возвестил он, в свою очередь, что никогда не простит себе, что в эти шесть месяцев поездки своей во внутренние губернии он не улучил случая отыскать и навестить своих бывших воспитательниц. “Он каждый день хотел ехать и все был отвлечен обстоятельствами… но что теперь он дает себе слово… непременно… хотя бы в – скую губернию… Так вы знаете Наталью Никитишну? | Le prince écoutait ces paroles, les yeux brillants d’allégresse et d’attendrissement. Il déclara à son tour avec une vivacité extraordinaire qu’il ne se pardonnerait jamais d’avoir voyagé à l’intérieur du pays pendant les six derniers mois et de n’avoir pas trouvé l’occasion d’aller voir ses anciennes éducatrices. Chaque jour il avait eu l’intentione de le faire, mais il en avait été constamment empêché par les circonstances… Cette fois cependant il était bien décidé à se rendre à tout prix dans la province de Z… « Ainsi vous connaissez Natalie Nikitichna ? |
| Какая прекрасная, какая святая душа! Но и Марфа Никитишна… простите меня, новы, кажется, ошибаетесь в Марфе Никитишне! Она была строга, но… ведь нельзя же было не потерять терпение… с таким идиотом, каким я тогда был (хи-хи!). Ведь я был тогда совсем идиот, вы не поверите (ха-ха!). Впрочем… впрочем, вы меня тогда видели и… Как же это я вас не помню, скажите пожалуста? Так вы… ах, боже мой, так неужели же вы в самом деле родственник Николаю Андреичу Павлищеву? | ? Quelle admirable, quelle sainte femme ! Marthe Nikitichna aussi…, excusez-moi, mais il me semble que vous vous méprenez sur son compte. Elle était sévère, mais… comment ne pas perdre patience… avec l’idiot que j’étais alors ? (hi ! hi !) En vérité j’étais complètement idiot dans ce temps-là, vous ne le croyez pas ? (ha ! ha !) D’ailleurs… d’ailleurs vous m’avez vu à cette époque-là et… Comment se fait-il que je ne me souvienne pas de vous, dites-moi un peu ? De sorte que vous… ah ! mon Dieu ! est-il possible que vous soyez réellement parent de Nicolas Andréïévitch Pavlistchev ? |
| – У-ве-ряю вас, – улыбнулся Иван Петрович, оглядывая князя. | – Je vous le cer-ti-fie, fit avec un sourire Ivan Pétrovitch en examinant le prince. |
| – О, я ведь не потому сказал, чтобы я… сомневался… и, наконец, в этом разве можно сомневаться (хе-хе!)… хоть сколько-нибудь? То-есть даже хоть сколько-нибудь)! (Хe-хe!) Но я к тому, что покойный Николай Андреич Павлищев был такой превосходный человек! Великодушнейший человек, право, уверяю вас! | – Oh ! je n’ai pas du tout voulu dire que j’en… doutais… et enfin peut-on douter de cela ? (hé ! hé !)… même si peu que ce soit ? Oui, même si peu que ce soit ! ! (hé ! hé !) Mais je voulais dire que le défunt Nicolas Andréïévitch Pavlistchev était un homme si admirable ! un homme si généreux ! Ma parole ! |
| Князь не то чтобы задыхался, а, так сказать, “захлебывался от прекрасного сердца”, как выразилась об этом на другой день утром Аделаида, в разговоре с женихом своим, князем Щ. | Le prince ne se sentait pas oppressé, mais en quelque sorte a pris à la gorge par le trop-plein de son cœur », selon l’expression dont se servit Adélaïde le lendemain en parlant avec son fiancé, le prince Stch… |
| – Ах, боже мой! – рассмеялся Иван Петрович: – почему же я не могу быть родственником даже и ве-ли-ко-душному человеку? | – Mais, bon Dieu ! observa Ivan Pétrovitch en riant, pourquoi ne puis-je être le parent même d’un homme si gé-né-reux ? |
| – Ах, боже мой! – вскричал князь, конфузясь, торопясь и воодушевляясь все больше и больше: – я… я опять сказал глупость, но… так и должно было быть, потому что я… я… я, впрочем, опять не к тому! Да и что теперь во мне, скажите пожалуста, при таких интересах… при таких огромных интересах! И в сравнении с таким великодушнейшим человеком, потому что ведь, ей богу, он был великодушнейший человек, не правда ли? Не правда ли? | – Dieu ! s’écria le prince dont la confusion se traduisait par une précipitation et une animation croissantes, je… j’ai encore dit une bêtise, mais… cela devait arriver, parce que je… je… je… ma parole a de nouveau trahi ma pensée ! Mais aussi quel poids peut avoir ma personne, je vous le demande, au regard de pareils intérêts… de si énormes intérêts ? Et en comparaison ; d’un homme aussi magnanime ! car Dieu est témoin que c’était le plus magnanime des hommes, n’est-ce pas ? N’est-ce pas ? |
| Князь даже весь дрожал. Почему он вдруг так растревожился, почему пришел в такой умиленный восторг, совершенно ни с того, ни с сего и, казалось, нисколько не в меру с предметом разговора, – это трудно было бы решить. | Le prince tremblait de tous ses membres. D’où lui venait ce brusque émoi, pourquoi tombait-il de but en blanc dans un pareil attendrissement, apparemment disproportionné avec le sujet de la conversation, c’est ce qu’il eût été difficile d’expliquer. |
| В таком уж он был настроении и даже чуть ли не ощущал в эту минуту, к кому-то и за что-то, самой горячей и чувствительной благодарности, – может быть, даже к Ивану Петровичу, а чуть ли и не ко всем гостям вообще. Слишком уж он “рассчастливился”. Иван Петрович стал на него, наконец, заглядываться гораздо пристальнее; пристально очень рассматривал его и “сановник”. Белоконская устремила на князя гневный взор и сжала губы. Князь N., Евгений Павлович, князь Щ., девицы, все прервали разговор и слушали. Казалось, Аглая была испугана, Лизавета же Прокофьевна просто струсила. | Mais il était en ce moment dans un tel état d’émotivité qu’il éprouvait un sentiment de brûlante gratitude, sans trop savoir de quoi ni à l’égard de qui ; peut-être même était-ce à l’endroit d’Ivan Pétrovitch, peut-être aussi de toutes les personnes présentes. Il débordait de bonheur. Ivan Pétrovitch avait fini par le sonder d’un regard plus scrutateur ; le « dignitaire » le fixait lui aussi avec beaucoup d’attention. La princesse Biélokonski jetait sur lui des yeux courroucés et pinçait les lèvres. Le prince N., Eugène Pavlovitch, le prince Stch…, les demoiselles, tout le monde s’était arrêté de parler et prêtait l’oreille. Aglaé donnait des signes d’effroi et Elisabeth Prokofievna était positivement dans les transes. |
| Странны были и они, дочки с маменькой: они же предположили и решили, что князю бы лучше просидеть вечер молча; но только что увидали его в углу, в полнейшем уединении и совершенно довольного своею участью, какe тотчас же и растревожились. Александра уж хотела пойти к нему и осторожно, через всю комнату, присоединиться к их компании, то-есть к компании князя N., подле Белоконской. И вот только что князь сам заговорил, они еще более растревожились. | La mère et ses filles étaient étranges : après avoir délibéré et être arrivées à la conclusion que le prince ferait mieux de garder le silence toute la soirée, elles avaient éprouvé de l’appréhension en le voyant complètement seul dans un coin du salon et enchanté de son sort. Adélaïde avait déjà pensé à traverser toute la pièce pour s’approcher de lui avec précaution et l’amener dans son groupe où se trouvait le prince N., à côté de la princesse Biélokonski. Et maintenant que le prince s’était lancé dans la conversation, leur inquiétude redoublait. |
| – Что превосходнейший человек, то вы правы, – внушительно, и уже не улыбаясь, произнес Иван Петрович, – да, да… это был человек прекрасный! Прекрасный и достойный, – прибавил он, помолчав. – Достойный даже, можно сказать, всякого уважения, – прибавил он еще внушительнее после третьей остановки, – и… и очень даже приятно видеть с вашей стороны… | – Vous avez raison de dire que c’était un homme admirable, fit Ivan Pétrovitch sur un ton sentencieux et en cessant de sourire. – Oui… c’était un excellent homme. Un excellent et un digne homme, ajouta-t-il après un silence. Digne même, peut-on dire, de toute estime, renchérit-il après une nouvelle pause… et… et il est fort agréable, de constater que, de votre côté… |
| – Не с этим ли Павлищевым история вышла какая-то… странная… с аббатом… с аббатом… забыл с каким аббатом, только все тогда что-то рассказывали, – произнес, как бы припоминая, “сановник”. | – N’est-ce pas ce Pavlistchev qui a eu une histoire… singulière… avec un abbé… l’abbé… j’ai oublié son nom, mais cela a fait alors beaucoup de bruit ? proféra le « dignitaire » en s’efforçant de rappeler ses souvenirs. |
| – С аббатом Гуро, иезуитом, – напомнил Иван Петрович, – да-с, вот-с превосходнейшие-то люди наши и достойнейшие-то! Потому что все-таки человек был родовой, с состоянием, камергер и если бы… продолжал служить… И вот бросает вдруг службу и все, чтобы перейти в католицизм и стать иезуитом, да еще чуть не открыто, с восторгом каким-то. Право, кстати умер… да; тогда все говорили… | – L’abbé Gouraud, un jésuite, repartit Ivan Pétrovitch. Oui, voilà bien nos hommes admirables et dignes d’estime ! Pourtant Pavlistchev avait de la naissance, de la fortune, il était chambellan et… s’il était resté au service… mais voilà que tout d’un coup il abandonne ses fonctions et toutes ses relations pour embrasser le catholicisme et se faire jésuite. Il y a mis une sorte d’enthousiasme et presque de l’éclat. Franchement il est mort à temps… oui ; tout le monde l’a dit alors… |
| Князь был вне себя. | Le prince ne se contint plus. |
| – Павлищев… Павлищев перешел в католицизм? Быть этого не может! – вскричал он в ужасе. | – Pavlistchev… Pavlistchev converti au catholicisme ? C’est impossible ! s’écria-t-il sur un ton d’épouvante. |
| – Ну, “быть не может”! – солидно прошамкал Иван Петрович: – это уж много сказать и, согласитесь, мой милый князь, сами… Впрочем, вы так цените покойного… действительно, человек был добрейший, чему я и приписываю, в главных чертах, успех этого пройдохи Гуро. Но вы меня спросите, меня, сколько хлопот и возни у меня потом было по этому делу… и именно с этим самым Гуро! Представьте, – обратился он вдруг к старичку, – они даже претензии по завещанию хотели выставить, и мне даже приходилось тогда прибегать к самым, то-есть, энергическим мерам… чтобы вразумить… потому что мастера дела! У-ди-вительные! Но, слава богу, это происходило в Москве, я тотчас к графу, и мы их… вразумили… | – Comment « impossible » ? murmura Ivan Pétrovitch d’un ton posé, – c’est beaucoup dire, mon cher prince, et vous m’accorderez… Au reste, vous avez le défunt en si haute estime… c’était en effet un homme d’un très grand cœur, et c’est à cela que j’attribue surtout le succès de cet intrigant de Gouraud. Mais vous pouvez m’interroger, moi, sur les tracas et les soucis que j’ai eus par la suite à cause de cette affaire… et précisément avec ce même Gouraud ! Imaginez – ajouta-t-il en se tournant vers le petit vieux, – qu’ils voulaient même élever des prétentions sur la succession ; j’ai dû recourir aux mesures les plus énergiques… pour les amener à résipiscence… car ils savent ce qu’ils font. Ce sont des gens étonnants ! Mais Dieu merci ! cela se passait à Moscou ; je me suis immédiatement adressé au comte et nous leur avons… fait entendre raison… |
| – Вы не поверите, как вы меня огорчили и поразили! – вскричал опять князь. | – Vous ne sauriez croire combien vous m’avez peiné et bouleversé ! s’écria de nouveau le prince. |
| – Жалею; но в сущности все это, собственно говоря, пустяки и пустяками бы кончилось, как и всегда; я уверен. Прошлым летом, – обратился он опять к старичку, – графиня К. тоже, говорят, пошла в какой-то католический монастырь за границей; наши как-то не выдерживают, если раз поддадутся этим… пронырам… особенно за границей. | – Je le regrette ; mais au fond tout cela n’était pas sérieux et aurait fini, comme toujours, en queue de poisson. J’en suis convaincu. L’été passé – continua-t-il en s’adressant de nouveau au petit vieux – la comtesse K. s’est également retirée, dit-on, dans un couvent catholique à l’étranger ; nos compatriotes n’ont aucune force de résistance quand ils sont aux prises avec ces… enjôleurs… surtout à l’étranger. |
| – Это все от нашей, я думаю… усталости, – авторитетно промямлил старичок; – ну, и манера у них проповедывать… изящная, своя… и напугать умеют. Меня тоже в тридцать втором году, в Вене, напугали, уверяю вас; только я не поддался и убежал от них, ха-ха! Право от них убежал… | – Tout cela, je pense, provient de notre… lassitude, dit le petit vieux sur un ton important ; – et puis ces gens-là ont une manière de prêcher qui a tant… d’élégance, tant de personnalité… et ils savent vous faire peur. Ils m’ont fait peur à moi-même, je vous l’avoue : c’était en 1832, à Vienne ; seulement je n’ai pas succombé, j’ai pris la fuite, ha ! ha ! Ma parole, j’ai dû prendre la fuite ! |
| – Я слышала, что ты тогда, батюшка, с красавицей графиней Ливицкой из Вены в Париж убежал, свой пост бросил, а не от иезуита, – вставила вдруг Белоконская. | – Je me suis laissé dire, mon bon ami, que tu t’es enfui à cette époque-là de Vienne pour Paris en compagnie d’une jolie femme, la comtesse Lewicki ; c’est pour elle et non pour un jésuite que tu as lâché le service, intervient à brûle-pourpoint la princesse Biélokonski. |
| – Ну, да ведь от иезуита же, все-таки выходит, что от иезуита! – подхватил старичок, рассмеявшись при приятном воспоминании: – вы, кажется, очень религиозны, что так редко встретишь теперь в молодом человеке, – ласково обратился он к князю Льву Николаевичу, слушавшему раскрыв рот и все еще пораженному; старичку видимо хотелось разузнать князя ближе; по некоторым причинам он стал очень интересовать его. | – Bon ! mais tout cela n’en est pas moins arrivé à cause d’un jésuite, répliqua le petit vieux en souriant à l’évocation d’un agréable souvenir. – Vous paraissez avoir des sentiments très religieux, ce qui est maintenant si rare chez les jeunes gens, ajouta-t-il d’un ton bienveillant à l’adresse du prince Léon Nicolaïévitch, qui écoutait bouche bée et semblait toujours atterré. Il était clair que le petit vieux désirait mieux connaître le prince et avait ses raisons pour commencer à s’intéresser vivement à lui. |
| – Павлищевe был светлый ум и христианин, истинный христианин, – произнес вдруг князь, – как же мог он подчиниться вере… нехристианской?.. Католичество – все равно что вера нехристианская! – прибавил он вдруг, засверкав глазами и смотря пред собой, как-то вообще обводя глазами всех вместе. | – Pavlistchev était un esprit lucide et un chrétien, un vrai chrétien, déclara brusquement le prince ; comment aurait-il pu adopter une confession… qui n’est pas chrétienne ? Car le catholicisme est une foi qui n’a rien de chrétien ! Ses yeux fulguraient et il regardait autour de lui comme pour embrasser toute l’assistance d’un seul coup d’œil. |
| – Ну, это слишком, – пробормотал старичок и с удивлением поглядел на Ивана Федоровича. | – Allons, c’est aller un peu loin ! grommela le petit vieux en lançant à Ivan Pétrovitch un regard de surprise. |
| – Как так это католичество вера нехристианская? – повернулся на стуле Иван Петрович; – а какая же? | – Alors le catholicisme n’est pas une confession chrétienne ? demanda ce dernier en se tournant sur sa chaise. Qu’est-il donc ? |
| – Нехристианская вера, во-первых! – в чрезвычайном волнении и не в меру резко заговорил опять князь: – это во-первых, а во-вторых, католичество римское даже хуже самого атеизма, таково мое мнение. Да! таково мое мнение! Атеизм только проповедует нуль, а католицизм идет дальше: он искаженного Христа проповедует, им же оболганного и поруганного, Христа противоположного! Он антихриста проповедует, клянусь вам, уверяю вас! Это мое личное и давнишнее убеждение, и оно меня самого измучило.. | – C’est avant tout une religion qui n’a rien de chrétien, repartit le prince avec une vive émotion et sur un ton excessivement cassant. – Voilà le premier point. Le second, c’est qu’à mon avis le catholicisme romain est pire que l’athéisme même ! Oui, telle est mon opinion ! L’athéisme se borne à proclamer le néant, mais le catholicisme va plus loin : il prêche un Christ qu’il a défiguré, calomnié, vilipendé, un Christ contraire à la vérité. Il prêche l’Antéchrist, je vous le jure ! C’est depuis longtemps ma conviction personnelle et elle m’a fait souffrir moi-même… |
| Римский католицизм верует, что без всемирной государственной власти церковь не устоит на земле, и кричит: Non possumus! По-моему, римский католицизм даже и не вера, а решительно продолжение Западной Римской империи, и в нем все подчинено этой мысли, начиная с веры. Папа захватил землю, земной престол и взял меч; с тех пор все так и идет, только к мечу прибавили ложь, пронырство, обман, фанатизм, суеверие, злодейство, играли самыми святыми, правдивыми, простодушными, пламенными чувствами народа, все, все променяли за деньги, за низкую земную власть. | Le catholicisme romain croit que l’Église ne peut se maintenir sur terre sans exercer un pouvoir politique universel, et il décrit : Non possumus ! Pour moi il ne constitue même pas une religion ; c’est à proprement parler la continuation de l’Empire romain d’Occident ; tout en lui est subordonné à cette idée, à commencer par la foi. Le Pape s’est approprié un territoire, une souveraineté temporelle et il a brandi le glaive ; depuis lors, rien n’a changé si ce n’est qu’à ce glaive on a adjoint le mensonge, l’intrigue, l’imposture, le fanatisme, la superstition et la scélératesse ; on s’est joué des sentiments populaires les plus sacrés, les plus purs, les plus naïfs, les plus ardents ; tout, tout a été troqué contre de l’argent, contre un misérable pouvoir temporel. |
| И это не учение антихристово?! Как же было не выйти от них атеизму? Атеизм от них вышел, из самого римского католичества! Атеизм, прежде всего, с них самих начался: могли ли они веровать себе сами? Он укрепился из отвращения к ним; он порождение их лжи и бессилия духовного! Атеизм! у нас не веруют еще только сословия исключительные, как великолепно выразился намедни Евгений Павлович, корень потерявшие; а там уже страшные массы самого народа начинают не веровать, – прежде от тьмы и от лжи, а теперь уже из фанатизма, из ненависти к церкви и ко христианству! | Et cela n’est pas la doctrine de l’Antéchrist ? Comment le catholicisme n’aurait-il pas engendré l’athéisme ? L’athéisme est sorti du catholicisme romain lui-même ! C’est par ses adeptes qu’il a commencé : pouvaient-ils croire en eux-mêmes ? Il s’est fortifié de l’aversion qu’ils inspiraient ; il est le produit de leurs mensonges et de leur impuissance morale. L’athéisme ! Chez nous l’incrédulité ne se rencontre encore que dans certaines castes, chez les « déracinés », selon la très heureuse expression d’Eugène Pavlovitch ; mais là-bas, en Europe, ce sont des masses énormes du peuple qui commencent à perdre la foi ; naguère leur irréligion procédait de l’ignorance et du mensonge ; aujourd’hui elle dérive du fanatisme et de la haine à l’égard de l’Église et du christianisme ! |
| Князь остановился перевести дух. Он ужасно скоро говорил. Он был бледен и задыхался. Все переглядывались; но наконец старичок откровенно рассмеялся. Князь N. вынул лорнет и, не отрываясь, рассматривал князя. Немчик поэт выполз из угла и подвинулся поближе к столу, улыбаясь зловещею улыбкой. | Le prince s’arrêta haletant. Il avait parlé avec une intense volubilité. Il était pâle et, oppressé. Les assistants échangeaient des regards étonnés ; enfin le petit vieux se mite à rire franchement. Le prince N. sortit son lorgnon et examina fixement Léon Nicolaïévitch. Le rimeur allemand quitta le coin où il s’était tenu jusque-là et se rapprocha de la table, un sourire hostile sur les lèvres. |
| – Вы очень пре-у-вели-чиваете, – протянул Иван Петрович с некоторою скукой и даже как будто чего-то совестясь, – в тамошней церкви тоже есть представители, достойные всякого уважения и до-бро-детельные… | – Vous e-xa-gé-rez beaucoup, dit Ivan Pétrovitch d’une voix traînante, avec un air d’ennui et même de gêne. – Cette Église-là compte aussi des représentants dignes de tout respect et qui sont gens vertueux… |
| – Я никогда и не говорил об отдельных представителях церкви, Я о римском католичестве в его сущности говорил, я о Риме говорю. Разве может церковь совершенно исчезнуть? Я никогда этого не говорил! | – Je n’ai jamais parlé des représentants de l’Église en tant qu’individus. J’ai parlé du catholicisme romain dans son essence, de Rome. Est-ce que l’Église peut disparaître complètement ? Je n’ai jamais dit cela ! |
| – Согласен, но все это известно и даже – не нужно и… принадлежит богословию… | – D’accord, mais tout cela est connu et il est superflu d’y revenir ; en outre… c’est du domaine de la théologie… |
| – О, нет, о, нет! Не одному богословию, уверяю вас, что нет! Это гораздо ближе касается нас, чем вы думаете! В этом-то вся и ошибка наша, что мы не можем еще видеть, что это дело не исключительно одно только богословское! | – Oh ! non, non ! ce n’est pas exclusivement du domaine de la théologie, je vous en réponds ! Cela nous touche de beaucoup plus près que vous ne le pensez. Toute notre erreur est justement là : nous ne pouvons pas encore nous faire à l’idée que cette question n’est pas seulement théologique ! |
| Ведь и социализм порождение католичества и католической сущности! Он тоже, как и брат его атеизм, вышел из отчаяния, в противоположность католичеству в смысле нравственном, чтобы заменить собой потерянную нравственную власть религии, чтоб утолить жажду духовную возжаждавшего человечества и спасти его не Христом, а тоже насилием! Это тоже свобода чрез насилие, это тоже объединение чрез меч и кровь! | N’oubliez pas que le socialisme est, lui aussi, un produit du catholicisme et de son essence. Comme son frère, l’athéisme, il est né du désespoir ; il représente une réaction morale contre le catholicisme, il vise à s’approprier l’autorité spirituelle que la religion a perdue, à étancher la soif ardente de l’âme humaine et à chercher le salut, non pas dans le Christ, mais dans la violence ! Ici comme dans le catholicisme, nous voyons des gens qui veulent assurer la liberté par la violence, l’union par le glaive et par le sang ! |
| “Не смей веровать в бога, не смей иметь собственности, не смей иметь личности, fraternitй ou la mort, два миллиона голов!” По делам их вы узнаете их – это сказано! И не думайте, чтоб это было все так невинно и бесстрашно для нас; о, нам нужен отпор, и скорей, скорей! Надо, чтобы воссиял в отпор Западу наш Христос, которого мы сохранили и которого они и не знали! Не рабски попадаясь на крючок иезуитам, а нашу русскую цивилизацию им неся, мы должны теперь стать пред ними, и пусть не говорят у нас, что проповедь их изящна, как сейчас сказал кто-то… | « Défense de croire en Dieu, défense de posséder, défense d’avoir une personnalité, fraternité ou la mort au prix de deux millions de têtes. » Il est dit : Vous les connaîtrez à leurs œuvres ! Et n’allez pas croire que tout cela soit anodin et sans danger pour nous. Oh ! il nous faut réagir, et au plus vite ! Il faut que notre Christ, que nous avons gardé et qu’ils n’ont même pas connu, resplendisse et refoule l’Occident ! Nous devons maintenant nous dresser devant eux, non pas pour mordre à l’hameçon du jésuitisme, mais pour leur infuser notre civilisation russe. Et que l’on ne vienne pas nous raconter qu’ils savent prêcher avec élégance comme quelqu’un l’a dit tout à l’heure… |
| – Но позвольте же, позвольте же, – забеспокоился ужасно Иван Петрович, озираясь кругом и даже начиная трусить, – все ваши мысли, конечно, похвальны и полны патриотизма, но все это в высшей степени преувеличено и… даже лучше об этом оставить… | – Mais permettez, permettez donc ! répliqua Ivan Pétrovitch d’un air très inquiet, en jetant des regards tout autour de lui et en manifestant même des signes de frayeur ; vos idées sont certainement louables et pleines de patriotisme, mais tout cela est exagéré au plus haut point et… mieux vaudrait s’en tenir là… |
| – Нет, не преувеличено, а скорей уменьшено; именно уменьшено, потому что я не в силах выразиться, но… | – Non, il n’y a aucune exagération ; je suis plutôt au-dessous de la vérité, précisément parce que je suis impuissant à exprimer toute ma pensée, mais… |
| – По-зволь-те же! | – Ah ! per-met-tez ! |
| Князь замолчал. Он сидел, выпрямившись на стуле, и неподвижно, огненным взглядом глядел на Ивана Петровича. | Le prince se tut. Immobile sur sa chaise, la tête haute, il dardait sur Ivan Pétrovitch un regard enflammé. |
| – Мне кажется, что вас слишком уже поразил случай с вашим благодетелем, – ласково и не теряя спокойствия, заметил старичок: – вы воспламенены… может быть, уединением. Если бы вы пожили больше с людьми, а в свете, я надеюсь, вам будут рады, как замечательному молодому человеку, то, конечно, успокоите ваше одушевление и увидите, что все это гораздо проще… и к тому же такие редкие случаи… происходят, по моему взгляду, отчасти от нашего пресыщения, а отчасти от… скуки… | – Il me semble que vous avez pris au tragique l’aventure de votre bienfaiteur, observa le petit vieux d’un ton affable et sans se départir de son calme. – Vous êtes surexcité… peut-être à cause de l’isolement dans lequel vous vivez. Si vous fréquentiez davantage les hommes (et le monde, j’espère, fera bon accueil au remarquable jeune homme que vous êtes), vous calmeriez votre ardeur et verriez que tout cela est beaucoup plus simple… D’ailleurs ces cas sont si rares… mon avis est que les uns proviennent de notre satiété, les autres de… l’ennui… |
| – Именно, именно так, – вскричал князь, – великолепнейшая мысль! Именно “от скуки, от нашей скуки”, не от пресыщения, а, напротив, от жажды… не от пресыщения, вы в этом ошиблись! Не только от жажды, но даже от воспаления, от жажды горячешной! И… и не думайте, что это в таком маленьком виде, что можно только смеяться; извините меня, надо уметь предчувствовать! Наши как доберутся до берега, как уверуют, что это берег, то уж так обрадуются ему, что немедленно доходят до последних столпов; отчего это? | – Oui, c’est exactement cela, s’écria le prince ; voilà une idée magnifique ! C’est « l’ennui », c’est « notre ennui » qui en est cause ; ce n’est pas la satiété ! Sur ce point vous vous trompez ; loin d’être assouvis, nous sommes assoiffés ! Ou pour mieux dire, nous sommes dévorés d’une soife fiévreuse ! Et… ne croyez pas que ce soit là un phénomène si négligeable qu’il n’y ait qu’à en rire ; excusez-moi, il faut savoir pressentir ! Quand nos compatriotes touchent ou croient avoir touché au rivage, ils éprouvent une telle allégresse qu’ils se portent aussitôt aux extrêmes ; pourquoi cela ? |
| Вы вот дивитесь на Павлищева, вы все приписываете его сумасшествию, или доброте, но это не так! И не нас одних, а всю Европу дивит, в таких случаях, русская страстность наша; у нас коль в католичество перейдет, то уж непременно иезуитом станет, да еще из самых подземных; коль атеистом станет, то непременно начнет требовать искоренения веры в бога насилием, то-есть, стало быть, и мечом! Отчего это, отчего разом такое исступление? Неужто не знаете? От того, что он отечество нашел, которое здесь просмотрел, и обрадовался; берег, землю нашел и бросился ее целовать! | Le cas de Pavlistchev vous étonne ; vous pensez qu’il est devenu fou ou qu’il a succombé par excès de bonté ; or, ce n’est pas cela. Ce n’est pas seulement pour nous, c’est pour l’Europe tout entière que l’emportement de l’âme russe en pareilles circonstances est un sujet d’étonnement. Quand un Russe passe au catholicisme, il ne manque pas de se faire jésuite et se range parmi les membres les plus occultes de l’ordre. S’il devient athée, il n’hésite pas à demander qu’on extirpe par la force, c’est-à-dire aussi par le glaive, la croyance en Dieu ! D’où vient ce subit fanatisme ? Ne le savez-vous pas ? Il vient de ce que le Russe croit avoir trouvé une patrie nouvelle, faute de s’être aperçu qu’il en avait une ici, et de ce que cette découverte le comble de joie. Il a trouvé le rivage, la terre ; il s’y précipite et les couvre de baisers ! |
| Не из одного ведь тщеславия, не все ведь от одних скверных тщеславных чувств происходят русские атеисты и русские иезуиты, а и из боли духовной, из жажды духовной, из тоски по высшему делу, по крепкому берегу, по родине, в которую веровать перестали, потому что никогда ее и не знали! Атеистом же так легко сделаться русскому человеку, легче чем всем остальным во всем мире! И наши не просто становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак и не замечая, что уверовали в нуль. | Ce n’est pas seulement par vanité, ce n’est pas sous l’empire d’un sentiment de mesquine infatuation que les Russes se font athées ou jésuites ; c’est par angoisse morale, par soif de l’âme, par nostalgie d’un monde plus élevé, d’une terre ferme, d’une patrie qui remplace celle à laquelle ils ont cessé de croire parce qu’ils ne l’ont jamais connue ! Le Russe passe très facilement à l’athéisme, plus facilement que n’importe quel autre peuple du monde. Et nos compatriotes ne deviennent pas simplement athées, ils ont foi dans l’athéisme, comme si c’était une nouvelle religion ; ils ne s’aperçoivent pas que c’est dans le néant qu’ils placent leur foi. |
| Такова наша жажда! “Кто почвы под собой не имеет, тот и бога не имеет”. Это не мое выражение. Это выражение одного купца из старообрядцев, с которым я встретился, когда ездил. Он, правда, не так выразился, он сказал: “Кто от родной земли отказался, тот и от бога своего отказался”. Ведь подумать только, что у нас образованнейшие люди в хлыстовщину даже пускались… Да и чем, впрочем, в таком случае хлыстовщина хуже чем нигилизм, иезуитизм, атеизм? Даже, может, и поглубже еще! Но вот до чего доходила тоска!.. | Tant nous avons soif de croire ! « Celui qui n’a pas le sol sous ses pieds n’a pas non plus de Dieu. » Cette pensée n’est pas de moi. Elle m’a été exprimée par un marchand qui était vieux-croyant et que j’ai rencontré en voyage. À la vérité il ne s’est pas exprimé ainsi ; il a dit : « Celui qui a renié sa patrie, celui-là a aussi renié son Dieu ! » Songez donc qu’il s’est trouvé en Russie des hommes de haute culture pour entrer dans la secte des khlystes… Au fond je me demande en quoi les khlystes sont pires que les nihilistes, les jésuites, les athées ? Peut-être même leur doctrine est-elle plus profonde Mais voilà à quoi aboutit l’angoisse de l’âme !… |
| Откройте жаждущим и воспаленным Колумбовым спутникам берег “Нового Света”, откройте русскому человеку русский “Свет”, дайте отыскать ему это золото, это сокровище, сокрытое от него в земле! Покажите ему в будущем обновление всего человечества и воскресение его, может быть, одною только русскою мыслью, русским богом и Христом, и увидите, какой исполин могучий и правдивый, мудрый и кроткий, вырастет пред изумленным миром, изумленным и испуганным, потому что они ждут от нас одного лишь меча, меча и насилия, потому что они представить себе нас не могут, судя по себе, без варварства. И это до сих пор, и это чем дальше, тем больше! И… | Montrez aux compagnons assoiffés et enflammés de Colomb les rives du « Nouveau Monde » ; découvrez à l’homme russe le « Monde » russe ; permettez-lui de trouver cet or, ce trésor que la terre dissimule à ses yeux ! Faites-lui voir la rénovation future de toute humanité et sa résurrection, qui peut-être ne lui viendra que de la pensée russe, du Dieu russe et du Christ russe. Et vous verrez quel géant puissant et juste, sage et doux, se dressera devant le monde stupéfait et terrifié ; car ils n’attendent de nous que le glaive, le glaive et la violence, et, en jugeant d’après eux-mêmes, ils ne peuvent se représenter notre puissance sous d’autres dehors que ceux de la barbarie. Il en a toujours été ainsi jusqu’à présent et ce préjugé ne fera que croître à l’avenir. Et… |
| Но тут вдруг случилось одно событие, и речь оратора прервалась самым неожиданным образом. | Mais à ce moment un événement se produisit qui interrompit le discours de l’orateur de la manière la plus inattendue. |
| Вся эта дикая тирада, весь этот наплыв странных и беспокойных слов и беспорядочно восторженных мыслей, как бы толкавшихся в какой-то суматохе и перескакивавших одна через другую, все это предрекало что-то опасное, что-то особенное в настроении так внезапно вскипевшего, повидимому ни с того ни с сего, молодого человека. Из присутствовавших в гостиной все знавшие князя боязливо (а иные и со стыдом) дивились его выходке, столь несогласовавшейся со всегдашнею и даже робкою его сдержанностью, с редким и особенным тактом его в иных случаях, и с инстинктивным чутьем высших приличий. | Toute cette tirade enfiévrée, tout ce flux de paroles passionnées et tumultueuses exprimant un chaos de pensées enthousiastes et désordonnées qui s’entre-heurtaient, c’était l’indice d’une disposition mentale particulièrement dangereuse chez le jeune homme, dont l’effervescence s’était déclarée soudain et sans raison apparente. Parmi les personnes présentes, toutes celles qui connaissaient le prince furent surprises (et certaines même honteuses) de sa sortie, si peu en harmonie avec son attitude habituellement réservée voire timide, empreinte en toute autre circonstance d’un tact rare et d’un sentiment instinctif des plus hautes convenances. |
| Понять не могли отчего это вышло: не известие же о Павлищеве было причиной. В дамском углу смотрели на него, как на помешавшегося, а Белоконская призналась потом, что еще минуту, и она уже хотела спасаться”. “Старички” почтиe потерялись от первого изумления; генерал-начальник недовольна и строго смотрел с своего стула. Техник-полковник сидел в совершенной неподвижности. Немчик даже побледнел, но все еще улыбался своею фальшивой улыбкой, поглядывая на других: как другие отзовутся? | On n’arrivait pas à comprendre la cause de cette incartade, qui n’était certainement pas la révélation relative à Pavlistchev. Dans le coin des dames on le considérait comme devenu fou, et la princesse Biélokonski avoua par la suite que « si cette scène avait duré un moment de plus elle aurait pris la fuite ». Les « petits vieux » avaient presque perdu contenance dès le premier instant de stupeur. Sans bouger de sa chaise, le général haut fonctionnaire avait pris une mine de mécontentement et de sévérité. Le colonel gardait une impassibilité complète. L’Allemand était devenu pâle, mais continuait à sourire d’un air faux en regardant autour de lui pour voir comment les autres réagiraient. |
| Впрочем, все это и “весь скандал” могли бы разрешиться самым обыкновенным и естественным способом, может быть, даже чрез минуту; удивленный чрезвычайно, но раньше прочих спохватившийся, Иван Федорович уже несколько раз пробовал было остановить князя; не достигнув успеха, он пробирался теперь к нему с целями твердыми и решительными. Еще минута и, если уж так бы понадобилось, то он, может быть, решился бы дружески вывести князя, под предлогом его болезни, что, может быть, и действительно было правда, и чему очень верил про себя Иван Федорович… Но дело обернулось другим образом. | Au reste tout ce « scandale » aurait pu se terminer de la manière la plus simple et la plus naturelle, peut-être même en une minute. Ivan Fiodorovitch, qui avait été frappé de saisissement, mais s’était remis plus vite que les autres, avait déjà fait plusieurs tentatives pour endiguer la faconde du prince ; n’ayant pas réussi, il s’approchait maintenant de lui avec fermeté et décision. Une minute de plus et, si cela était devenu nécessaire, il se serait peut-être résolu à le faire sortir amicalement en prétextant qu’il était malade, ce qui était peut-être vrai et ce dont, en tout cas, il était, lui, Ivan Fiodorovitch, tout à fait convaincu… Mais les choses prirent une autre tournure. |
| Еще в начале, как только князь вошел в гостиную, он сел как можно дальше от китайской вазы, которою так напугала его Аглая. Можно ли поверить, что после вчерашних слов Аглаи в него вселилось какое-то неизгладимое убеждение, какое-то удивительное и невозможное предчувствие, что он непременно и завтра же разобьет эту вазу, как бы ни сторонился от нее, как бы ни избегал беды! | Dès son entrée dans le salon, le prince était allé s’asseoir leplus loin possible du vase chinois à propos duquel Aglaé l’avait tant effrayé. Chose à peine croyable : après ce qu’elle lui avait dit la veille, une conviction insurmontable, un étrange, un invraisemblable pressentiment l’avaient averti qu’il ne pourrait éviter de briser ce vase, quelque effort qu’il fît pour conjurer ce malheur. |
| Но это было так. В продолжение вечера другие сильные, но светлые впечатления стали наплывать в его душу: мы уже говорили об этом. Он забыл свое предчувствие. Когда он услышал о Павлищеве, и Иван Федорович подвел и показал его снова Ивану Петровичу, он пересел ближе к столу и прямо попал на кресло подле огромной, прекрасной китайской вазы, стоявшей на пьедестале, почти рядом с его локтем, чуть-чуть позади. | Or, voilà ce qui arriva. Dans le cours de la soirée d’autres impressions aussi fortes qu’agréables avaient envahi son âme ; nous en avons déjà parlé ; elles lui avaient fait oublier son pressentiment. Quand il avait entendu prononcer le nom de Pavlistchev et qu’Ivan Fiodorovitch l’avait amené vers Ivan Pétrovitch pour le présenter de nouveau à celui-ci, il s’était rapproché de la table et assis dans un fauteuil à côté de l’énorme et magnifique vase de Chine placé sur un piédestal, presque à la hauteur de son coude et un peu en arrière de lui. |
| При последних словах своих он вдруг встал с места, неосторожно махнул рукой, как-то двинул плечом и… раздался всеобщий крик! Ваза покачнулась, сначала как бы в нерешимости: упасть ли на голову которому-нибудь из старичков, но вдруг склонилась в противоположную сторону, в сторону едва отскочившего в ужасе немчика, и рухнула на пол. Гром, крик, драгоценные осколки, рассыпавшиеся по ковру, испуг, изумление – о, что было с князем, то трудно, да почти и не надо изображать! | Au moment où il prononçait les derniers mots de son discours, il se leva brusquement, fit du bras un geste ample et imprudent, eut un mouvement d’épaules involontaire et… un cri général rententit ! Le vase oscilla, parut d’abord indécis et prêt à tomber sur la tête de l’un des petits vieux ; puis il pencha soudain du côté opposé, où se trouvait l’Allemand, lequel eut tout juste le temps de faire un bond de frayeur, et il s’écroula sur le sol. Au fracas répondirent des exclamations ; de précieux débris jonchaient le tapis ! la frayeur et l’étonnement s’emparèrent de la société. Pour ce qui est du prince, il serait difficile et presque superflu de décrire ses sentiments ! |
| Но не можем не упомянуть об одном странном ощущении, поразившем его именно в это самое мгновение и вдруг ему выяснившемся из толпы всех других смутных и страшных ощущений: не стыд, не скандал, не страх, не внезапность поразили его больше всего, а сбывшееся пророчество! | Mais nous ne pouvons nous dispenser de signaler qu’une impression singulière l’envahit juste à ce moment et se différencia aussitôt d’une foule d’autres, pénibles ou terrifiantes : ce qui le saisissait le plus, ce n’était point la honte, ni le scandale, ni la frayeur, ni l’imprévu de l’incident, c’était l’accomplissement de la prophétie ! |
| Что именно было в этой мысли такого захватывающего, он не мог бы и разъяснить себе: он только чувствовал, что поражен до сердца, и стоял в испуге, чуть не мистическом. Еще мгновение, и как-будто все пред ним расширилось, вместо ужаса – свет и радость, восторг; стало спирать дыхание, и… но мгновение прошло. Слава богу, это было не то! Он перевел дух и осмотрелся кругом | Il n’aurait pu s’expliquer à lui-même ce que cette constatation avait de si saisissant ; il sentait seulement qu’elle le frappait au cœur et le remplissait d’une épouvante presque mystique. Un instant se passa : il lui sembla que tout s’élargissait autour de lui et que l’épouvante s’évanouissait devant une sensation de lumière, de joie, d’extase ; il en perdit la respiration et… Mais ce phénomène fut de courte durée. Grâce à Dieu, ce n’était pas cela ! Il reprit haleine et regarda autour de lui. |
| Он долго как бы не понимал суматохи, кипевшей кругом него, то-есть понимал совершенно и все видел, но стоял как бы особенным человеком, ни в чем не принимавшим участия, и который, как невидимка в сказке, пробрался в комнату и наблюдает посторонних, но интересных ему людей. Он видел, как убирали осколки, слышал быстрые разговоры, видел Аглаю, бледную и странно смотревшую на него, очень странно: в глазах ее совсем не было ненависти, нисколько не было гнева; она смотрела на него испуганным, но таким симпатичным взглядом, а на других таким сверкающим взглядом… сердце его вдруг сладко заныло. | Longtemps il fut comme inconscient du désarroi environnant. Ou plutôt, il comprenait et voyait bien tout ce qui se passait, mais il se sentait comme en dehors de l’événement, tel un personnage invisible de conte de fées, observant dans une pièce où il s’est introduit des gens étrangers mais qui l’intéressent. Il vit ramasser les débris, entendit des conversations rapides et aperçut Aglaé qui le fixait : elle était pâle et avait un air étrange, très étrange, mais sans aucune expression de haine et encore moins de colère ; elle le considérait avec effroi, mais ses yeux étaient pleins de sympathie, tandis qu’elle jetait sure les autres un regard étincelant… ; une délicieuse souffrance envahit subitement son cœur. |
| Наконец он увидел со странным изумлением, что все уселись и даже смеются, точно ничего и не случилось! Еще минута, и смех увеличился: смеялись уже на него глядя, на его остолбенелое онемение, но смеялись дружески, весело; многие с ним заговаривали и говорили так ласково, во главе всех Лизавета Прокофьевна: она говорила смеясь и что-то очень, очень доброе. | nfin il remarqua avec stupeur que tous les assistants s’étaient rassis et même riaient comme si de rien n’était ! Une autre minute se passa : l’hilarité redoubla ; on s’amusait maintenant de son hébétement, mais avec bonne humeur et sur un ton cordial. Plusieurs personnes lui adressèrent la parole dans les termes les plus affables, surtout Elisabeth Prokofievna, qui riait en parlant et disait quelque chose de très gentil. |
| Вдруг он почувствовал, что Иван Федорович дружески треплет его по плечу; Иван Петрович тоже смеялся; еще лучше, еще привлекательнее и симпатичнее был старичок; он взял князя за руку и, слегка пожимая, слегка ударяя по ней ладонью другой руки, уговаривал его опомниться, точно маленького испуганного мальчика, что ужасно понравилось князю, и наконец посадил его вплоть возле себя. Князь с наслаждением вглядывался в его лицо и все еще не в силах был почему-то заговорить, ему дух спирало; лицо старика ему так нравилось. | Tout à coup il sentit Ivan Fiodorovitch lui tapoter amicalement l’épaule. Ivan Pétrovitch riait également. Mais le meilleur, le plus avenant et le plus sympathique fut le petit vieux : il prit le prince par la main et, en la lui pressant doucement et la frappant légèrement avec la paume de son autre main, il l’exhorta à se ressaisir comme il eût fait à l’égard d’un enfant apeuré, ce qui plut extrêmement au prince ; finalement il le fit asseoir tout près de lui. Le prince contemplait le visage du vieillard avec ravissement : il y prenait tant de plaisir qu’il avait peine à retrouver le souffle et n’avait pas la force de prononcer une parole. |
| – Как? – пробормотал он наконец: – вы прощаете меня в самом деле? И… вы, Лизавета Прокофьевна? | – Comment ? balbutia-t-il enfin, – c’est bien vrai que vous me pardonnez ? et… vous aussi, Elisabeth Prokofievna ? |
| Смех усилился, у князя выступили на глазах слезы; он не верил себе и был очарован. | Les rires reprirent de plus belle et le prince en eut les larmes aux yeux ; il ne pouvait croire à un pareil enchantement. |
| – Конечно, ваза была прекрасная. Я ее помню здесь уже лет пятнадцать, да… пятнадцать… – произнес было Иван Петрович. | – Certes, ce vase était superbe. Il y avait bien quinze ans que je le connaissais… oui, quinze ans… insinua Ivan Pétrovitch. |
| – Ну, вот беда какая! И человеку конец приходит, а туг из-за глиняного горшка! – громко сказала Лизавета Прокофьевна: – неужто уж ты так испугался, Лев Николаич? – даже с боязнью прибавила она: – полно, голубчик, полно; пугаешь ты меня в самом деле. | – Voilà un beau malheur ! L’homme est voué à disparaître, et on se désolerait pour un pot d’argile ! dit à haute voix Elisabeth Prokofievna. Est-ce que vraiment cela t’a tellement bouleversé, Léon Nicolaïévitch ? ajouta-t-elle avec une expression de crainte ; allons, mon ami, en voilà assez ! en vérité tu me fais peur. |
| – И за все прощаете? За все, кроме вазы? – встал было князь вдруг с места, но старичок тотчас же опять притянул его за руку. Он не хотел упускать его. | – Et vous me pardonnez tout ? Non seulement le vase, mais tout ? demanda le prince. Il fit mine de se lever ; mais le petit vieux le reprit par la main ; il se refusait à le lâcher. |
| – C’est trиs curieux et c’est trиs sйrieux! – шепнул он через стол Ивану Петровичу, впрочем, довольно громко; князь, может, и слышал. | – C’est très curieux et c’est très sérieux ! chuchota-t-il par-dessus la table à Ivan Pétrovitch, assez haut d’ailleurs pour que le prince pût l’entendre. |
| – Так я вас никого не оскорбил? Вы не поверите, как я счастлив от этой мысли; но так и должно быть! Разве мог я здесь кого-нибудь оскорбить? Я опять оскорблю вас, если так подумаю. | – Ainsi je n’ai offensé aucun de vous ? Vous ne pouvez vous figurer combien cette pensée me rend heureux. D’ailleurs il n’en pouvait être autrement : est-ce que je pourrais offenser ici qui que ce soit ? Le supposer seulement serait vous faire affront. |
| – Успокойтесь, мой друг, это – преувеличение. И вам вовсе не за что так благодарить; это чувство прекрасное, но преувеличенное. | – Calmez-vous, mon ami, vous exagérez. Vous n’avez pas même lieu de vous montrer si reconnaissant ; le sentiment est joli, mais il passe la mesure. |
| – Я вас не благодарю, я только… любуюсь вами, я счастлив, глядя на вас; может быть, я говорю глупо, но – мне говорить надо, надо объяснить… даже хоть из уважения к самому себе. | – Je ne vous suis pas reconnaissant, seulement… je vous admire, je suis heureux en vous contemplant ; peut-être que je m’exprime sottement, mais il faut que je parle, il faut que je m’explique… ne serait-ce que par égard pour moi-même. |
| Все в нем было порывисто, смутно и лихорадочно; очень может быть, что слова, которые он выговаривал, были часто не те, которые он хотел сказать. Взглядом он как бы спрашивал: можно ли ему говорить? Взгляд его упал на Белоконскую. | Il était en proie à des mouvements impulsifs qui dénotaient le trouble et la fièvre ; très probablement ses paroles n’exprimaient-elles pas toujours ce qu’il aurait voulu dire. Il avait l’air de demander la permission de parler. Son regard tomba sur la princesse Biélokonski. |
| – Ничего, батюшка, продолжай, продолжай, только не задыхайся, – заметила она, – ты и давеча с одышки начал и вот до чего дошел; а говорить не бойся: эти господа и почудней тебя видывали, не удивишь, а ты еще и не бог знает как мудрен, только вот вазу-то разбил, да напугал. | – Ne te gêne pas, mon cher, continue, continue, ne t’essouffle pas, observa-t-elle. Ce qui est arrivé tout à l’heure vient de ce que tu t’es essoufflé. Mais parle sans crainte ; ces messieurs en ont vu d’autres et de plus étranges que toi, tu ne les étonneras pas. Dieu sait que tu es difficile à comprendre ; mais tu as brisé ce vase et fait peur à tout le monde. |
| Князь улыбаясь ее выслушал. | Le prince l’écoutait en souriant. Akirill.com |
| – Ведь это вы, – обратился он вдруг к старичку, – ведь это вы студента Подкумова и чиновника Швабрина три месяца назад от ссылки спасли? | – C’est bien vous, demanda-t-il à brûle-pourpoint au petit vieux, qui avez sauvé de la déportation, il y a trois mois, l’étudiant Podkoumov et l’employé Chvabrine ? |
| Старичок даже покраснел немного и пробормотал, что надо бы успокоиться. | Le petit vieux rougit légèrement et marmonna quelque chose pour l’inviter à se calmer. |
| – Ведь это я про вас слышал, – обратился он тотчас же к Ивану Петровичу, – в -ской губернии, что вы погоревшим мужикамe вашим, уже вольным и наделавшим вам неприятностей, даром дали лесу обстроиться? | – De vous j’ai entendu dire, continua-t-il en s’adressant à Ivan Pétrovitch, que, dans la province de N., vous avez accordé gratuitement du bois de construction à des paysans habitant sur vos terres et éprouvés par un incendie, bien qu’après leur émancipation ils eussent agi avec vous d’une façon désobligeante. |
| – Ну, это пре-у-ве-личение, – пробормотал Иван Петрович, впрочем, приятно приосанившись; но на этот раз он был совершенно прав, что “это преувеличение”; это был только неверный слух, дошедший до князя. | – Oh ! c’est de l’exagération ! murmura Ivan Pétrovitch, d’ailleurs avec un air agréablement flatté ; cette fois il avait raison de parler d’exagération, car il ne s’agissait que d’un faux bruit qui était parvenu aux oreilles du prince. |
| – А вы, княгиня, – обратился он вдруг к Белоконской со светлою улыбкой, – разве не вы, полгода назад, приняли меня в Москве как родного сына, по письму Лизаветы Прокофьевны, и действительно, как родному сыну, один совет дали, который я никогда не забуду. Помните? | – Et vous, princesse, reprit le prince en se tournant incontinent vers la princesse Biélokonski avec un sourire radieux, ne m’avez-vous pas accueilli il y a six mois à Moscou et traité comme votre fils sur une lettre de recommandation d’Elisabeth Prokofievna ? Comme à votre fils aussi vous m’avez alors donné un conseil que je n’oublierai jamais. Vous souvenez-vous ? |
| – Что ты на стены-то лезешь? – досадливо проговорила Белоконская: – человек ты добрый, да смешной: два гроша тебе дадут, а ты благодаришь точно жизнь спасли. Ты думаешь это похвально, ан это противно. | – Quelle mouche te pique ? proféra la princesse Biélokonski avec dépit. Tu es un bon garçon mais ridicule ; quand on te donne deux sous tu remercies comme si on t’avait sauvé la vie. Tu crois que c’est bien ? en réalité c’est déplaisant. |
| Она было уж совсем рассердилась, но вдруг рассмеялась, и на этот раз добрым смехом. Просветлело лицо и Лизаветы Прокофьевны; просиял и Иван Федорович. | Elle était sur le point de se fâcher pour tout de bon, mais se mit brusquement à rire, et cette fois avec une expression de bienveillance. Le visage d’Elisabeth Prokofievna se rasséréna également et Ivan Fiodorovitch devint rayonnant. |
| – Я говорил, что Лев Николаевич человек… человек… одним словом, только бы вот не задыхался, как княгиня заметила… – пробормотал генерал в радостном упоении, повторяя поразившие его слова Белоконской. | – Je disais bien que Léon Nicolaïévitch était un homme si… un homme que… bref à la condition de ne pas s’étouffer en parlant, comme l’a fait observer la princesse…, balbutia le général sur un ton de joyeuse satisfaction, en répétant les paroles de la princesse Biélokonski, qui l’avaient frappé. |
| Одна Аглая была как-то грустна; но лицо ее все еще пылало, может быть, и негодованием. | Seule Aglaé paraissait triste ; cependant elle avait toujours le rouge au visage, peut-être par l’effet de l’indignation. |
| – Он, право, очень мил, – пробормотал опять старичок Ивану Петровичу. | – Il est réellement très gentil, répéta le petit vieux à Ivan Pétrovitch. |
| – Я вошел сюда с мукой в сердце, – продолжал князь, все с каким-то возраставшим смятением, все быстрее и быстрее, все чуднее и одушевленнее, – я… я боялся вас, боялся и себя. Всего более себя. Возвращаясь сюда, в Петербург, я дал себе слово непременно увидеть наших первых людей, старших, исконных, к которым сам принадлежу, между которыми сам из первых по роду. | Le prince était dans un état d’agitation croissante. Avec un débit de plus en plus précipité, anormal, exalté, il reprit : – Je suis entré ici le cœur tourmenté, je… j’avais peur de vous et j’avais peur de moi. J’avais surtout peur de moi. À mon retour à Pétersbourg je m’étais promis de voir à tout prix nos hommes de premier plan, ceux qui appartiennent aux familles de vieille souche dont je suis moi-même, étant des premiers par la naissance. |
| Ведь я теперь с такими же князьями, как сам, сижу, ведь так? Я хотел вас узнать, и это было надо; очень, очень надо!.. Я всегда слышал про вас слишком много дурного, больше чем хорошего, о мелочности и исключительности ваших интересов, об отсталости, о мелкой образованности, о смешных привычках, – о, ведь так много о вас пишут и говорят! | Car je suis maintenant avec des princes comme moi, n’est-ce pas ? Je voulais faire votre connaissance, c’était nécessaire, tout à fait nécessaire !… J’avais toujours entendu dire beaucoup de mal de vous, plus de mal que de bien ; on m’avait parlé de votre étroitesse d’esprit, de l’exclusivisme de vos intérêts, de votre mentalité rétrograde, de votre peu d’instruction, de vos habitudes ridicules ; oh ! on écrit et on dit tant de choses à votre sujet ! |
| Я с любопытством шел сюда сегодня, со смятением: мне надо было видеть самому и лично убедиться: действительно ли весь этот верхний слой русских людей уж никуда не годится, отжил свое время, иссяк исконною жизнью и только способен умереть, но все еще в мелкой завистливой борьбе с людьми… будущими, мешая им, не замечая, что сам умирает? Я и прежде не верил этому мнению вполне, потому что у нас и сословия-то высшего никогда не бывало, разве придворное, по мундиру, или… по случаю, а теперь уж и совсем исчезло, ведь так, ведь так? | Aussi étais-je plein de curiosité et de trouble en venant ici aujourd’hui. Il me fallait voir par moi-même et me faire une conviction personnelle sur cette question : est-il vrai que la couche supérieure de la société russe ne vaut plus rien ; qu’elle a fait son temps, que sa vitalité d’antan est tarie et qu’elle n’est plus capable de mourir, tout en s’entêtant encore à lutter par mesquine jalousie contre les hommes… d’avenir et à leur barrer le passage, sans se rendre compte qu’elle est elle-même moribonde ? Précédemment déjà, je donnais assez peu de crédit à cette façon de voir, car nous n’avons jamais eu de véritable aristocratie, hormis une caste de courtisans qui se distinguait par son uniforme ou… par le hasard ; mais maintenant cette noblesse a complètement disparu, n’est-il pas vrai ? |
| – Ну, это вовсе не так, – язвительно рассмеялся Иван Петрович. | – Allons donc ! ce n’est pas du tout cela, fit Ivan Pétrovitch en ricanant malignement. |
| – Ну, опять застучал! – не утерпела и проговорила Белоконская. | – Bon, le voilà reparti ! murmura la princesse Biélokonski perdant patience. |
| – Laissez le dire, он весь даже дрожит, – предупредил опять старичок вполголоса. | – Laissez-le dire ! il est tout tremblant, dit à mi-voix le petit vieux. |
| Князь был решительно вне себя. | Le prince était décidément hors de lui. |
| – И что ж? Я увидел людей изящных, простодушных, умных; я увидел старца, который ласкает и выслушивает мальчика, как я; вижу людей, способных понимать и прощать, людей русских и добрых, почти таких же добрых и сердечных, каких я встретил там, почти не хуже. Судите же, как радостно я был удивлен! О, позвольте мне это высказать! | – Et qu’ai-je vu ici ? J’ai vu des gens pleins de délicatesse, de franchise et d’intelligence. J’ai vu un vieillard témoigner une affectueuse attention à un gamin comme moi et l’écouter jusqu’au bout. Je vois des gens capables de comprendre et de pardonner ; ce sont bien des Russes et des hommes bons, presque aussi bons et aussi cordiaux que ceux que j’ai rencontrés là-bas ; ils ne valent en tout cas guère moins. Jugez de mon agréable surprise ! Oh ! permettez-moi de l’exprimer ! |
| Я много слышал и сам очень верил, что в свете все манера, все дряхлая форма, а сущность иссякла; но ведь я сам теперь вижу, что этого быть не может у нас; это где-нибудь, а только не у нас. Неужели же вы все теперь иезуиты и обманщики? Я слышал, как давеча рассказывал князь N.. разве это не простодушный, не вдохновенный юмор, разве этоe не истинное добродушие? Разве такие слова могут выходить из уст человека… мертвого, с иссохшим сердцем и талантом? Разве мертвецы могли бы обойтись со мной, как вы обошлись? Разве это не материал… для будущего, для надежд? Разве такие люди могут не понять и отстать? | J’avais souvent entendu dire et j’ai même souvent cru que, dans le monde, tout se réduisait à de belles manières, à un formalisme désuet, mais que la sève était desséchée. Or, je constate maintenant par moi-même que tel ne peut être le cas chez nous. Il peut en être ainsi ailleurs, mais pas chez nous. Peut-on croire que vous soyez maintenant tous des jésuites et des imposteurs ? J’ai entendu tout à l’heure le récit du prince N. : n’est-ce pas à un humour plein de sincérité et de spontanéité ? n’est-ce pas là de la véritable bonhomie ? Est-ce que de pareilles paroles peuvent sortir de la bouche d’un homme… mort, d’un homme dont le cœur et le talent serait desséchés ? Est-ce que des morts auraient pu m’accueillir comme vous m’avez accueilli ? Est-ce qu’il n’y a pas là un élément… pour l’avenir, un élément qui justifie les espérances ? Est-ce que des gens pareils peuvent ne pas comprendre et rester en arrière ? |
| – Еще раз прошу, успокойтесь, мой милый, мы обо всем этом в другой раз, и я с удовольствием… – усмехнулся “сановник”. | – Je vous en prie encore une fois, calmez-vous, mon cher ami ; nous parlerons de tout cela un autre jour et c’est avec plaisir que je… dit le « dignitaire » avec un sourire légèrement moqueur. |
| Иван Петрович крякнул и поворотился в своих креслах. | Ivan Pétrovitch toussota et se retourna dans son fauteuil ; |
| Иван Федорович зашевелился; генерал-начальник разговаривал с супругой сановника, не обращая уже ни малейшего внимания на князя; но супруга сановника часто вслушивалась и поглядывала. | Ivan Fiodorovitch recommença à s’agiter ; son supérieur, le général, occupé à causer avec l’épouse du dignitaire, cessa de prêter la moindre attention au prince ; mais la dame écoutait celui-ci d’une oreille et portait fréquemment les yeux sur lui. |
| – Нет, знаете, лучше уж мне говорить! – с новым лихорадочным порывом продолжал князь, как-то особенно доверчиво и даже конфиденциально обращаясь к старичку. – Мне Аглая Ивановна запретила вчера говорить и даже темы назвала, о которых нельзя говорить; она знает, что я в них смешон! Мне двадцать седьмой год, а ведь я знаю, что я как ребенок. Я не имею права выражать мою мысль, я это давно говорил; я только в Москве, с Рогожиным, говорил откровенно… | – Eh bien ! non ! il vaut mieux que je parle ! continua le prince dans un nouvel élan de fièvre, en s’adressant au petit vieux sur un ton de confiance, voire de confidence. – Aglaé Ivanovna m’a défendu hier de parler et m’a même indiqué les sujets à ne pas aborder ; elle sait que je suis ridicule quand je me mets à les traiter. Je suis dans ma vingt-septième année et je me rends compte cependant que je me conduis comme un enfant. Je n’ai pas le droit d’exprimer ma pensée ; il y a longtemps que je l’ai dit ; ce n’est qu’à Moscou, avec Rogojine, que j’ai pu parler à cœur ouvert… |
| Мы с ним Пушкина читали, всего прочли; он ничего не знал, даже имени Пушкина… Я всегда боюсь моим смешным видом скомпрометировать мысль и главную идею. Я не имею жеста. Я имею жест всегда противоположный, а это вызывает смех и унижает идею. Чувства меры тоже нет, а это главное; это даже самое главное… Я знаю, что мне лучше сидеть и молчать. Когда я упрусь и замолчу, то даже очень благоразумным кажусь, и к тому же обдумываю. Но теперь мне лучше говорить. Я потому заговорил, что вы так прекрасно на меня глядите; у вас прекрасное лицо! Я вчера Аглае Ивановне слово дал, что весь вечер буду молчать. | Nous avons lu Pouchkine ensemble, nous l’avons lu tout entier ; il ne le connaissait pas, même de nom… Je crains toujours que mon air ridicule ne compromette ma pensée et ne discrédite l’idée principale. Je n’ai pas le geste heureux. Les gestes que je fais sont toujours à contretemps, ce qui provoque les rires et avilit l’idée. Il me manque aussi le sentiment de la mesure, et ceci est grave, c’est même le plus grave… Je sais que le mieux que je puisse faire, c’est de rester coi et de me taire. Quand je me tiens tranquille et garde le silence, je parais même très raisonnable et j’ai, en outre, le loisir de réfléchir. Mais maintenant mieux vaut que je parle. Vous me regardez avec tant de bienveillance que je m’y suis décidé ; il y a tant de charme dans vos traits. Hier j’ai donné ma parole à Aglaé Ivanovna que je me tairais pendant toute la soirée. |
| – Vraiment? – улыбнулся старичок. | – Vraiment ? fit le petit vieux en souriant. |
| – Но я думаю минутами, что я и не прав, что так думаю: искренность ведь стоит жеста, так ли? Так ли? | – Mais il y a des moments où je me dis que j’ai tort de raisonner ainsi : la sincérité ne vaut-elle pas un geste ? N’est-ce pas ? |
| – Иногда. | – Quelquefois. |
| – Я хочу все объяснить, все, все, все! О да! Вы думаете – я утопист? идеолог? О, нет, у меня, ей богу, все такие простые мысли… Вы не верите? Вы улыбаетесь? Знаете, что я подл иногда, потому что веру теряю; давеча я шел сюда и думал: “Ну как я с ними заговорю? С какого слова надо начать, чтоб они хоть что-нибудь поняли?” Как я боялся, но за вас я боялся больше, ужасно, ужасно! А между тем, мог ли я бояться, не стыдно ли было бояться? Что в том, что на одного передового такая бездна отсталых и недобрых? В том-то и радость моя, что я теперь убежден, что вовсе не бездна, а все живой материал! | – Je veux tout vous expliquer, tout, tout, tout ! Oh ! oui ! Vous me prenez pour un utopiste ? un idéologue ? Oh ! non : je vous jure que mes pensées sont toutes si simples… Vous ne me croyez pas ? Vous souriez ? Écoutez… je suis parfois lâche parce que je perds la foi en moi ; tout à l’heure, en venant ici, je pensais : « Comment leur adresserai-je la parole ? En quels termes engagerai-je la conversation pour qu’ils me comprennent tant soit peu ? » J’éprouvais une vive appréhension, mais c’est vous qui étiez surtout l’objet de ma terreur. Et cependant quelle raison avais-je de craindre ? Ma peur n’était-elle pas honteuse ? Qu’importe que pour un seul homme de progrès il y ait une telle foule de rétrogrades et de méchants ? Ma joie provient de ce que je suis maintenant convaincu qu’au fond cette foule n’existe pas et qu’il n’y a que des éléments pleins de vie. |
| Нечего смущаться и тем, что мы смешны, не правда ли? Ведь это действительно так, мы смешны, легкомысленны, с дурными привычками, скучаем, глядеть не умеем, понимать не умеем, мы ведь все таковы, все, и вы, и я, и они! Ведь вы, вот, не оскорбляетесь же тем, что я в глаза говорю вам, что вы смешны? А коли так, то разве вы не материал? Знаете, по-моему быть смешным даже иногда хорошо, да и лучше: скорее простить можно друг другу, скорее и смириться; не все же понимать сразу, не прямо же начинать с совершенства! Чтобы достичь совершенства, надо прежде многого не понимать. | L’idée d’être ridicules ne doit d’ailleurs point nous troubler, n’est-ce pas ? Certes nous le sommes ; nous sommes frivoles, nous avons de fâcheuses habitudes, nous nous ennuyons, nous ne savons ni voir ni comprendra ; nous sommes tous ainsi, tous, vous, moi, et eux aussi ! Tenez, vous ne vous froissez pas de m’entendre vous dire en face que vous êtes ridicules ? S’il en est ainsi, ne peut-on pas voir en vous des artisans de progrès ? Je vous dirai même qu’il est parfois bon et même meilleur d’être ridicule : on est plus enclin au pardon mutuel et à l’humilité ; il ne nous est pas donné de tout comprendre d’emblée et la perfection ne s’atteint pas d’un coup ! Pour arriver à la perfection il faut commencer par ne pas comprendre beaucoup de choses. Celui qui saisit trop vite saisit sans doute mal. |
| А слишком скоро поймем, так, пожалуй, и не хорошо поймем. Это я вам говорю, вам, которые уже так много умели понять и… не понять. Я теперь не боюсь за вас: вы ведь не сердитесь, что вам такие слова говорит такой мальчик? Конечно, нет! О, вы сумеете забыть и простить тем, которые вас обидели, и тем, которые вас ничем не обидели; потому что всего ведь труднее простить тем, которые нас ничем не обидели, и именно потому что они не обидели, и что, стало быть, жалоба наша неосновательна: вот чего я ждал от высших людей, вот что торопился им, ехав сюда, сказать, и не знал, как сказать… | Je vous le dis, à vous qui avez déjà su comprendre tant de choses… sans les comprendre. Je n’éprouve maintenant plus de crainte à votre endroit ; vous écoutez sans colère un gamin comme moi vous parler sur ce ton, n’est-ce pas ? Certes oui ! Oh ! vous saurez oublier, vous saurez pardonner à ceux qui vous ont offensés et aussi à ceux qui ne vous ont pas offensés, car il est plus difficile de pardonner à ceux qui ne vous ont pas offensés, justement parce qu’ils n’ont aucun tort et que, par conséquent, votre ressentiment est dénué de fondement. Voilà ce que j’attendais de gens de la haute société, voilà ce que j’avais hâte de vous dire en arrivant ici, sans savoir en quels termes je le ferais… |
| Вы смеетесь, Иван Петрович? Вы думаете: я за тех боялся, их адвокат, демократ, равенства оратор? – засмеялся он истерически (он поминутно смеялся коротким и восторженным смехом). – Я боюсь за вас, за вас всех и за всех нас вместе. Я ведь сам князь исконный и с князьями сижу. Я чтобы спасти всех нас говорю, чтобы не исчезло сословие даром, в потемках, ни о чем не догадавшись, за все бранясь и все проиграв. Зачем исчезать и уступать другим место, когда можно остаться передовыми и старшими? Будем передовыми, так будем и старшими. Станем слугами, чтоб быть старшинами. | Vous riez, Ivan Pétrovitch ? Vous pensez que je suis un démocrate, un apologiste de l’égalité, que je suis ici leur avocat et que c’est pour eux que j’ai craint ? ajouta-t-il avec un rire convulsif (il avait à chaque instant un petit rire saccadé et extatique). – Non, c’est pour vous que je crains, pour vous tous et pour nous tous à la fois. Je suis moi-même un prince d’ancienne lignée au milieu d’autres princes. Je parle pour notre salut commun, afin que notre caste ne disparaisse pas sans aucun profit dans les ténèbres, pour n’avoir rien prévu, n’avoir fait que se quereller et avoir tout perdu. Pourquoi disparaître et céder la place aux autres, alors que nous pouvons garder nos positions à l’avant-garde et à la tête de la société ? Soyons des hommes de progrès et nous resterons les premiers. Devenons des serviteurs pour être des supérieurs. |
| Он стал порываться встать с кресла, но старичок его постоянно удерживал, с возраставшим однако ж беспокойством смотря на него. | Il eut une brusque velléité dee se lever de son fauteuil, mais le petit vieux le retenait toujours et fixait sur lui des yeux où l’inquiétude croissait. |
| – Слушайте! Я знаю, что говорить не хорошо: лучше просто пример, лучше просто начать… я уже начал… и – и неужели в самом деле можно быть несчастным? О, что такое мое горе и моя беда, если я в силах быть счастливым? Знаете, я не понимаю, как можно проходить мимо дерева и не быть счастливым, что видишь его? Говорить с человеком и не быть счастливым, что любишь его! О, я только не умею высказать… а сколько вещей на каждом шагу таких прекрасных, которые даже самый потерявшийся человек находит прекрасными? Посмотрите на ребенка, посмотрите на божию зарю, посмотрите на травку, как она растет, посмотрите в глаза, которые на вас смотрят и вас любят… | – Écoutez ! Je sais que parler ne signifie rien ; mieux vaut prêcher d’exemple et se mettre simplement à l’œuvre… J’ai déjà commencé… et… et est-ce que réellement on peut être malheureux ? Oh ! qu’importent mon affliction et mon malheur si je me sens la force d’être heureux ? Je ne comprends pas, sachez-le, qu’on puisse passer à côté d’un arbre sans éprouver à sa vue un sentiment de bonheur, ou parler à un homme sans être heureux de l’aimer. Oh ! les paroles me manquent pour exprimer cela… mais combien de belles choses nous voyons à chaque pas, dont l’homme le plus dégradé ressent lui-même la beauté ? Regardez l’enfant, regardez l’aurore du Créateur, regardez l’herbe qui pousse, regardez les yeux qui vous contemplent et qui vous aiment… |
| Он давно уже стоял, говоря. Старичок уже испуганно смотрел на него. Лизавета Прокофьевна вскрикнула: “Ах, боже мой!” прежде всех догадавшись, и всплеснула руками. Аглая быстро подбежала к нему, успела принять его в свои руки и с ужасом, с искаженным болью лицом, услышала дикий крик “духа сотрясшего и повергшего” несчастного. Больной лежал на ковре. Кто-то успел поскорее подложить ему под голову подушку. | Au cours de cette tirade et, tout en parlant, le prince s’était levé. Le petit vieux le suivait déjà des yeux avec frayeur. Elisabeth Prokofievna agita les bras et s’écria : « Ah ! mon Dieu ! » Elle avait deviné avant tout le monde ce qui se passait. Aglaé se précipita vers le prince et arriva juste à temps pour le recevoir dans ses bras ; terrifiée, les traits bouleversés de chagrin, la jeune fille entendit le hurlement sauvage de l’« esprit qui avait fait chanceler et terrassé » le malheureux. Celui-ci gisait maintenant sur le tapis et quelqu’un lui avait à la hâte glissé un coussin sous la tête. |
| Этого никто не ожидал. Чрез четверть часа князь N,. Евгений Павлович, старичок, попробовали оживить опять вечер, но еще чрез полчаса уже все разъехались. Было высказано много сочувственных слов, много сетований, несколько мнений. Иван Петрович выразился между прочим, что “молодой человек славянофил, или в этом роде, но что, впрочем, это не опасно”. Старичок ничего не высказал. | Personne ne s’était attendu à ce dénouement. Au bout d’un quart d’heure, le prince N., Eugène Pavlovitch et le petit vieux tentèrent de ranimer la soirée, mais une demi-heure plus tard tous les invités se séparèrent, non sans exprimer force paroles de condoléances et de regret entremêlées de commentaires sur l’incident. Ivan Pétrovitch émit, entre autres, l’avis que « ce jeune homme était un slavophile ou quelque chose d’approchant, mais que son cas n’était pas dangereux ». Le petit vieux ne souffla mot. |
| Правда, уже потом, на другой и на третий день, все несколько и посердились; Иван Петрович даже обиделся, но немного. Начальник-генерал некоторое время был несколько холоден к Ивану Федоровичу. “Покровитель” семейства, сановник, тоже кое-что промямлил с своей стороны отцу семейства в назидание, при чем лестно выразился, что очень и очень интересуется судьбой Аглаи. Он был человек и в самом деле несколько добрый; но в числе причин его любопытства относительно князя, в течение вечера, была и давнишняя история князя с Настасьей Филипповной; об этой истории он кое-что слышал и очень даже интересовался, хотел бы даже и расспросить. | Il est vrai que, chez tous, le lendemain et le surlendemain, ces dispositions firent place à un mouvement d’humeur. Ivan Pétrovitch se sentit même offensé, quoique peu gravement. Le supérieur d’Ivan Fiodorovitch témoigna pendant quelque temps à celui-ci une certaine froideur. Le haut dignitaire, « protecteur » des Epantchine, fit aussi, de son côté, quelques réflexions sentencieuses à l’adresse du chef de famille, en ajoutant toutefois en termes flatteurs qu’il s’intéressait énormément au sort d’Aglaé. C’était un homme qui, en fait, ne manquait pas de bonté ; mais l’un des motifs de la curiosité qu’il avait témoignée ce soir-là au prince était l’histoire des rapports antérieurs de ce dernier avec Nastasie Philippovna ; le peu qu’il en avait entendu raconter l’avait vivement intrigué et il aurait voulu poser des questions à ce sujet. |
| Белоконская, уезжая с вечера, сказала Лизавете Прокофьевне: | Après la soirée, au moment de partir, la princesse Biélokonski dit à Elisabeth Prokofievna : |
| – Что ж, и хорош, и дурен; а коли хочешь мое мнение знать, то больше дурен. Сама видишь, какой человек, больной человек! | – Que te dirais-je ? Il est bien et il est mal ; si tu veux mon avis, il est plutôt mal. Tu vois toi-même quel genre d’homme c’est : un malade ! |
| Лизавета Прокофьевна решила про себя окончательно, что жених “невозможен”, и за-ночь дала себе слово, что “покамест она жива, не быть князю мужем ее Аглаи”. С этим и встала поутру. Но поутру же, в первом часу, за завтраком, она впала в удивительное противоречие самой себе. | Elisabeth Prokofievna décida en son for intérieur que le prince était un fiancé « impossible » et, durant la nuit, elle se jura « qu’elle vivante, jamais il n’épouserait Aglaé ». Elle se leva le matin dans la même disposition. Mais un peu après midi, à l’heure du déjeuner, elle tomba dans une singulière contradiction avec elle-même. |
| На один, чрезвычайно, впрочем, осторожный спрос сестер, Аглая вдруг ответила холодно, но заносчиво, точно отрезала: | À une question d’ailleurs fort discrète de ses sœurs, Aglaé riposta sur un ton froid mais arrogant : |
| – Я никогда никакого слова не давала ему, никогда в жизни не считала его моим женихом. Он мне такой же посторонний человек, как и всякий. | – Je ne lui ai jamais engagé ma parole, je ne l’ai jamais regardé comme mon fiancé. Il m’est aussi indifférent que le premier venu. |
| Лизавета Прокофьевна вдруг вспыхнула. | Elisabeth Prokofievna prit aussitôt la mouche. |
| – Этого я не ожидала от тебя, – проговорила она с огорчением, – жених он невозможный, я знаю, и славу богу, что так сошлось; но от тебя-то я таких слов не ждала! Я думала, другое от тебя будет. Я бы тех всех вчерашних прогнала, а его оставила, вот он какой человек!… Akirill.com | – Je ne m’attendais pas à ce langage de ta part, fit-elle sur un ton chagriné. Que ce soit un parti impossible, je le sais du reste, et Dieu soit loué que l’affaire se soit terminée de la sorte ! Mais je n’aurais pas cru que tu t’exprimerais ainsi ! Je m’étais fait de toi une tout autre idée. Moi, j’aurais mis à la porte tous les convives d’hier pour ne garder que lui. Voilà l’opinion que j’ai de lui !… |
| Тут она вдругe остановилась, испугавшись сама того, что сказала. Но если бы знала она как была несправедлива в эту минуту к дочери? Уже все было решено в голове Аглаи; она тоже ждала своего часа, который должен был все решить, и всякий намек, всякое неосторожное прикосновение глубокою раной раздирали ей сердце. | Elle s’arrêta court, effrayée de ce qu’elle venait de dire. Ah ! si elle avait pu savoir à quel point elle était en ce moment injuste envers sa fille ! Tout était déjà décidé dans l’esprit d’Aglaé : celle-ci aussi attendait son heure, l’heure décisive pour elle, et toute allusion, toute approche imprudente lui faisait au cœur une profonde blessure. |
| VIII. | VIII. |
| И для князя это утро началось под влиянием тяжелых предчувствий; их можно было объяснить его болезненным состоянием, но он был слишком неопределенно грустен, и это было для него всего мучительнее. Правда, пред ним стояли факты яркие, тяжелые и язвительные, но грусть его заходила дальше всего, что он припоминал и соображал; он понимал, что ему не успокоить себя одному. Мало-по-малу в нем укоренилось ожидание, что сегодня же с ним случится что-то особенное и окончательное. Припадок, бывший с ним накануне, был из легких; кроме ипохондрии, некоторой тягости в голове и боли в членах, он не ощущал никакого другого расстройства. | Pour le prince aussi, cette matinée débuta sous l’influence de pénibles pressentiments. On aurait pu les expliquer par son état morbide, mais il entrait dans sa tristesse quelque chose de si mal défini que c’était là la cause principale de sa souffrance. Sans doute il était en face de faits concrets d’une précision douloureuse et navrante, mais sa tristesse allait au delà de tout ce qu’il évoquait ou imaginait ; il comprenait qu’il n’arriverait pas tout seul à calmer son angoisse. Peu à peu s’enracina en lui l’attente d’un événement extraordinaire et décisif qui surviendrait pour lui ce jour-là. L’attaque qu’il avait eue la veille avait été plutôt bénigne ; il ne lui en restait pas d’autres troubles qu’une disposition à l’hypocondrie, une pesanteur dans la tête et des douleurs dans les membres. |
| Голова его работала довольно отчетливо, хотя душа и была больна. Встал он довольно поздно и тотчас же ясно припомнил вчерашний вечер; хоть и не совсем отчетливо, но все-таки припомнил и то, как через полчаса после припадка его довели домой. Он узнал, что уже являлся к нему посланный от Епанчиных узнать о его здоровье. В половине двенадцатого явился другой; это было ему приятно. Вера Лебедева из первых пришла навестить его и прислужить ему. В первую минуту, как она его увидала, она вдруг заплакала, но когда князь тотчас же успокоил ее – рассмеялась. Его как-то вдруг поразило сильное сострадание к нему этой девушки; он схватил ее руку и поцеловал. Вера вспыхнула. | Son cerveau était relativement lucide bien que son âme fût endolorie. Il se leva assez tard, et aussitôt le souvenir de la soirée précédente lui revint avec netteté ; il reprit même plus ou moins conscience qu’on l’avait ramené à son domicile une demi-heure après son attaque. Il apprit que les Epantchine avaient déjà fait demander des nouvelles de sa santé. À onze heures et demie on revint en prendre pour la seconde fois ; cela lui fit plaisir. Véra Lébédev fut l’une des premières personnes à lui rendre visite et à lui offrir ses services. Dès qu’elle le vit, elle fondit brusquement en larmes ; mais, quand le prince l’eut tranquillisée, elle se mit à rire. Il fut saisi de la vive compassion que la jeune fille lui témoignait ; il lui prit la main et la baisa, ce qui la fit rougir. |
| – Ах, что вы, что вы! – воскликнула она в испуге, быстро отняв свою руку. | – Ah ! que faites-vous ! que faites-vous ! s’écria-t-elle avec effroi en retirant rapidement sa main. |
| Она скоро ушла в каком-то странном смущении. Между прочим, она успела рассказать, что отец ее сегодня, еще чем свет побежал к “покойнику”, как называл он генерала, узнать не помер ли он за ночь, и что слышно, говорят, наверно скоро помрет. В двенадцатом часу явился домой и к князю и сам Лебедев, но собственно “на минуту, чтоб узнать о драгоценном здоровьи” и т. д., и кроме того, наведаться в “шкапчик”. | Elle ne tarda pas à quitter la pièce en proie à un trouble singulier, non sans avoir eu le temps de raconter que son père avait couru de grand matin chez le « défunt » (comme il appelait le général), afin de s’informer s’il n’était pas mort dans la nuit. Elle avait ajouté que, de l’opinion commune, le malade n’en avait plus pour longtemps. Avant midi Lébédev lui-même, rentrant chez lui, se présenta chez le prince, mais seulement « pour une minute et afin de prendre des nouvelles de sa précieuse santé », etc. ; en outre, il voulait faire une visite à la « petite armoire ». |
| Он больше ничего как ахал и охал, и князь скоро отпустил его, но все-таки он попробовал порасспросить о вчерашнем припадке, хотя и видно было, что об этом он уже знает в подробностях. За ним забежал Коля, тоже на минуту; этот в самом деле торопился и был в сильной и мрачной тревоге. Он начал с того, что прямо и настоятельно попросил у князя разъяснения всего, что от него скрывали, примолвив, что уже почти все узнал во вчерашний же день. Он был сильно и глубоко потрясен. | Il n’arrêtait pas de gémir et de pousser des exclamations, si bien que le prince ne fut pas long à le congédier, ce qui ne l’empêcha pas de hasarder des questions au sujet de l’accès de la veille, bien qu’il fût évident qu’il connaissait déjà l’affaire en détail. Après lui accourut Kolia, qui ne venait aussi que pour une minute ; mais, lui, était réellement pressé ; il était en proie à une véhémente et sombre inquiétude. Il commença par demander carrément au prince, et avec insistance, de lui expliquer tout ce qu’on lui cachait et il ajouta qu’on lui avait déjà presque tout appris la veille. Son émotion était intense et profonde. |
| Со всем возможным сочувствием, к какому только был способен, князь рассказал все дело, восстановив факты в полной точности, и поразил бедного мальчика как громом. Он не мог вымолвить ни слова и молча заплакал. Князь почувствовал, что это было одно из тех впечатлений, которые остаются навсегда и составляют перелом в жизни юноши навеки. Он поспешил передать ему свой взгляд на дело, прибавив, что, по его мнению, может быть, и смерть-то старика происходит, главное, от ужаса, оставшегося в его сердце после проступка, и что к этому не всякий способен. Глаза Коли засверкали, когда он выслушал князя: | Le prince le mit au courant de la vérité avec toute la sympathie dont il était capable ; il exposa les faits avec une complète exactitude ; ce fut un coup de foudre pour le pauvre garçon qui ne trouva pas un mot à dire et se prit à pleurer silencieusement. Le prince sentit que c’était là une de ces impressions qui restent à tout jamais et marquent dans la vie d’un adolescent une solution de continuité. Il s’empressa de lui faire part de la façon dont il envisageait l’événement en ajoutant qu’à son avis, la mort du vieillard provenait peut-être surtout de l’épouvante que la mauvaise action commise avait laissée dans son cœur ; c’était une réaction dont tout le monde n’aurait pas été capable. Les yeux de Kolia étincelaient quand le prince eut fini de parler : |
| – Негодные Ганька, и Варя, и Птицын! Я с ними не буду ссориться, но у нас разные дороги с этой минуты! Ах, князь, я со вчерашнего очень много почувствовал нового; это мой урок! Мать я тоже считаю теперь прямо на моих руках; хотя она и обеспечена у Вари, но это все не то… | – Quels vauriens que Gania, Barbe et Ptitsine ! Je ne me querellerai pas avec eux, mais à partir de maintenant chacun de nous suivra sa voie ! Ah ! prince, j’ai éprouvé depuis hier bien des sentiments nouveaux ; c’est une leçon pour moi ! Je considère maintenant que je dois subvenir à l’existence de ma mère ; bien qu’elle soit chez Barbe à l’abri du besoin, ce n’est pas cela… |
| Он вскочил, вспомнив, что его ждут, наскоро спросил о состоянии здоровья князя и, выслушав ответ, вдруг с поспешностью прибавил: | Il se rappela qu’on l’attendait et se leva précipitamment ; puis, s’étant enquis en hâte de la santé du prince et ayant reçu la réponse, il ajouta avec vivacité : |
| – Нет ли и другого чего? Я слышал, вчера… (впрочем, я не имею права), но если вам когда-нибудь и в чем-нибудь понадобится верный слуга, то он перед вами. Кажется, мы оба не совсем-то счастливы, ведь так? Но… я не расспрашиваю, не расспрашиваю… | – N’y a-t-il pas encore autre chose ? J’ai entendu dire qu’hier… (d’ailleurs cela n’est pas mon affaire), mais si vous avez jamais besoin, pour quoi que ce soit, d’un serviteur fidèle, vous l’avez devant vous. Il me semble que ni l’un ni l’autre ne sommes heureux, n’est-ce pas ? Mais… je ne vous interroge pas, je ne vous interroge pas… |
| Он ушел, а князь еще больше задумался: все пророчествуют несчастия, все уже сделали заключения, все глядят как бы что-то знают и такое, чего он не знает; Лебедев выспрашивает, Коля прямо намекает, а Вера плачет. Наконец он в досаде махнул рукой: “проклятая болезненная мнительность”, подумал он. Лицо его просветлело, когда, во втором часу, он увидел Епанчиных, входящих навестить его “на минутку”. Эти уже действительно зашли на минуту. | Quand il fut parti, le prince se plongea plus profondément encore dans ses réflexions. Tous lui prophétisaient le malheur, tous avaient déjà tiré leurs conclusions, tous avaient l’air de savoir une chose que lui ignorait. Lébédev posait des questions insidieuses, Kolia faisait des allusions directes, Véra pleurait. Il finit par esquisser un geste de dépit. « Maudite, maladive défiance ! » se dit-il. Son visage se rasséréna vers les deux heures quand il vit les dames Epantchine venir lui rendre visite « pour une petite minute ». C’était bien en effet une visite d’une minute qui les amenait. |
| Лизавета Прокофьевна, встав от завтрака, объявила, что гулять пойдут все сейчас и все вместе. Уведомление было дано в форме приказания, отрывисто, сухо, без объяснений. Все вышли, то-есть маменька, девицы, князь Щ. Лизавета Прокофьевна прямо направилась в сторону противоположную той, в которую направлялись каждодневно. Все понимали, в чем дело, и все молчали, боясь раздражить мамашу, а она, точно прячась от упрека и возражений, шла впереди всех, не оглядываясь. Наконец Аделаида заметила, что на прогулке нечего так бежать, и что за мамашей не поспеешь. | Elisabeth Prokofievna avait déclaré aussitôt après le déjeunere que l’on irait tous ensemble faire une promenade. Elle avait dit cela d’un ton de commandement, coupant, sec et sans explication. Tout le monde sortit, c’est-à-dire la maman, les demoiselles et le prince Stch… Elisabeth Prokofievna s’engagea tout droit dans une direction opposée à celle que l’on prenait chaque jour. Tous comprirent ce dont il s’agissait, mais gardèrent le silence par crainte d’irriter la maman, qui marchait en tête sans se retourner, comme pour esquiver les reproches ou les objections. À la fin Adélaïde lui fit remarquer qu’il n’était pas nécessaire de courir si vite pour se promener et qu’on n’arriverait pas à la suivre. |
| – Вот что, – обернулась вдруг Лизавета Прокофьевна, – мы теперь мимо него проходим. Как бы там ни думала Аглая, и что бы там ни случилось потом, а он нам не чужой, а теперь еще вдобавок и в несчастии и болен; я, по крайней мере, зайду навестить. Кто хочет со мной, тот иди, кто не хочет – проходи мимо; путь не загорожен. | – À propos, dit soudain Elisabeth Prokofievna en faisant volte-face, nous passons maintenant à proximité de chez lui. Quoi qu’en puisse penser Aglaé et quoi qu’il advienne par la suite, ce n’est pas un étranger pour nous ; encore moins maintenant qu’il est malheureux et malade. Pour ce qui est de moi du moins, je vais lui faire une visite. Me suive qui voudra ; libre à chacun de continuer sa promenade. |
| Все вошли, разумеется. Князь, как следует, поспешил еще раз попросить прощения за вчерашнюю вазу и… скандал. | Naturellement tout le monde entra. Le prince, comme il convenait, s’empressa de s’excuser encore une fois pour le vase qu’il avait brisé la veille et… pour le scandale. |
| – Ну, это ничего, – ответила Лизавета Прокофьевна, – вазы не жаль, жаль тебя. Стало быть, сам теперь примечаешь, что был скандал: вот что значит “на другое-то утро”… но и это ничего, потому что всякий теперь видит, что с тебя нечего спрашивать. Ну, до свиданья однако ж; если в силах, так погуляй и опять засни – мой совет. А вздумаешь, заходи по прежнему; уверен будь, раз навсегда, что что бы ни случилось, что бы ни вышло, ты все-таки останешься другом нашего дома: моим, по крайней мере. За себя-то, по крайней мере, ответить могу… | – Allons, ce n’est rien ! répondit Elisabeth Prokofievna ; ce n’est pas le vase qui me fait de la peine, c’est toi. Ainsi tu reconnais maintenant toi-même qu’il y a eu scandale : c’est toujours le lendemain matin que l’on s’en rend compte… mais cela non plus ne tire pas à conséquence, car chacun voit à présent que tu n’es pas responsable. Enfin au revoir ! Si tu en as la force, fais une promenade et ensuite un nouveau somme, c’est le conseil que je te donne. Si la fantaisie t’en prend, viens chez nous comme par le passé ; sois convaincu une fois pour toutes que, quoi qu’il advienne et quoi qu’il en résulte, tu resteras quand même l’ami de notre maison, ou du moins le mien. Je puis au moins répondre de moi… |
| На вызов ответили все и подтвердили мамашины чувства. Они ушли, но в этой простодушной поспешности сказать что-нибудь ласковое и ободряющее таилось много жестокого, о чем и не спохватилась Лизавета Прокофьевна. В приглашении приходить “по прежнему” и в словах “моим, по крайней мере” – опять зазвучало что-то предсказывающее. | En l’entendant protester ainsi de ses sentiments, tous s’empressèrent d’y faire écho. Ils se retirèrent. Mais dans leur hâte naïve à dire quelque chose d’aimable et de réconfortant ils avaient eu une cruauté dont Elisabeth Prokofievna ne s’était pas même avisée. L’invitation à revenir comme « par le passé » et la restriction « ou du moins le mien » sonnaient de nouveau comme un avertissement. |
| Князь стал припоминать Аглаю; правда, она ему удивительно улыбнулась, при входе и при прощаньи, но не сказала ни слова, даже и тогда, когда все заявляли свои уверения в дружбе, хотя раза два пристально на него посмотрела. Лицо ее было бледнее обыкновенного, точно она худо проспала ночь. Князь решил вечером же идти к ним непременно “по прежнему” и лихорадочно взглянул на часы. Вошла Вера, ровно три минуты спустя по уходе Епанчиных. | Le prince se remémora l’attitude d’Aglaé ; sans doute elle lui avait adressé en entrant et en sortant un sourire charmant, mais elle n’avait pas proféré une parole, même lorsque tous les autres avaient protesté de leur amitié ; toutefois elle avait à deux reprises fixé son regard sur lui. Son visage était plus pâle qu’à l’ordinaire, comme après une mauvaise nuit. Le prince résolut d’aller sans faute les voir le soir même « comme par le passé » et il consulta fiévreusement sa montre. Trois minutes après le départ des Epantchine Véra entra. |
| – Мне, Лев Николаевич, Аглая Ивановна сейчас словечко к вам потихоньку передала. Князь так и задрожал. | – Léon Nicolaïévitch, je viens de recevoir d’Aglaé Ivanovna une commission confidentielle pour vous. Le prince fut si ému qu’il se mit à trembler. |
| – Записка? | – Un billet ? |
| – Нет-с, на словах; и то едва успела. Просит вас очень весь сегодняшний день ни на одну минуту не отлучаться со двора, вплоть до семи часов по вечеру, или даже до девяти, не совсем я тут расслышала. | – Non, une commission de vive voix ; elle a tout juste eu le temps de m’en faire part. Elle vous prie instamment de ne pas vous absenter de toute la journée, ne serait-ce qu’une minute, jusqu’à sept heures ou même neuf heures du soir, je ne l’ai pas bien entendue préciser ce point. |
| – Да… для чего же это? Что это значит? | – Mais… pourquoi cela ? Qu’est-ce que cela signifie ? |
| – Ничего этого я не знаю; только велела на-крепко передать. | – Je n’en sais rien ; seulement elle m’a chargé impérieusement de vous faire cette commission. |
| – Так и сказала: “на-крепко”? | – Elle a employé ce terme : « impérieusement » ? |
| – Нет-с, прямо не сказала: едва успела отвернувшись выговорить, благо я уж сама подскочила. Но уж по лицу видно было, как приказывала: на-крепко или нет. Так на меня посмотрела, что у меня сердце замерло… | – Non, elle ne s’est pas exprimée avec autant de netteté ; elle a eu à peine le temps de me parler en se retournant ; heureusement que je me suis rapprochée d’elle. Mais à sa physionomie on voyait qu’il s’agissait d’un ordre, impérieux ou non. Elle m’a regardé d’une façon telle que le cœur m’en a défailli… |
| Несколько расспросов еще, и князь хотя ничего больше не узнал, но зато еще пуще встревожился. Оставшись один, он лег на диван и стал опять думать. “Может, там кто-нибудь будет у них, до девяти часов, и она опять за меня боится, чтоб я чего при гостях не накуралесил”, выдумал он наконец и опять стал нетерпеливо ждать вечера и глядеть на часы. | Le prince posa encore une ou deux questions, mais n’en apprit pas davantage ; par contre son inquiétude s’accrut. Resté seul il s’allongea sur le divan et retomba dans ses conjectures : « Il y aura peut-être quelqu’un chez eux avant neuf heures et elle a encore peur que je ne me livre à quelque excentricité en présence des visiteurs », se dit-il enfin et il se remit à attendre le soir avec impatience en regardant sa montre. |
| Но разгадка последовала гораздо раньше вечера и тоже в форме нового визита, разгадка в форме новой, мучительной загадки: ровно полчаса по уходе Епанчиных к нему вошел Ипполит, до того усталый и изнуренный, что, войдя и ни слова не говоря, как бы без памяти, буквально упал в кресла и мгновенно погрузился в нестерпимый кашель. Он докашлялся до крови. Глаза его сверкали, и красные пятна зарделись на щеках. Князь пробормотал ему что-то, но тот не ответил, и еще долго не отвечая, отмахивался только рукой, чтоб его покамест не беспокоили. Наконец он очнулся. | Mais l’explication de l’énigme lui fut donnée bien avant le soir, sous la forme d’une nouvelle visite et même d’une seconde et non moins angoissante énigme : juste une demi-heure après le départ des Epantchine, Hippolyte se présenta à lui ; il était si las et si exténué qu’il entra sans dire un mot, tomba littéralement dans un fauteuil comme privé de connaissance et fut secoué d’une intolérable quinte de toux accompagnée de crachements de sang. Ses yeux étincelaient et des taches rouges apparaissaient sur ses joues. Le prince lui murmura quelques mots auxquels il ne répondit pas, se bornant pendant un temps assez long encore à faire un geste de la main pour qu’on ne le troublât point. Enfin il se remit. |
| – Ухожу! – через силу произнес он наконец хриплым голосом. | – Je m’en vais ! proféra-t-il avec effort et d’une voix rauque. |
| – Хотите, я вас доведу, – сказал князь, привстав с места, и осекся, вспомнив недавний запрет уходить со двора. Ипполит засмеялся. | – Voulez-vous que je vous accompagne ?… dit le prince en se levant ; mais il s’arrêta et se rappela qu’on venait de lui interdire de sortir. Hippolyte se prit à rire. |
| – Я не от вас ухожу, – продолжал он с беспрерывною одышкой и перхотой, – я напротив нашел нужным к вам придти и за делом… без чего не стал бы беспокоить. Я туда ухожу, и в этот раз, кажется, серьезно. Капут! Я не для сострадания, поверьте… я уж и лег сегодня, с десяти часов, чтоб уж совсем не вставать до самого того времени, да вот раздумал и встал еще раз, чтобы к вам идти… стало быть, надо. | – Ce n’est pas de chez vous que je m’en vais, continua-t-il de la même voix râlante et essoufflée. Tout au contraire, j’ai jugé nécessaire de venir vous entretenir d’une affaire… sans quoi je ne vous aurais pas dérangé. C’est là-bas que je m’en vais, et cette fois pour de bon, je crois. Kapout ! Je ne dis pas cela pour solliciter la commisération, je vous l’assure… je me suis même mis au lit ce matin à dix heures dans, l’idée de ne plus me lever jusqu’à ce moment-là. Mais je me suis ravisé et me suis relevé encore une fois pour venir chez vous… c’est dire qu’il le fallait. |
| – Жаль на вас смотреть; вы бы кликнули меня лучше, чем самим трудиться. | – Vous faites peine à voir, vous auriez dû m’appeler, plutôt que de vous donner ce mal. |
| – Ну, вот и довольно. Пожалели, стало быть и довольно для светской учтивости… Да, забыл: ваше-то как здоровье? | – Bon : voilà qui est suffisant. Vous m’avez plaint, donc vous avez satisfait aux exigences de la politesse mondaine… Ah ! j’oubliais : comment allez-vous ? |
| – Я здоров. Я вчера был… не очень… | – Je suis bien. Hier je ne l’étais pas… tout à fait. |
| – Слышал, слышал. Вазе досталось китайской; жаль, что меня не было! Я за делом. Во-первых, я сегодня имел удовольствие видеть Гаврилу Ардалионовича на свидании с Аглаей Ивановной, у зеленой скамейки. Подивился на то, до какой степени человеку можно иметь глупый вид. Заметил это самой Аглае Ивановне по уходе Гаврилы Ардалионовича… Вы, кажется, ничему не удивляетесь, князь, – прибавил он, недоверчиво смотря на спокойное лицо князя; – ничему не удивляться, говорят, есть признак большого ума; по-моему, это, в равной же мере, могло бы служить и признаком глупости… Я впрочем не на вас намекаю, извините… Я очень несчастлив сегодня в моих выражениях. | – Je sais, on me l’a dit. Le vase de Chine s’en est ressenti. Dommage que je n’aie pas été là ! Mais j’arrive au fait. D’abord j’ai eu aujourd’hui le plaisir de voir Gabriel Ardalionovitch venir à un rendez-vous avec Aglaé Ivanovna près du banc vert. J’ai admiré à quel point un homme peut avoir l’air sot. Je l’ai fait remarquer à Aglaé Ivanovna elle-même après le départ de Gabriel Ardalionovitch… Vous, je crois que rien ne vous étonne, prince, ajouta-t-il en regardant d’un air sceptique le placide visage de son interlocuteur ; on dit que ne s’étonner de rien est la marque d’un grand esprit : à mon avis on pourrait tout aussi bien y voir l’indice d’une profonde bêtise… Du reste ce n’est pas à vous que je pense en disant cela, excusez-moi… Je suis très malheureux aujourd’hui dans le choix de mes expressions. |
| – Я еще вчера знал, что Гаврила Ардалионович… – осекся князь, видимо смутившись, хотя Ипполит и досадовал, зачем он не удивляется. | – Je savais depuis hier que Gabriel Ardalionovitch… commença le prince qui s’arrêta court, visiblement troublé, bien qu’Hippolyte fût outré de son peu d’émoi. |
| – Знали! Вот это новость! А впрочем, пожалуй, и не рассказывайте… А свидетелем свидания сегодня не были? | – Vous le saviez ? Voilà une nouvelle ! D’ailleurs ne vous donnez pas la peine de me raconter… Et vous n’avez pas assisté aujourd’hui à l’entrevue ? ? |
| – Вы видели, что меня там не было, коли сами там были. | – Vous avez dû le constater, puisque vous-même y étiez. |
| – Ну, может, за кустом где-нибудь просидели. Впрочем, во всяком случае я рад, за вас разумеется, а то я думал уже, что Гавриле Ардалионовичу – предпочтение! | – Vous auriez pu être dissimulé derrière un buisson. Au reste je suis content, pour vous naturellement, car je vous croyais déjà supplanté par Gabriel Ardalionovitch ! |
| – Я вас прошу не говорить об этом со мной, Ипполит, и в таких выражениях. | – Je vous prie de ne pas me parler de cela, Hippolyte, surtout sur ce ton-là. |
| – Тем более, что уже все знаете. | – D’autant que vous savez déjà tout. |
| – Вы ошибаетесь. Я почти ничего не знаю, и Аглая Ивановна знает наверно, что я ничего не знаю. Я даже и про свидание это ничего ровно не знал… Вы говорите, было свидание? Ну, и хорошо, и оставим это… | – Vous vous trompez. On ne m’a presque rien appris et Aglaé Ivanovna sait à coup sûr que je ne suis au courant de rien. J’ignorais même tout de ce rendez-vous… Vous dites qu’il y a eu un rendez-vous ? Eh bien ! c’est bon, laissons cela… |
| – Да как же это, то знали, то не знали? Вы говорите: “хорошо и оставим”? Ну, нет, не будьте так доверчивы! Особенно, коли ничего не знаете. Вы и доверчивы потому, что не знаете. А знаете ли вы, какие расчеты у этих двух лиц, у братца с сестрицей? Это-то, может быть, подозреваете?.. Хорошо, хорошо, я оставлю… – прибавил он, заметив нетерпеливый жест князя: – но я пришел за собственным делом и про это хочу… объясниться. Чорт возьми, никак нельзя умереть без объяснений; ужас как я много объясняюсь. Хотите выслушать? | – Mais comment vous comprendre ? Vous dites tantôt que vous saviez, tantôt que vous ne saviez pas. Vous ajoutez : « C’est bon, laissons cela. » Ah ! mais non, ne soyez pas si confiant ! Surtout si vous ne savez rien. Et c’est justement parce que vous ne savez rien que vous êtes confiant. Or connaissez-vous les calculs de ces deux personnages, le frère et la sœur ? Peut-être vous en doutez-vous ?… C’est bien, c’est bien, n’en parlons plus, ajouta-t-il en surprenant un geste d’impatience du prince. – Je suis venu ici pour une affaire personnelle sur laquelle je veux… m’expliquer. Le diable m’emporte, on ne peut même pas mourir sans s’expliquer ! c’est effrayant ce que j’ai d’explications à donner ! Voulez-vous m’écouter ? |
| – Говорите, я слушаю. | – Parlez, je vous écoute. |
| – И однако ж я опять переменяю мнение: я все-таки начну с Ганечки. Можете себе представить, что и мне сегодня назначено было тоже придти на зеленую скамейку. Впрочем, лгать не хочу: я сам настоял на свидании, напросился, тайну открыть обещал. Не знаю, пришел ли я слишком рано (кажется, действительно, рано пришел), но только что я занял мое место, подле Аглаи Ивановны, смотрю, являются Гаврила Ардалионович и Варвара Ардалионовна, оба под ручку, точно гуляют. | – Néanmoins je change encore d’idée : je commencerai tout de même par ce qui concerne Gania. Imaginez-vous cela ? on m’avait donné aujourd’hui à moi aussi rendez-vous au banc vert ! Je ne veux d’ailleurs pas mentir : c’est moi qui avais insisté pour obtenir ce rendez-vous en promettant de révéler un secret. Je ne sais pas si je suis arrivé trop tôt (je crois en effet que j’ai devancé l’heure), mais je venais à peine de prendre place à côté d’Aglaé Ivanovna que j’ai vu apparaître Gabriel Ardalionovitch et Barbe Ardalionovna, bras dessus bras dessous comme à la promenade. |
| Кажется, оба были очень поражены, меня встретив, не того ожидали, даже сконфузились. Аглая Ивановна вспыхнула и, верьте не верьте, немножко даже потерялась, оттого ли, что я тут был, или просто увидав Гаврилу Ардалионовича, потому что уж ведь слишком хорош, но только вся вспыхнула и дело кончила в одну секунду, очень смешно: привстала, ответила на поклон Гаврилы Ардалионовича, на заигрывающую улыбку Варвары Ардалионовны и вдруг отрезала: “я только затем, чтобы вам выразить лично мое удовольствие за ваши искренние и дружелюбные чувства, и если буду в них нуждаться, то, поверьте”. | Ils ont eu l’air d’être stupéfaits et même confondus de me voir là, car ils ne s’y attendaient pas. Aglaé Ivanovna a rougi, et croyez-en ce que vous voudrez, elle a même un peu perdu contenance, soit à cause de ma présence, soit simplement en voyant Gabriel Ardalionovitch qui était vraiment trop beau. Enfin le fait est qu’elle est devenue toute rouge et qu’elle a dénoué la situation en un clin d’œil de la manière la plus comique. Elle s’est levée à demi, elle a répondu au salut de Gabriel Ardalionovitch et au sourire obséquieux de Barbe Ardalionovna, puis leur a dit sur un ton brusque et décidé : « J’ai seulement voulu vous exprimer en personne la satisfaction que m’inspirent la sincérité et la cordialité de vos sentiments ; croyez bien que, le jour où j’aurai besoin d’y faire appel, je ne manquerai pas… » |
| Тут она откланялась, и оба они ушли, – не знаю, в дураках или с торжеством; Ганечка, конечно, в дураках; он ничего не разобрал и покраснел как рак (удивительное у него иногда выражение лица!), но Варвара Ардалионовна, кажется, поняла, что надо поскорее улепетывать, и что уж и этого слишком довольно от Аглаи Ивановны, и утащила брата. Она умнее его и, я уверен, теперь торжествует. Я же приходил поговорить с Аглаей Ивановной, чтоб условиться насчет свидания с Настасьей Филипповной! | Là-dessus elle les a congédiés d’un signe de tête et ils s’en sont allés, déconfits ou triomphants, je ne saurais le dire. Pour ce qui est de Gania, aucun doute qu’il ait fait sotte contenance : il n’a rien compris et est devenu rouge comme une écrevisse (sa physionomie peut parfois prendre une expression étonnante !). Mais Barbe Ardalionovna a compris, je crois, qu’il fallait filer au plus vite et qu’on n’en pouvait demander davantage à Aglaé ; elle a entraîné son frère. Elle est plus sensée que lui et je suis convaincu que maintenant elle triomphe. Quant à moi, j’étais venu pour m’entendre avec Aglaé Ivanovna au sujet de l’entrevue projetée avec Nastasie Philippovna. |
| – С Настасьей Филипповной! – вскричал князь. | – Avec Nastasie Philippovna ! s’écria le prince. |
| – Ага! Вы, кажется, теряете хладнокровие и начинаете удивляться? Очень рад, что вы на человека хотите походить. За это я вас потешу. Вот что значит услуживать молодым и высоким душой девицам: я сегодня от нее пощечину получил! | – Eh ! eh ! il me semble que vous perdez votre flegme et que vous commencez à vous étonner ? Je suis ravi de voir que vous voulez ressembler à un homme. En retour je vais vous divertir. Voyez ce que l’on gagne à se montrer serviable envers les jeunes demoiselles d’âme noble : aujourd’hui j’ai reçu d’elle un soufflet. |
| – Нр-нравственную? – невольно как-то спросил князь. | – Au moral, s’entend ? demanda involontairement le prince. |
| – Да, не физическую. Мне кажется, ни у кого рука не подымется на такого как я; даже и женщина теперь не ударит; даже Ганечка не ударит! хоть одно время вчера я так и думал, что он на меня наскочит… Бьюсь об заклад, что знаю, о чем вы теперь думаете? Выдумаете: “положим, его не надо бить, зато задушить его можно подушкой, или мокрою тряпкою во сне, – даже должно…” У вас на лице написано, что вы это думаете, в эту самую секунду. | – Oui, pas au physique. Je crois qu’il n’y aurait pas de main pour se lever contre un homme dans mon état ; même une femme, même Gania ne me frapperait pas ! Cependant hier, il y a eu un moment où j’ai bien cru qu’il allait se jeter sur moi… Je parie que je devine votre pensée en ce moment ? Vous vous dites : « Soit, il ne faut pas le battre ; en revanche on pourrait bien, on devrait même bien l’étouffer pendant son sommeil avec un oreiller ou un linge mouillé… » Je lis en ce moment cette pensée sur votre visage. |
| – Никогда я этого не думал! – с отвращением проговорил князь. | – Jamais je n’ai eu une pareille idée ! protesta le prince avec dégoût. |
| – Не знаю, мне ночью снилось сегодня, что меня задушил мокрою тряпкой… один человек… ну, я вам скажу кто: представьте себе – Рогожин! Как вы думаете, можно задушить мокрою тряпкой человека? | – Je ne sais… cette nuit j’ai rêvé qu’un individu m’étouffait avec un linge mouillé… Allons, je vous dirai qui c’était : figurez-vous que c’était Rogojine ! Qu’en pensez-vous ? Peut-on étouffer un homme à l’aide d’un linge mouillé ? |
| – Не знаю. | – Je l’ignore… |
| – Я слышал, что можно. Хорошо, оставим. Ну, за что же я сплетник? За что она сплетником меня обругала сегодня? И заметьте себе, когда уже все до последнего словечка выслушала и даже переспросила… Но таковы женщины! Для нее же я в сношения с Рогожиным вошел, с интересным человеком, для ее же интереса ей личное свидание с Настасьей Филипповной устроил. Уж не за то ли, что я самолюбие задел, намекнув, что она “объедкам” Настасьи Филипповны обрадовалась? Да я это в ее же интересах все время ей толковал, не отпираюсь, два письма .ей написал в этом роде, и вот сегодня третье, свидание… | – J’ai entendu dire que la chose était possible. C’est bien, n’en parlons plus. Maintenant, voyons : pourquoi suis-je un cancanier ? Pourquoi m’a-t-elle aujourd’hui traité de cancanier ? Et remarquez qu’elle ne l’a fait qu’après m’avoir écouté jusqu’au dernier mot et m’avoir même questionné… Voilà bien les femmes ! C’est pour elle que je suis entré en relations avec Rogojine, personnage d’ailleurs intéressant ; pour elle que j’ai arrangé une rencontre avec Nastasie Philippovna. Peut-être l’ai-je froissée dans son amour-propre quand j’ai laissé entendre qu’elle voulait profiter des « restes » de Nastasie Philippovna ? Je ne le nie pas ; je lui ai toujours répété cela, mais je l’ai fait dans son intérêt ; je lui ai écrit deux lettres sur ce ton et je me suis exprimé de même aujourd’hui lors de notre entrevue… |
| Я ей давеча с того и начал, что это унизительно с ее стороны… Да к тому же и слово-то об “объедках” собственно не мое, а чужое; по крайней мере, у Ганечки все говорили; да она же и сама подтвердила. Ну, так за что же я у ней сплетник? Вижу, вижу: вам ужасно смешно теперь, на меня глядя, и бьюсь об заклад, что вы ко мне глупые стихи примериваете: “И, может быть, на мой закат печальный Блеснет любовь улыбкою прощальной.” Ха-ха-ха! – залился он вдруг истерическим смехом, и закашлялся. – Заметьте себе, – прохрипел он сквозь кашель, – каков Ганечка: говорит про “объедки”, а сам-то теперь чем желает воспользоваться! | Tout dernièrement encore j’ai pris sur moi de lui dire que c’était mortifiant pour elle… Au surplus, ce mot « restes » n’est pas de mon cru ; je l’ai emprunté à d’autres ; du moins tout le monde l’employait chez Gania, elle-même l’a confirmé. Alors de quel droit me traite-t-elle de cancanier ? Je vois, je vois : vous avez en ce moment une furieuse envie de rire à mes dépens et je parie que vous m’appliquez ces vers stupides : Peut-être qu’à mon triste déclin L’amour brillera d’un sourire d’adieu. Ha ! ha ! ha ! s’écria-t-il soudain dans un accès de rire convulsif suivi d’une quinte de toux. – Remarquez, ajouta-t-il d’une voix râlante, comme ce Gania est inconséquent : il parle de « restes » et lui-même, n’est-ce pas de « restes » qu’il cherche à profiter ? |
| Князь долго молчал; он был в ужасе. | Le prince resta longtemps silencieux. Il était atterré. |
| – Вы сказали про свиданье с Настасьей Филипповной? – пробормотал он наконец. | – Vous avez parlé d’une entrevue avec Nastasie Philippovna ? balbutia-t-il enfin. |
| – Э, да неужели и вправду вам неизвестно, что сегодня будет свидание Аглаи Ивановны с Настасьей Филипповной, для чего Настасья Филипповна и выписана из Петербурга нарочно, чрез Рогожина, по приглашению Аглаи Ивановны и моими стараниями, и находится теперь, вместе с Рогожиным, весьма недалеко от вас, в прежнем доме, у той госпожи, у Дарьи Алексеевны… очень двусмысленной госпожи, подруги своей, и туда-то, сегодня, в этот двусмысленный дом, и направится Аглая Ивановна для приятельского разговора с Настасьей Филипповной и для разрешения разных задач. Арифметикой заниматься хотят. Не знали? честное слово? | – Allons, se peut-il que vous ignoriez vraiment qu’il y aura aujourd’hui une entrevue entre Aglaé Ivanovna et Nastasie Philippovna ? Grâce à mes démarches, cette dernière a été invitée par l’entremise de Rogojine et sur l’initiative d’Aglaé Ivanovna à venir exprès de Pétersbourg ; elle se trouve en ce moment tout près de chez vous, en compagnie de Rogojine, dans la maison qu’elle habitait précédemment chez la même dame, Daria Aléxéïevna… une amie à elle, de réputation fort douteuse ; c’est là, dans cette maison équivoque, qu’Aglaé Ivanovna se rendra aujourd’hui pour avoir un entretien amical avec Nastasie Philippovna et résoudre divers problèmes. Elles veulent parler arithmétique. Vous ne le saviez pas ? Parole d’honneur ? |
| – Это невероятно! | – C’est invraisemblable ! |
| – Ну и хорошо, коли невероятно; впрочем, откуда же вам знать? Хотя здесь муха пролетит – и уже известно: таково местечко! Но я вас однако же предупредил, и вы можете быть мне благодарны. Ну, до свиданья – на том свете, вероятно. Да вот еще что: я хоть и подличал пред вами, потому… для чего же я стану свое терять, рассудите на милость? В вашу пользу что ли? Ведь я ей “Исповедь” мою посвятил (вы этого не знали?). Да еще как приняла-то! Хе-хе! Но уж пред нею-то я не подличал, пред ней-то уж ни в чем не виноват; она же меня осрамила и подвела… | – Tant mieux si c’est invraisemblable. Mais d’où le savez-vous ? Cependant, dans un trou comme celui où nous vivons, une mouche ne peut voler sans que tout le monde en soit informé. Enfin je vous ai prévenu et vous pouvez m’en être reconnaissant. Allons, au revoir ! dans l’autre monde probablement. Encore un mot : si j’ai agi bassement à votre égard, c’est que… je n’ai pas de raison de vous sacrifier mes intérêts. De grâce, convenez-en : pourquoi prendrais-je les vôtres ? C’est à elle que j’ai dédié ma « confession » (vous ne le saviez pas ?) Et avec quel empressement elle a accepté mon hommage ! Hé ! hé ! Mais vis-à-vis d’elle, j’ai agi sans bassesse ; je n’ai aucun tort à son endroit ; c’est elle qui m’a fait honte et mis dans une situation fausse… |
| А, впрочем, и пред вами не виноват ни в чем; если там и упоминал на счет этих “объедков” и все в этом смысле, то зато теперь вам и день, и час, и адрес свидания сообщаю, и всю эту игру открываю… с досады, разумеется, а не из великодушия. Прощайте, я болтлив как заика, или как чахоточный; смотрите же, принимайте меры и скорее, если вы только стоите названия человеческого. Свидание сегодня по вечеру, это верно. | D’ailleurs, même envers vous, je n’ai aucun tort ; si je me suis permis vis-à-vis d’elle cette allusion aux « restes » et d’autres du même genre, en revanche je vous indique le jour, l’heure et le lieu du rendez-vous, je vous dévoile le dessous des cartes… Il va de soi que je le fais par dépit et non par grandeur d’âme. Adieu, je suis bavard comme un bègue ou comme un phtisique ; ouvrez l’œil, prenez vos mesures et au plus vile, si vous êtes digne d’être appelé un homme. L’entrevue aura lieu ce soir, c’est certain. |
| Ипполит направился к двери, но князь крикнул ему, и тот остановился в дверях. | Hippolyte se dirigea vers la porte, mais, rappelé par le prince, il s’arrêta sur le seuil. |
| – Стало быть, Аглая Ивановна, по вашему, сама придет сегодня к Настасье Филипповне? – спросил князь. Красные пятна выступили на щеках и на лбу его. | – Ainsi, selon vous, Aglaé Ivanovna se rendra aujourd’hui en personne chez Nastasie Philippovna ? demanda le prince. Des taches rouges coloraient ses joues et son front. |
| – В точности не знаю, но вероятно так, – ответил Ипполит, полуоглядываясь; – да иначе, впрочем, и не может быть. Не Настасья же Филипповна к ней? Да и не у Ганечки же; у того у самого почти покойник. Генерал-то каков? | – Je ne le sais pas au juste, mais c’est probable, répondit Hippolyte en jetant un regard derrière lui. – D’ailleurs il n’en peut être autrement. Nastasie Philippovna n’ira pas chez elle, n’est-ce pas ? L’entretien ne peut pas davantage avoir lieu chez les parents de Gania, où il y a un moribond. Que dites-vous du général ? |
| – Уж по одному этому быть не может! – подхватил князь. – Как же она выйдет, если бы даже и хотела? Вы не знаете… обычаев в этом доме: она не может отлучиться одна к Настасье Филипповне; это вздор! | – Tenez, rien que pour cette raison c’est impossible ! objecta le prince. Comment sortirait-elle, à supposer qu’elle le veuille ? Vous ne connaissez pas… les habitudes de cette maison. Elle ne peut aller seule chez Nastasie Philippovna ; c’est une plaisanterie ! |
| – Вот видите, князь: никто не прыгает из окошек, а случись пожар, так, пожалуй, и первейший джентльмен и первейшая дама выпрыгнет из окошка. Коли уж придет нужда, так нечего делать, и к Настасье Филипповне наша барышня отправится. А разве их там никуда не выпускают, ваших барышень-то? | – Je vous dirai ceci, prince : personne ne saute par la fenêtre ; mais en cas d’incendie le gentleman le plus correct et la dame la plus distinguée n’hésiteront pas à le faire. Si la nécessité s’en mêle, force sera à notre demoiselle d’en passer par là et de se rendre chez Nastasie Philippovna. Mais est-ce que, chez elles, on ne les laisse aller nulle part, vos demoiselles ? |
| – Нет, я не про то… | – Non, ce n’est pas ce que je veux dire… |
| – А не про то, так ей стоит только сойти с крыльца и пойти прямо, а там хоть и не возвращаться домой. Есть случаи, что и корабли сжигать иногда можно, и домой можно даже не возвращаться; жизнь не из одних завтраков, да обедов, да князей Щ. состоит. Мне кажется, вы Аглаю Ивановну за барышню или за пансионерку какую-то принимаете; я уже про это ей говорил; она, кажется, согласилась. Ждите часов в семь или в восемь… Я бы на вашем месте послал туда посторожить, чтоб уж так ровно ту минуту улучить, когда она с крыльца сойдет. Ну, хоть Колю пошлите; он с удовольствием пошпионит, будьте уверены, для вас, то-есть… потому что все ведь это относительно… Ха-ха! | – Eh bien ! si ce n’est pas le cas, il lui suffira de descendre le perron et d’aller droit devant elle, dût-elle ne pas remettre les pieds à la maison. Il y a des circonstances où l’on brûle ses vaisseaux et où l’on s’interdit même le retour au foyer paternel ; la vie ne se compose pas seulement de déjeuners, de dîners et de princes Stch… ! Il me semble que vous prenez Aglaé Ivanovna pour une petite jeune fille ou pour une pensionnaire ; je le lui ai dit et je crois qu’elle est de mon avis. Attendez sept ou huit heures… Si j’étais à votre place, je mettrais là-bas quelqu’un en faction pour savoir à une minute près le moment où elle quittera la maison. Vous pourriez au moins envoyer Kolia ; il ferait volontiers l’espion, soyez-en convaincu, dans votre intérêt naturellement… tout cela est si relatif… Ha ! ha ! |
| < < < | > > > |
| Двуязычный текст, подготовленный Akirill.com , размещенные на сайте Akirill.com 17 июня 2022 года. Каждую из книг (на французском или русском языках) можно забрать отдельно и повторно использовать в личных и некоммерческих целях. Они свободны от авторского права. При любом совместном использовании двух книг должно быть указано их происхождение https://www.Akirill.com | Texte bilingue préparé par Akirill.com , déposé sur le site Akirill.com le 17 juin 2022. Chacun des livres (russe ou français) peut être repris séparément et réutilisé à des fins personnelles et non commerciales. Ils sont libres de droits d’auteur. Toute utilisation des deux livres côte à côte doit mentionner leur origine https://www.Akirill.com |
L’Idiot, de Fédor Dostoïevski
| If you liked this page, don’t forget to like and share. Si vous avez aimé cette page, n’oublier pas d’aimer et de partager. |
| Subscribe to not miss anything Abonnez-vous pour ne rien manquer |
| Check out our latest posts |
| Découvrez nos derniers articles |
AKirill, Learn, apprenez, translation, traduction, livres bilingues, bilingual books 